Мать. Я, сынок, рада за тебя. Дни мои долгие, а жизнь уже короткая.
Франц. Поедем, мутти. Я потерял старую Германию, кстати. Я не могу быть сторожем у трупа. Тот завод, на котором работали мы с отцом, — труп. Я хочу творить жизнь. Я хочу взмахнуть руками и почувствовать, что у меня есть крылья. Только там вырастает будущее.
Мать (подходит к окну, выглядывает). Что написать Милли? Она будет беспокоиться о тебе.
Франц. Я сам ей напишу.
Мать. Садись и пиши. Еще имеешь время. Я так обрадовалась, увидев тебя. Мне все казалось, что я услышу выстрелы у ворот. Я села за фисгармонию. Ты встретил Эльзу?
Франц. Не встретил, мутти. Что это ты выдумала? Какие выстрелы?
Мать. Избалованная девушка! Я же ей велела — не пропустить тебя. Видимо, играет где-нибудь с детыми. И она тебе ничего не сказала?
Франц. Мутти, я требую объяснений.
Мать. Разве ты ничего не знаешь? Я думала, что тебе это уже известно!
Франц. Мутти, ты меня пугаешь!
Мать. Тебе нужно будет выбежать из наших ворот и забежать в соседний двор. В нем есть сквозной выход. Я постою у окна…
Франц. Мутти!!
Мать. Я тогда была еще молодой девушкой, Франц. Как мне хотелось свергнуть кайзера. Я видела себя мученицей на эшафоте. А оберст сидел у теплого камина и не снимал шинели…
Франц (бежит в соседнюю комнату и возвращается), Мутти, у вас кто-то был?! Мои вещи разбросаны! Скорее говори мне, мутти!
Мать. Я всю жизнь мечтала, чтобы ты был революционером. Я верила, что ты пойдешь в меня, а не в отца. И вот теперь я чувствую эту боль — да, ты стал революционером. Ты знаешь, что это очень больно, — я не думала что будет так сжиматься сердце.
Франц. Я не такой революционер, как ты думаешь, мутти. Я получал комиссионные за дело, которое казалось мне честным. Прожив год в СССР и приехав сюда, я увидел, что не могу рекомендовать покупку завода. Я дал понять это. Вот и вся революционность.
Мать. Я горда, сын мой. К нам приходила полиция и искала тебя. Твоя старая, глупая мать плакала, но она была горда.
Франц. Они еще возвратятся?
Мать. Они приказали не запирать дверь и караулят на улице. Я послала Эльзу встретить тебя. Но ты сам как-то прошел. Увидеть свою старую мать…
Франц. Нужно бежать. Они могут возвратиться назад.
Мать. Соседний двор имеет два выхода. Ворота — рядом с нашими воротами. Когда тебя ожидать, Франц?
Франц (собирается), Я позвоню, если смогу. Прощай, мутти. Моя старенькая революционерка!
Мать. Иди, сынок. Я буду смотреть на тебя из окна. Помнишь, когда ты шел впервые в школу, я смотрела на тебя из окна. Тебе обязательно нужно предупредить своих товарищей?
Франц. Да, мутти. Я должен сказать им о тебе. Знаешь, не так легко вставлять себе глаза. Но меня уже не остановят выстрелы…
Мать. Иди и потихоньку пой, будто гуляешь. Хотя бы вот эту… (Напевает прежнюю мелодию.)
Франц. Поцелуи меня, мутти. Если со мной что-нибудь случится, я хотел бы, чтобы ты поехала к Милли.
Прощается. Франц выбегает. Мать подходит к окну, продолжая тихонько напевать. Останавливается и смотрит на улицу. Напряженная пауза. Далекий выкрик. Выстрел.
Мать (в зал). Вышел! Бежал! (Оживленно.) А теперь мне можно и поплакать…
Убогий танцевальный зал. Наигрывает пианино. Меланхолическая, мрачная мелодия. Не то фокстрот, не то какой-то менуэт. Танцуют пары и одиночки. Рабочая публика. Работницы фабрик, солидные рабочие, молодые парни. Танец несколько даже торжественный.
