Дюран пригляделся. Языки пламени поднимались за темным массивом Булонского леса.
— Испанские переселенцы захватили в Клиши несколько пустующих старых домов, — сказал Дэн. — Полиция вмешалась, но они забаррикадировались там. Вчера всю ночь стреляли, а сегодня этот квартал горит уже несколько часов. Его оцепили, но не тушат... Видно, хоть так хотят избавиться от испанцев.
«Ужасно! — подумал Дюран. — Это в Париже... Что же творится там, куда мы едем». Вслух он сказал:
— Там могут быть женщины, дети...
— Ясно, что есть, — кивнул Дэн.
— Они погибнут.
— Там остались одни мужчины, — пояснил Мартин Руа. — Час назад по телеку выступал комиссар полиции. Говорил, что женщины с детьми ушли оттуда днем по тоннелям старой канализации. Они вышли на поверхность у президентского дворца и устроили демонстрацию еще засветло. С наступлением темноты их должны взять и отправить в лагерь для беженцев.
— С испанцами сейчас больше всего хлопот, — заметил сзади Юсеф.
— Не только с испанцами, — возразил Мартин Руа. — Итальянцы ведут себя не лучше. Не надо было никого пускать к нам... Климат меняется — привыкай. Люди в Сахаре жили еще до Иисуса Христа...
— Наши с юга тоже бегут, — вздохнул Юсеф. — А куда деваться? Море поднимается, вода в нем отравлена, виноградники засыпает песком. Куда деваться?..
— Французская земля для французов, — объявил Мартин Руа. — Конечно, наших с юга надо было принять, а остальных — извините.
Дюран счел необходимым вмешаться:
— Друзья мои, — начал он, — страны Объединенной Европы уже много десятилетий назад обязались помогать друг другу. Объединение усилий еще более необходимо перед лицом постигшей человечество беды. Нынешняя трагедия коснулась всех. Сейчас главное не в том, кто мы — французы, немцы, датчане, итальянцы или даже испанцы, а в том, что все мы земляне, переживающие новый потоп...
— За грехи наших дедов, — вставил Юсеф.
— Мой дед ни в чем не виноват, — возразил Мартин Руа. — Он был простым нормандским рыбаком, ловил рыбу, пока она была у наших берегов. А когда ее не стало, он поплыл на американском траулере в Арктику и оттуда не вернулся...
— Нет, пожалуй, он тоже виноват, — заметил Юсеф. — Ты говоришь, ловил рыбу. Рыбы в морях давно нет. Ее всю выловили твой дед и другие. Значит, он тоже виноват...
— А ну, помолчите, — сурово сказал Дэн. — Дайте договорить его превосходительству.
— Я же просил не называть меня так, — нахмурился Дюран.
— Извините, мсье...
— В сущности, я сказал все, что хотел... В беде, постигшей нас, самое главное не забывать, что мы — земляне. Только вместе, сообща, сможем как-то противостоять ей... — Дюран прервался, подумав: «А что ты скажешь, если они сейчас спросят: как?»
Но они молчали, только Мартин Руа пробормотал, ни к кому не обращаясь:
— Вообще-то бесполезно, наверно... В Библии предсказано — конец света...
— В огне, — возразил Юсеф. — А теперь совсем другое... В Стамбуле, в мечети Ай-София было пророчество на камне. Все погибнут в пламени атомного взрыва... Изображение взрыва на мраморной плите и морда дьявола над ним. Камень нашли две тысячи лет назад...
— Ты был там? — спросил Дэн.
— Нет, читал...
— Это правда, — подтвердил, не оборачиваясь, секретарь Колэн. — Я был в Стамбуле и видел эти изображения. Это естественный узор на мраморных плитах. Строители их только отполировали, когда строили храм Святой Софии. Плиты найдены в VI веке. С тех пор они в облицовке колонны. Только пророчеств там два. На одной плите атомный взрыв, а на другой, напротив, гибель мира в воде — потоп...
— Ну вот, все правильно, — заметил Мартин Руа.
— А почему бы не попробовать договориться с русскими? — спросил вдруг Бланшар, который до этого не проронил ни слова.
— О чем? — поинтересовался Дэн.
— Обо всем. У них места много. Хватит для всех вместо ковчега...
— Русские предлагали помощь, — пояснил Дюран. — Европарламент будет обсуждать их предложение... Но... они... имели в виду Сибирь.
— А там китайцы близко, — скептически заметил Мартин Руа.
— Ну и что, — крикнул Юсеф, — китайцы тоже земляне...
Вокруг невесело рассмеялись.
— И у них тоже места много, — продолжал Юсеф. — Надо соглашаться на помощь русских, мсье Дюран. Скажите об этом на заседании. Скажите: так думают простые французы.
— Ты замерзнешь в Сибири, Юсеф, — неодобрительно заметил Дэн.
— Не обо мне речь... И потом, я где-то читал, что теперь в Сибири гораздо теплее. Скоро там будут выращивать ананасы и лимоны.
— Все равно их нельзя будет есть, — покачал головой Мартин Руа.
— Ученые придумают что-нибудь. Должны придумать! Зря, что ли, им дают столько денег для науки. Придумали же скафандры, в которых можно выходить на солнце.
— Лучше бы им вообще не давали денег, — жестко сказал Мартин Руа. — Не было бы ни атомных бомб, ни атомных электростанций, ни потопа... Тогда и противосолнечные скафандры не понадобились бы.
