Еще на глаза мне попалась местная гостиница: гигантский серый ящик. Увидь я такой в своем родном мире, подумал бы, что построен он в те времена, когда моим родителям было столько же лет, сколько мне сейчас. Зато название, выложенное большими неоновыми буквами прямо на крыше, было под стать уже современной мне эпохе и родному миру. «Гостиница Азор» — красиво, легко запоминается, но вот что означает, черт поймет.

И все же точной копией моей родины мир этот, дивный и новый, не был. Во-первых, бросая взгляды на проезжую часть и на обочину с припаркованными машинами, я… не находил среди них знакомых марок и логотипов. Ни одной «тойоты», «фольксвагена», или, скажем, «мерседеса»! Ну а во-вторых, за время пути я успел наткнуться взглядом на рекламный щит, встретить подобный которому в моем родном мире вряд ли бы удалось. Куда там! Я на секунду остолбенел даже!

Дело, правда, было не в самом щите. Этого-то добра сомнительной доброты хватало и у нас. Примечательным оказалось содержание, рекламой отнюдь не бывшее. «Суеверная медиакратия — выбор народа!» — красовалась на щите надпись толстыми буквами в косую оранжево-синюю полоску. А фоном для надписи служила картина семейной идиллии. Муж, жена, трое детишек разного возраста: все чистенькие, опрятные и улыбающиеся, расселись на диване перед телевизором. Последний стоял, повернутый к семейству экраном, а к стороннему наблюдателю тыльной стороной.

Лично у меня подобное зрелище вызвало ассоциацию с семейкой Симпсонов из культового мультсериала. Вспомнив сих персонажей, я ухмыльнулся. Хотя, если вдуматься, веселого здесь было мало. Следовало, скорее, посочувствовать народу этого мира, поставленному перед таким сомнительным выбором.

Да и, с другой стороны, авторы щита-плаката разместили его тоже не для веселья.

С такими мыслями я вздохнул и продолжил путь. В следующий раз остановившись перед киоском с надписью «Пресса». Как мне подумалось, лучшим способом узнать чужой мир было познакомиться с его духовной пищей. Даже такого, не самого, мягко говоря, высшего сорта. Ну так высшего и не надо. Главное, думал я, понять чем дышат местные обитатели, во всяком случае, большинство из них. Понять и проникнуться.

С такими вот мыслями я скользнул взглядом по витрине киоска с развешанными-разложенными на ней газетами и журналами. Увы, в первую очередь задержались мои глаза не на чем-то информативном, а на том, что было наиболее ярким, заметным. Конкретно — на газете «Вечерний ParnaSSe». Именно таковым, с двумя «S» и орфографии назло, оказалось ее название.

Газета принадлежала явно к подвиду «желтых» и выглядела цветастой, как костюм клоуна. Прямо под ее названием красовалась большая фотография: портрет какого-то блондинчика, выглядевшего не по-мужски жеманным и глянцевым. Лицо его показалось мне смутно знакомым еще по родному миру. Какой-то не то певец, не то телеведущий. Возможно, я бы даже вспомнил, как зовут, кабы в свое время больше смотрел телевизор.

Выражение лица у блондинчика на фотографии было одновременно удивленным, расстроенным и… без проблеска мысли. Подобные лица бывают на экзаменах у некоторых студентов. Тех, кому страстно хотелось сдать, вот только подготовиться с этой целью они как-то не догадались. Сессия же для них подкралась, как водится, незаметно.

Под стать выражению была и подпись под фотографией. «За что?» — обтекаемо… и ни дать ни взять, глас оскорбленной невинности. Только вот у черствого меня сочувствия почему-то не возникло. Как и интереса к подробностям.

С данной фотографией соседствовала другая, поменьше. Запечатлена на ней была молодая всклокоченная брюнетка, одетая, мягко говоря, слишком легко для прогулок по улицам. Брюнетка стояла, уперев руки в бока, и с лицом, прекрасным-де в гневе. А рядом располагалась надпись весьма двусмысленного содержания: «Удрал не заплатив — Аннекса в ярости!»

С досадой я отвел взгляд и от фотографии, и от дрянной газетенки вообще. Чтобы в следующую секунду натолкнуться на журнал, именуемый совсем уже недвусмысленно: «Play ГолуБой». Там еще, на обложке, шрифтом поменьше был выведен девиз, опасения, увы, только подтверждавший. «Подобное тянется к подобному».

