СТЕПАН ЩИПАЧЁВ

ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА

«Библиотечка избранной лирики»

Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1966

Scan, OCR. Spellcheck А.Бахарев

СОДЕРЖАНИЕ

От составителя. Лев Озеров

Зрение

На парткоме

Соловей

Овёс

В троллейбусе

«Лил дождь...»

«Себя не видят синие просторы...»

«Урал! Он был как начало песни...»

Нескошенная трава

«Лил дождь осенний...»

«Наверно, и вы бы приметили сразу...»

«Ой, вьюга, ой, вьюга какая...»

Прощание с зимой

«На жизнь свою я не хочу пенять...»

Потомкам

«Уже приметен радостный почин...»

Могила матери

Первые шаги

В степи

Он

«Когда накреняется купол звёздный...»

«Не оттого ли она хорошеет...»

Опять о луне

Берёзка

Незнакомая

Муж и жена

По росе

Соседка

«Тело твоё молодое, ржаное...»

«На ней простая блузка в клетку...»

«Пускай умру, пускай летят года...»

«Своей любви перебирая даты...»

«Пусть пристально глядят мужчины...»

«Как хочешь это назови...»

«Опять тревожно, больно сердцу стало...»

«Ты со мной, и каждый миг мне дорог...»

«Любовью дорожить умейте...»

«Ты порой целуешь ту, порою – эту...»

Голос

«Берут мальчишки и девчонки в руки...»

День

14 апреля 1930 года

Ладонь

Библиографическая справка

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

При имени Степана Щипачёва сразу же перед глазами возникает образ

стройного седовласого внимательного человека. Он говорит мало, негромко, редко улыбается. Но зато если скажет — всерьёз, повысит голос — справедливо, улыбнётся — от души. Он добр той добротой, «от которой пятится ложь, негодяя

бросая в дрожь». Не терпит многословия. Все написанное им, вернее то, что он

хочет видеть в читательском обращении, умещается в двух небольших томах. Что

же — мало написал? Нет, жёсток отбор.

Крестьянский сын, батрак, председатель солдатского комитета, он имел

все права воскликнуть: «Революция... а тебе восемнадцать лет! Как здорово

это, как это прекрасно!» Человека с лицом, характером, биографией Щипачёва

мог бы среди своих двенадцати красногвардейцев встретить Блок. Державный шаг

двенадцати — это государственная уверенность Щипачёва в настоящем и будущем.

Скромный и застенчивый в быту, он по жизни, идёт всегда смело и открыто.

Мечтательность не мешает ему быть бойцом.

Сейчас это кажется таким простым: стихи о природе и любви. Но в

середине тридцатых годов, когда в газетах и журналах преобладала риторика, когда нередко воспевался бетон, а не человек, Щипачёв выступил с небольшой

книжкой «Лирика». Она рассказала о глубокой жизни сердца. После длительного

поиска собственного пути, после шести книг Щипачёв, наконец, находит себя. Он

берёт в собеседники природу и возлюбленную. И говорит с ними о самом близком

и дорогом. Любовь! О ней писали в лоб, декламационно, напрягая голосовые

связки. Щипачёв написал о берёзке, которую ломает ливень, гнёт буран, но она

не сдаётся — «видать, характером прямая, кому-то третьему верна». Эта лирика

запросто открывает сердца читателей и заставляет по-новому задуматься над

вечными темами. Щипачёв отстаивает поэзию раздумий и душевной

сосредоточенности. Он борется за цельного, во всех отношениях цельного

человека, выверяет чистоту его общественных помыслов частотой жизни сердца, личной, или, как прежде говорили, частной жизнью. Щипачёву принадлежат слова:

«...кто сказал, что наша любовь должна быть мельче наших дел?»

Он видится мне на фоне берёз. Их образы и в стихах нередки — «бело от

молний, от берёз бело», и в прозе — автобиографическая повесть «Берёзовый

сок». И всегда от стихов Щипачёва ощущение нежной вязи берёзовых веток в

бездонной голубизне. Я вижу поэта — уральца по месту рождения — на фоне

берёзовых рощ и Подмосковья и Приволжья...

Мы читаем: две-три строфы, афористичность, ясность. Но так ли уж прост

Щипачёв? Нет, только с первого взгляда. В эту простоту надо углубиться. У

текста есть подтекст, как у реки глубокие течения. При первом знакомстве в

юности Щипачёв выглядит не так, как при повторном чтении в зрелые годы. Не

только поэт растёт, растут вместе с нами и его давно знакомые строки...

Это лирика с мягким знаком. Она смягчает кору человеческой чёрствости.

Щипачёв не делает театральных жестов и не взбирается на трибуну. Он садится

рядом, внимательно смотрит в глаза и говорит тихим голосом. Тихим — потому

что «кричать не надо, если даже ты с целым миром говоришь». И о чём бы ни шла

речь — о снежинке или звезде, о яблоке или земном шаре, — тихий голос

Щипачёва убеждает, ему веришь.

Лев Озеров

Зрение

Известно не только якутам,

откуда зима идёт.

В метели, в бураны укутан

Памир у звёздных ворот.

На дальней какой-то планете,

где вряд ли гадают о нас,

и там по-земному ветер

снежком обдувает наст.

Немыслимым было когда-то

увидеть незримого лик.

Ничтожней ничтожного атом

и, как мирозданье, велик.

Всё зорче становится зренье.

Когда-нибудь лягут следы

от капли на ветке сирени

до самой туманной звезды.

На парткоме

Ещё и на парткоме так

сидеть случается, друзья:

заметишь дома, сняв пиджак,

что ты прокурен до белья.

На улице весна давно,

дождём обрызгана трава,

а тут ещё зима в правах.

Но секретарь рванул окно —

и ветки бросились к рукам,

к его горячему лицу.

Гул самолётов, детский гам;

землёй пахнуло, как в лесу.

Земля от яблони бела,

и годы впереди ясны.

Решать партийные дела

нельзя, не чувствуя весны.

Соловей

М. Петровых

Где березняк рябой и редкий,

где тает дымка лозняка,

он, серенький, сидит на ветке

и держит в клюве червяка.

Но это он, простой, невзрачный,

озябший ночью от росы,

заворожит посёлок дачный

у пригородной полосы.

Овёс

От ночной росы,

от холодных звёзд

в холодном поту

проснулся овёс.

Прозрачные

утренние небеса

коснулись

шершавых бровей

овса.

Ему с кукурузой дружить

и к пшенице

белокурым чубом

клониться.

Пускай он ростом

с ними

не вровень,

он налит силой,

он дышит здоровьем.

Он ходит под ветром,

взъерошен, белес —

с глазами детскими

Геркулес.

Недаром к нему,

чтоб задор не погас,

тянется лошадка моя

Пегас.

В троллейбусе

Идёт троллейбус возле клёнов.

Льёт дождь, шумит вода везде.

К стеклу прилип листок зелёный.

Деревья топчутся в воде.

Прямой, прохожих не щадя,

дождь припустил ещё сильнее.

Всё в каплях светлого дождя,

стекло троллейбуса синеет.

И можно ль не принять участья

и ливня не желать земле!

На город, как сквозь слезы счастья

гляжу сквозь капли на стекле.

* * *

Лил дождь —

и сверкает асфальта река,

широка, глубока.

И кажутся лодками автомобили;

огни, как водоросли в глубине,

где, вспугнутые, заходили

красные рыбы на дне.

* * *

Себя не видят синие просторы,

И, в вечном холоде светлы, чисты, себя не видят снеговые горы,