Чудовищно высоким,
Но худым... не толще костыля,
Он носил
С иголки новый смокинг,
Под которым
Не было белья!
Что сказать! Кр-расивая фигура!
Нам теперь таких не отыскать!
Но зато его не знал я хмурым,
Он не знал, как выглядит тоска.
Смокинг был не раз перелицован, А Федот, расцветший за станком, Вместе с другом Колькой Курлецовым
Вёл вперёд ячейку и райком.
Вот друзья! Всегда ходили вместе...
Кой-когда носили мне стишки...
.................................
Пробил час. Федота из предместий
Вдаль увлёк
Войны гигантский шкив.
Те года гремели и звенели.
Помню я: среди стальных колонн
Смокинг шёл под серою шинелью
На вокзал, к теплушке, в эшелон.
Рядом с ним, весёлым, яснолицым, Провожая братьев и отцов,
Знамя нёс, оставленный в столице
Курлецов.
2
Есть у дней тяжёлая походка,
А года
Ползут исподтишка...
То, что жив обшарпанный Федотка, Я узнал случайно по стишкам
И подумал: «Вот ведь поросёнок!
Не зайдёт...»
Вдруг – настежь дверь,
И вот
Вместе с Колькой собственной персоной
Забежал хохочущий Федот.
Был Федот в ботинках... и – в калошах!..
(Видно, смокинг ветром унесло!)
- Ах, родимый! Ах ты, мой хороший! –
Понеслись потоки нежных слов.
Сел Федот и положил на столик
Трубкой свёрнутый огромнейший плакат.
- Я в селе... чайку бы выпить, что ли?
Секретарь... избач... и «адвокат»!
Я ль пишу?.. Конечно!.. И выходит!
Даже были где-то две статьи... –
Счастлив день, который к нам приводит
Тех, кто шёл с тобою по пути.
...Хохотал, показывая дёсны.
Три часа растаяли дымком.
Плыли вновь над нами те же вёсны, Клуб гудел, и заседал райком...
Позабыли мы про Курлецова,
Что сидел в углу вдали от нас.
Три часа не молвил он ни слова, Не сводя с Федота злобных глаз.
Вдруг он встал, расхлябанный, вихлястый, И сказал: — Погибло всё сполна!
Это да! Даёшь на фронт — и баста!
Золотые были времена!
Знамя нёс я... Напирал Деникин.
Умереть — и то ведь нипочём!
А теперь... (Тут головой поник он.) А теперь... ходи под нэпачом.
Дрянь дела!.. — Тут начал Колька крыть их.
(Стыли в нас от горюшка сердца.) Мол, ему
Сказал Воронский, критик:
«Надо нам «художника-спеца».
С тех времён испортилась погода.
Сам себе дороженьку размёл!
Третий год, как он ушёл с завода, Вот уж год оставил комсомол...
Что потом — не трудно догадаться.
(Эх, дела! Мне б не глядеть на вас!) Шляйся тут по тысячам редакций
Получить хоть маленький аванс.
Так он жил. Не мудрено, что вскоре, Вместе с «гениями» радости блатной, Он аванс и ломаное горе
Научился оставлять в пивной.
— ...Вот оно, что стало нынче с нами!
Жисть не жисть — паршивенькая клеть.
Взять бы нам утерянное знамя,
Я бы мог хоть с честью умереть...
.......................................
...Треснул стул под лапою Федотки.
Блюдце вдрызг — рассвирепел Федот.
Не слова — снаряды бьют из глотки!
А кулак стучит, как пулемёт.
— Жалкий трус! Растеря, не иначе!
Бросил ты наш славный трудный путь!
Видно, ты — под красным бантом кляча, Если мог
Такое сказануть.
Речь твоя вредна и безрассудна.
Хочешь плыть, — и чтобы без мелей?
Умереть? Да это, брат, не трудно.
Жить смоги! А это тяжелей.
Ты б хотел: что день — то на Варшаву?
Голодать — так чтоб не за «пустяк»?
Ты сумей в работишке шершавой
Видеть цель,
Ценить наш каждый шаг.
В комсомол! К работе! Наша сила —
В дружном стане боевых ребят... —
В этот миг со столика схватил он
Трубкой свёрнутый огромнейший плакат.