Последним, что я приметил на витрине, стала газета «Правая Правда», выглядевшая, напротив, строго. Без единого лишнего цвета, кроме черного и белого. И имевшая забавный логотип: изображение шапки Мономаха… хм, если, конечно, память мне не изменяет. А на шапке — пятиконечная звезда, как на буденовке.

Желания и дальше знакомиться с отпрысками печатного пресса, рожденными в этом мире, не возникло. С легкой брезгливостью я отпрянул от киоска, поймав на себе разочарованный взгляд продавщицы. «Смотрел, а ничего не купил», — читался в ее глазах немой укор.

А потом меня отвлекла мелодия, незнакомая но весьма приятная. Зазвучала она внезапно и совсем рядом. Мне же понадобилось около минуты, чтобы сообразить: музыка эта по совместительству еще служит мелодией вызова на моем телефоне. Точнее, на телефоне Матвея.

Звонила блондинка Света. И едва я машинальным движением пальца дал добро на прием звонка, как на меня буквально обрушился поток претензий и упреков.

— Ну где ты пропадал? — в голосе моей собеседницы, довольно приятном, теперь звучали обида и возмущение, — соскочил среди ночи, ничего толком не объяснив. Срочно поехал к Стене…

Мне показалось или последнее слово она произнесла как-то особенно? Как имя собственное?

— …как будто это не могло подождать… хотя бы до утра? И весь день от тебя ни слуху ни духу? Неужели так трудно было позвонить? Просила ведь! Ярик, вон, волнуется…

«Ярик… сын!» — невзначай подсказал мне какой-то чудом уцелевший остаток сознания Матвея.

— …и с работы уже мне звонили, — продолжала бушевать Света, — не забыл хоть, что сегодня рабочий день?

— Нет, — только и мог ответить я, — не переживай. Я… скоро. Приеду, в общем.

На этом наша беседа оборвалась. А уже после до меня с досадой дошло, что я обещал вскорости вернуться домой… но совершенно не помню, где этот самый дом находится и как до него добраться. Или, правильнее было бы сказать, не знаю. Чужой город, чужой мир — иначе и быть не могло.

«Слушай, Матвей, — поддавшись робкой надежде, мысленно обратился я к осколку чужого сознания, однажды уже пришедшему ко мне на помощь, — не подскажешь, где ты живешь… вернее, теперь уже я?»

Увы! Личность обитателя этого мира, нагло вытесненная мною, промолчала. Даже и не думая мне помогать. А может, от нее действительно лишь какой-то осколок остался, который мало чего помнит. И значит, толку от него — чуть больше, чем ничего.

Потерпев неудачу в общении с Матвеем, я догадался пошарить по карманам. В одном из которых я в результате нашел бумажник, а в нем — паспорт. На имя Богомолова Матвея Романовича. Имелась в паспорте и графа «домашний адрес»: улица Белого Кролика, дом 11, квартира 181.

«Следуй за Белым Кроликом», — припомнил я самому себе цитату из какого-то фильма. Припомнил почему-то вслух, даром, что вполголоса. И направился к ближайшей автобусной остановке.

Там, уповая на общественный транспорт, я убил около получаса, не меньше. То есть, автобусы подходили чуть ли не через каждую минуту. Только вот к столь нужной мне улице с забавным названием ни один из них не шел. Видимо вообще в ту часть города не ходили. Сколько бы я ни всматривался в таблички с перечнем остановок да ни спрашивал кондукторов — ничего обнадеживающего не видел и в ответ не слыхал.

Когда мне надоело с тоской провожать очередной стеклянно-металлический ящик на колесах, я вспомнил о другом содержимом бумажника Матвея, помимо паспорта. О целой пачке купюр, а также о пластиковой карточке, даром, что незнакомой мне платежной системы. А вспомнив — подумал, что вполне могу позволить себе приехать домой на такси.

Собственно, такси удалось мне обнаружить за ближайшим поворотом. Новенькую, желтую и оттого похожую на золотой слиток машину с шашечками. И с небольшого роста, пожилым, но еще энергичным мужичком в качестве водителя. В ожидании клиента он как раз курил, стоя подле машины.