— Но тогда не было бы и того, что мы называем прогрессом, — осторожно заметил Дюран. — Ни современных средств информации и связи, ни компьютеров, ни сверхпроводимости, ни таких машин, как эта, ни городов, как Париж, ни современной медицины; не было бы вообще цивилизации. Развитие остановилось бы на уровне каменного века.
— Вы считаете, мсье, что наука пошла оттуда? — поинтересовался Дэн.
— Не буквально, конечно, но наука существует давно и от своего возникновения служит главным двигателем прогресса.
— А когда она стала ошибаться?
— Она ошибалась с момента зарождения. Метод проб и ошибок был и остается ее основным методом. Но значимость и последствия ошибок росли по мере роста возможностей самой науки.
— Значит, надо было послать всех ученых на гильотину еще во время первой французской революции, — решительно заявил Мартин Руа. — Меня, например, вполне устроила бы Франция эпохи Наполеона.
— Ты хочешь сказать, не тебя, а твоих предков — нормандских рыбаков? — усмехнулся Юсеф.
— Думаю, их тоже. Кстати, один из них был солдатом наполеоновской гвардии. Его тоже звали Мартин. Он вернулся домой капралом, но без ноги.
— Ты откуда сам?
— Я родился в Корневиле-сюр-Риль. Берег пролива тоже был там. Но вскоре моим родителям пришлось уходить оттуда. Я вырос в Париже...
«Боже мой, — подумал Дюран. — Он из Корневиля... Несколько лет назад Фиона показала мне шпиль корневильской церкви. Он торчал над поверхностью воды километрах в пяти от берега. Это было в Монфоре. Мы приехали вечером перед самым заходом солнца. Тогда еще можно было появляться при низком солнце рано утром и перед закатом... Залив был спокоен как зеркало. По долине Риля он доходил до Монфора. Нижние дома уже были покинуты, из тех, что располагались повыше, шла эвакуация. Мы долго стояли в том месте, где шоссе уходило под воду. Смотрели, как багровый диск солнца медленно тонет в Ла-Манше. Солнце садилось как раз за шпилем колокольни Корневиля. Когда оно исчезло, Фиона вдруг спросила, почему торопятся с эвакуацией, ведь городу еще ничто не угрожает, люди могли бы жить тут несколько месяцев, или год...
Я что-то сказал ей о предполагаемом быстром наступлении моря, хотя знал, что дело совсем в другом... Она вдруг заплакала и шепнула: «Это конец. Значит, и наш Курсель... Если не доживу, ты должен обещать мне». — Тогда это у нее вырвалось впервые... Я стал успокаивать ее, твердил, что Курселю ничто не угрожает, хотя уже знал — зона Оставленной земли навсегда отрежет нас от этих мест. Конечно, Фиона вскоре поняла, что я лгал. Потом мне приходилось поступать так все чаще, и она не могла не догадываться. Это ускорило трагедию...»
«Элмоб» резко затормозил. Дюран прищурился, глянул вперед. За ветровым стеклом метались пятна мутного света. В косых струях дождя невдалеке поблескивала металлическая решетка поперек шоссе.
— Контрольный пункт, — объявил Дэн, приоткрывая правую дверцу. — Граница Большого Парижа. Дайте мне ваш идентификат, мсье Робэр, и ваш тоже, мсье, — от тронул за плечо секретаря Колэна. — Тут еще все просто, — пояснил он, принимая оправленные в прозрачный пластик идентификационные карточки, — через минуту поедем. А вот дальше...
Последних слов Дюран не расслышал, потому что Дэн, выйдя из машины, захлопнул за собой дверь.
Он действительно возвратился через минуту, вернул идентификаты Дюрану и Колэну и, опустившись на свое место, коротко бросил шоферу:
— Давай.
Дюран посмотрел вперед. Решетки уже не было. Элмоб бесшумно тронулся с места и, набирая скорость, устремился в темноту. Дюран некоторое время бездумно глядел, как бежит навстречу мокрая, в выбоинах полоса автострады. Дорога была пустынна. Яркий свет фар выхватывал справа из темноты цепочку кустарников, за которой угадывалась кромка леса. Слева тоже мелькали мокрые кустарники, отделявшие полосы встречного движения. Лишь однажды там промелькнула и исчезла в темноте полицейская машина.
Проехали еще два контрольных поста. Мишель сбавил скорость. Дорога становилась все хуже. Потом впереди ярко вспыхнули два прожектора, направленные на их машину.
— Подъезжаем, — тихо сказал Дэн. — Последний контрольный пост. Тут придется всем выйти.
Дюран попытался разглядеть что-нибудь впереди, но там были только пятна ярчайшего света. Этот свет заливал теперь и салон «элмоба», и лица спутников Дюрана приобрели синеватый оттенок.
Мартин Руа выругался сквозь зубы:
— Чего они так ослепляют нас?
— Тут граница, — сурово бросил Дэн. — Там дальше Оставленная земля...
Едва подъехали, «элмоб» окружили какие-то люди в пятнистых комбинезонах с автоматами поперек груди.
— Кто это? — удивленно спросил Дюран. — Разве тут не полиция?
Дэн приоткрыл дверцу салона:
— Десантники, мсье. Я слышал, что они несли тут охрану... Некоторое время назад... Выходит, их снова вернули сюда?
— «Элмоб» министра Европарламента господина Дюрана, — пояснил он кому-то снаружи.