Посредине зала стоят Карл и Гвардия.
Карл (громко). Наше собрание объявляю открытым. Не шаркайте ногами, товарищи. Нужно, чтобы всем было слышно. Музыканты, не стучите так сильно по клавишам. Да, хорошо. Вы знаете, что нам не разрешено проводить собрание рабочего актива. Но они не имеют права запретить нам танцы! Кстати, мы не всегда будем плясать под их дудку. Затанцуют и они под нашу! Предоставляю слово гостю. Аплодировать не нужно.
Гвардия (растерянный). Я хотел бы говорить, стоя босиком на раскаленном металле. Мне это было бы легче, чем говорить сейчас, когда вас еще могут заставить танцевать! Товарищи, жизнь наша — с вами! Уезжая из вашей страны, я горд тем, что могу передать вам привет от пятнадцати тысяч рабочих завода имени Октябрьской революции!
Рабочий (высокий, похож на гвоздь). Нас душат, как бешеных собак. Расскажи нам, товарищ, о вашей стойкости. Мы ощущаем поддержку всемирного пролетариата. Мы не сдадимся. Мертвые — мы будем кричать из могил. Давайте танцевать, товарищи!
В зал вбегает Франц. Покачивается. Держится руками за плечо.
Танцы прекратились. Музыка продолжает играть.
Карл. Продолжайте танцы. Франц, иди сюда!
Движение возобновляется. Франц, покачиваясь, заходит в круг.
Медленно опускается на пол.
Франц. За мной гонится полиция… Я ранен… Я хотел вам сказать… Я стою между двух сил… Я еще не полностью ваш… Но буду ваш. Видите — уже сделал шаг… Болезненный шаг… Я думал, что не добегу. Ветер повалил меня на землю. Степь качается в шторме…
Карл. Продолжайте танцевать, товарищи. Полиция никогда не зайдет за раненым туда, где танцуют. Бегите за бинтами и доктором. Мы попытаемся укрыть его от полиции. Он теперь наш.
Франц. Я рад быть вашим, но мне кажется, что я сейчас стану уже ничьим… Это — намного проще, чем я думал… Если можно… я хотел бы, чтобы моя мать поехала к Милли… (Умирает.)
Гвардия (кричит). Солидарность! Интернационал! Пуанкаре — сволочь! Руби их под корень! Вставай, проклятьем заклейменный! И — все! (Взял себя в руки, остановился.)
Пауза.
Все действие идет под знаком ветра. Он ревет над степью, над строениями. Словно зверь, прижимает, раскачивает железные конструкции. Под голым небом, где стены не защищают от ветра, он клонит людей, словно парусное судно, набок. Это не покорность людей, это — соревнование с ветром.
Комната завкома. Председатель завкома нервничает.
Швыряет стулья.
Председатель завкома. Это так тебе не пройдет! Я твою кузницу и вдоль и поперек переломаю! Не известив завком! Не спросив партийное руководство! Могилу роете? Рабочий класс вас самих в могилу положит! Душегубы!
Седой (входит). Здоров, Сеня! Резец дерет?
Председатель завкома. Вот когда допекли! Охрип от ругани! Венгерша никак не может справиться со своими делами.
Седой. Когда же он будет? Долго ли еще ждать?
Председатель завкома. Никогда не будет! Вот — на мою голову, ложи ее под молот, ежели будет!
Седой. Как так не будет? Время уже. Ждать надоело.
Председатель завкома. А ты тоже ожидаешь? Ты тоже душегубства хочешь?
Седой. Что ты! Что ты! У тебя, Сеня, резец не дерет?
Председатель завкома. И ты на кузницу сдался?! И тебя уже нетерпение берет?
Седой. Берет. Скажу тебе по совести — берет.
Председатель завкома. Позор на твою голову! Пускай бы уже — не коренной рабочий! Ты же под станком и родился!
Седой. Друг он мне или нет?
Председатель завкома. Ты уже прогульщиков друзьями называешь?
Седой. Кто? Гвардия — прогульщик?
Председатель завкома. Какой Гвардия?
Седой. Тот самый, который из-за границы должен приехать.