— Хочешь знамя? Вот.
А взять его сумей-ка! —
Тут плакат
Раскрыл он на столе:
Поросёнок,
вскормленный ячейкой,
должен быть
первейшим поросёнком
на селе.
3
Время шло. Из боевой винтовки
Бил Федот
Стервятников земли.
А другой –
Сам отдал жизнь верёвке...
Знать, не смог
Взять сердце из петли,
Знать, не мог в диковинном плакате
Видеть жизни радостный разлив, -
Чуять жизнь, где высталенной ратью
Бьются те, кто юным сердцем жив.
Эх, Федот, душа комсомолячья!
Расскажи, что значит не тужить!
Тот для нас под красным бантом кляча, Кто не мог
И умирать и жить.
Будет жизнь опять красноармейской, А пока... Федот! Кричи земле:
- Поросёнок,
Вскормленный ячейкой,
Должен быть
Первейшим на селе!
О шапке
Только тот наших дней не мельче, Только тот на нашем пути,
Кто умеет за каждой мелочью
Революцию мировую найти.
Кто о женщине. Кто о тряпке.
Кто о песнях прошедших дней.
Кто о чём.
А я – о шапке
Котиковой,
Моей.
Почему в ней такой я гордый?
Не глаза ведь под ней, а лучи!
Потому, что её по ордеру получил.
...................................
В девятнадцатом в Киев на отдых
Я, усталый, приехать смог,
И, покою два дня лишь отдав,
На третий – в окопы лёг.
Мы, голодные, жизнь творили!
Но знали: есть голод-волк.
В этот день мы без пуль покорили
Восставший девятый полк...
Да, о шапке...
И вот оттуда –
Я в Москву на военный сбор,
И в Цека получил, как чудо,
Ордер
«На головной убор».
Ордер этот в охапку.
В распределитель путь.
Получил я там – летом! –
Шапку
Котиковую,
Не какую-нибудь...
...............................
И теперь вот, сейчас, сегодня
Мимо салом заплывших витрин
Я шагаю, знаменем подняв
Шапку военных годин.
И теперь, что-нибудь покупая,
Выбирая ли, роясь в вещах,
Я об ордере прежнем мечтаю
И новых, идущих днях.
И, прочтя бюллетень о банкноте
Или весть о борьбе биржевой,
Я гляжу на восторженный котик
С думой грозовой:
Пусть катается кто-то на форде, Проживает в десятках квартир…
Будет день:
Мы предъявим
Ордер
Не на шапку –
На мир.
1923
Комсофлотский марш
1
Низвергнута ночь. Подымается солнце
Над морем рабочих голов.
Вперёд, краснофлотцы, вперёд, комсомольцы, На вахту грядущих веков!
Вперёд же по солнечным реям
На фабрики, шахты, суда!
По всем океанам и странам развеем
Мы алое знамя труда.
2
Мы, дети заводов и моря, упорны.
Мы волею нашей – кремни.
Не страшны нам, юным, ни бури, ни штормы, Ни трудные, страдные дни.
Вперёд же по солнечным реям
На фабрики, шахты, суда!
По всем океанам и странам развеем
Мы алое знамя труда.
3
Сгустились на западе гнёта потёмки, Рабочих сдавили кольцом.
Но грянет и там броненосец «Потёмкин», Да только с победным концом.
Вперёд же по солнечным реям
На фабрики, шахты, суда!
По всем океанам и странам развеем
Мы алое знамя труда.
4
Пусть сердится буря, пусть ветер неистов, Растёт наш рабочий прибой.
Вперёд, комсомольцы, вперёд, коммунисты, Вперёд, краснофлотцы, на бой!
Вперёд же по солнечным реям
На фабрики, шахты, суда!
По всем океанам и странам развеем
Мы алое знамя труда.
1924
Двое и смерть
Отшумела буря огневая.
Тишина прозрачна и легка.
Ранним утром вышла смерть седая
На полянку мирного леска.
Смерть устала. Смерти надоело
День и ночь размахивать косой.
На бугор костлявая присела
И умылась свежею росой.
Пели птицы. Копошились мухи.
Полз паук по шёлковой сети...
Захотелось яростной старухе
Хоть на время душу отвести.
Рядом – танков смертные останки, Ружья, трупы, касок серебро...