Самолета не было — но там, где он лежал раньше, на земле еще сохранялись глубокие рытвины. Правда, земля не была сырой; она, словно мехом, была густо покрыта травой и луговыми растениями — и не просто покрыта, это он понял, когда дохромал поближе, чтобы лучше все рассмотреть. Как будто сплошь была устлана циновками. Мертвыми прошлогодними стеблями.

Хорошо… если сейчас он был там, где надеялся быть… если он действительно попал… обратно… значит, он почему-то провалился вперед, еще дальше — а не в тот самый момент, который оставил?

И как долго все это тянулось? Год, или два?

Он присел на траву, слишком измученный, чтобы оставаться на ногах. Чувствовал он себя так, словно прошел пешком каждую секунду времени между Тогда и Сейчас.

Он все сделал, как сказал ему зеленоглазый незнакомец. Яростно, изо всех сил сконцентрировался на Долли. Но был просто не в состоянии не думать о крошечном Роджере, не было сил…

А как он мог? В картине, которая вставала у него перед глазами наиболее ярко, всегда была Долли, державшая парнишку на руках, у самой груди; это было то, что он видел постоянно.

И все равно — он это сделал. Он думал, что сделал это. Быть может…

Что же тогда могло произойти? — подумал он. Но времени, чтобы задаваться вопросами дальше, у него уже не было. Как не было времени продолжать топтаться на месте; все больше огней, подпрыгивая, приближались к нему в темноте, преследуемые грубыми криками Нортумбрии — кажется, на него продолжали охотиться — и он опять бросился к стоячим камням, и дела снова пошли из рук вон плохо, и даже хуже…

Он еще надеялся, что незнакомцы, которые спасли ему жизнь, отошли не слишком далеко.

Они пропали, сказал ему светловолосый — даже сейчас это слово пронзило его, как зазубренное стальное острие. Он сглотнул.

В голове мелькнуло, что хоть он и не там, где был тогда — но ведь он по-прежнему не знает, потерялся он сам, или нет? И где он теперь? Нет, скорее — когда?

На какое-то мгновение он остановился, и снова присел, собираясь с силами. Но уже через пару минут он услышал знакомый звук — низкое рычание двигателей, и шелест шин по асфальту.

Он сглотнул и встал, повернувшись к камням спиной, лицом к дороге.

На этот раз ему повезло — ну, хотя бы на этот… подумал он с кривой усмешкой.

Это шла колонна военного транспорта, и он лихо перемахнул через борт одного из грузовиков. Солдаты удивлялись его странному виду — он был изрядно помят, перепачкан, весь в ссадинах и синяках, и уже успел обрасти двухнедельной щетиной — но мгновенно предположили, что был он в самоволке, и теперь тайком пытается проникнуть обратно на базу. Они посмеивались, и понимающе подталкивали его локтями, но явно ему симпатизировали, и когда он признался, что сейчас без гроша, быстро пустили по кругу чью-то пилотку, и собрали денег достаточно, чтобы купить билет на поезд из Солсбери, куда направлялся их транспорт.

Он изо всех сил старался улыбаться, и поддерживать общий треп, но достаточно скоро они от него устали, и вернулись к своим разговорам, оставив его сидеть, покачиваясь на скамейке, ощущая ногами ровное гудение двигателя, в утешительном окружении товарищей.

— Эй, приятель, — сказал он небрежно молодому солдату, сидевшему рядом с ним. — Какой сейчас год?

Мальчик — ему вряд ли могло быть больше семнадцати, но Джерри почувствовал вес пяти лет разницы между ними, как будто их было все пятьдесят — посмотрел на него широко раскрытыми глазами, потом со смехом закричал:

— Что ты там пил, отец? С собою, часом, не прихватил?

Треп и шуточки вспыхнули снова, и переспрашивать он не стал.

Разве теперь это имело значение?

О путешествии из Солсбери в Лондон он не помнил почти ничего.

Люди посматривали на него с удивлением, но никто не пытался его остановить. Ему было все равно; ничто не имело значения, главное было попасть к Долли. Все остальное могло подождать.

Вид Лондона привел его в ужас. Разрушения от бомбежек были видны повсюду. Улицы были сплошь усеяны осколками стекол от витрин, уныло поблескивавших в бледных лучах солнца; другие были перекрыты шлагбаумами. Тут и там висели непреклонные черные предупреждения:

От Сант-Панкраса он шел пешком, ему просто необходимо было все это видеть; но сердце у него застряло где-то в горле, словно пытаясь его задушить, когда он увидел, что они тут натворили.

Некоторое время спустя он уже перестал различать детали, воспринимая воронки от бомб и груды обломков только как препятствия, как нечто, пытающееся остановить его на пути к дому.

Потом он добрался домой…

Щебень был уже собран вдоль улиц в кучи, но вывезти его еще не успели. Огромные почерневшие куски разбитого камня и бетона лежали, сложенные, словно погребальные пирамиды, там, где некогда стояла Терраса Монтроуз.

Вся кровь в его сердце остановилась, застыла при виде этого зрелища. Он ощупью нашел перила, и стоял, бездумно перебирая кованые железные прутья, чтобы удержать себя от падения… но это было еще не все.

Конечно, нет, холодно подсказывал ему рассудок. Все исчезло за время войны, не так ли? Расплавлено, разбито, разрушено — и сделали это самолеты. И бомбы.

Нога под ним подвернулась без предупреждения, и он упал, тяжело приземлившись на оба колена, не почувствовав ни удара, ни хрустящей боли в плохо починенной коленной чашечке — все заглушил тупой, бесцветный голос где-то внутри его головы.

Слишком поздно. Он зашел слишком далеко.

— Господин МакКензи… мистер МакКензи!

Он поморгал на какой-то размытый предмет у себя над головой, даже не понимая, что это было. Потом на него что-то навалилось, и потащило его за собой — и хотя он еще дышал, воздух проникал в грудь рывками, чужой и непривычный.

— Садитесь, мистер МакКензи, ну же…

Чей-то встревоженный голос был еще здесь, чьи-то руки — да, это были руки — рывками тянули его за плечи. Он пьяно помотал головой, крепко зажмурился, потом открыл глаза снова — и круглый предмет стал похож на узкое, как у гончей, лицо старого мистера Уордлоу, который держал магазинчик на углу.

— Ага, вот и вы.

В голосе старика послышалось участие, и морщины на его худом лице облегченно расслабились. — Не лучшее возвращение, правда?

— Я… — начал говорить он, но только слабо махнул рукой на обломки. Он даже не думал, что плачет, но лицо было совершенно мокро от слез.

Морщины на лице Уордлоу горестно задвигались, но скоро старый бакалейщик понял, что он имел в виду, и его лицо озарилось улыбкой.

— О, дорогой мой! — сказал он. — О нет! Нет, нет, нет — с ними все в порядке, сэр, вся ваша семья в порядке! Вы меня слышите? — спросил он с тревогой. — Вы можете дышать? Может, я лучше принесу вам свои соли, как вы думаете?

Джерри сделал еще несколько безуспешных попыток встать на ноги, и неизвестно, что ему больше мешало — больное колено, или путавшийся под ногами мистер Уордлоу, в тщетных попытках ему помочь — но к тому времени, как ему это удалось, он уже снова обрел дар речи.

— Где? — выдохнул он. — Где они?

— Почему-то… ваша благоверная забрала мальчика, и уехала, чтобы остаться с матерью, вскоре после того, как вы пропали. Я не помню точно, куда — она сказала… Кажется, где-то там, — мистер Уордлоу обернулся, неопределенно показав в сторону реки. — Камберуэлл, ведь это там?

— Бетнал Грин. Разум к Джерри уже вернулся, хотя он все еще чувствовал себя, будто камешек, катившийся по кругу где-то на самом краю бездонной пропасти, и никак не мог найти равновесия, и остановиться… Он попытался стряхнуть с себя пыль, но руки у него дрожали.

— Ее мать живет в Бетнал Грин. Вы уверены… вы в этом уверены, мистер?