Осколок

Закоптил, как угольные копи,

Все угоры снежные фугас.

Через них в солдатские окопы

Пробираюсь я в который раз.

Мина разрывается. И ватой

Виснет над воронкою дымок.

Падаю. Осколок угловатый

Камушком ложится возле ног.

Не гляди, что маленький и серый,

Попадёт – ничем уж не помочь.

Только я щербатому - не верю.

Я его отшвыриваю прочь.

* * *

Атака! Горячее слово...

Недолгий налёт огневой.

Гудит металлический овод

Над самой моей головой.

Кусты запорошены густо.

Ракеты всплывает комок.

Я лезу уже через бруствер,

Как в детстве я лез за порог.

Скорее, скорее, скорее.

И жалит и колет лицо.

К чужой полускрытой траншее,

За проволок этих кольцо!

Снайпер

Был на особой у него примете

Тот незаметный холм, где враг засел.

Он на нейтральную приполз до света

И щурит глаз в оптический прицел.

Шлёт молнию разящего свинца,

Зарубки проставляет на винтовке.

И обвились вкруг головы бойца

Венком лавровым листья маскировки.

Стихи

Дождь за окном. В блиндажике пустом

Сижу, одною думой озабочен.

Вода секунды звонкие на стол

Роняет с круглых тёмных потолочин.

Неясное я что-то на стене

Настойчивым отыскиваю взглядом,

Не понимая, ритм вошёл ко мне

Иль донеслась глухая канонада.

Ещё вожу руками по листкам.

Дрова в печурке крохотной пылают.

И вот слова, те, что давно искал,

Выстукивать мне капли начинают.

Под Яунауце

Ещё минута – всех сожрёт металл.

Прижатый им, не расхрабришься шибко.

Комбат над цепью дрогнувшею встал

И осветил людей своих улыбкой.

Края траншей обвалены огнём,

На брустверах рассыпаны патроны.

В каких потом трагедиях найдём

Улыбку, что прорвала оборону!

* * *

Холмов однообразных силуэты.

Как тихо! Ни души. И ни огня.

Кривые поднимаются ракеты.

Смолкает автоматная возня.

В землянке свет зажёгся воровато.

В пути обозы встали. Не идут.

Прогорклые, сырые концентраты

Заждавшиеся лошади жуют.

Холмы, ещё означенные слепо,

Оврага навалившаяся мгла,

Ночное растревоженное небо,

Горячая прожектора игла...

Девочка

В деревеньке, каменной, убогой,

Многих взрывов жёлтые следы.

Маленькая девочка дорогу

Переходит в туфельках худых.

Неприютна рижская равнина,

Не найти укрытия на ней.

С Балтики, холодный, как резина,

Заползает ветер под шинель.

Обгоняют танки то и дело.

Ноги вязнут, грохают воза.

Почему-то очень захотелось

Заглянуть той девочке в глаза.

Варшава

Он видел всё на памятных стоянках –

И то, что в Риге выщерблен гранит,

И то, что след от гусеницы танка

Крещатик старый долго сохранит.

И, пронося винтовку на весу,

Со щёк своих, обветренных, шершавых,

Смахнул солдат украдкою слезу

На улице разрушенной Варшавы.

* * *

Поэт, поэт, весь мир перед тобою

А перед нами - лишь окопа дно,

Но, может, этой самою ценою

Найти слова редчайшие дано.

Мне видится среди полей изрытых,

Где ночи настороженно тихи,

Всю землю обошедший как спаситель -

Солдат, в окопе шепчущий стихи.

Затишье

Четыре года будто в сновиденье...

А этот день и впрямь не наяву!

К дороге выбираясь из селенья,

На мокрую бросаемся траву.

Забыто пахнет кошеною гречей.

Никак я потому и не усну.

Забравшийся в укрытие кузнечик

Сверлит уже лесную тишину.

Движение, неслышное вначале.

Горят на солнце капельки смолы...

И мы теперь лишь только замечаем,

Как хороши сосновые стволы!

* * *

Ещё гудит за Одером равнина.

И армий новых движется стена.

С помятыми кварталами Берлина

Подклеивает карту лейтенант.

Двухвёрстки, побелевшие в планшете,

Запечатлели все его бои.

Не циркулем он мерил вёрсты эти,

А на своих, на собственных двоих.

Пыль долгая осела у обочин.

Горячие запомнятся места.

Он на высоты вырвался. И к ночи

Вступил в квадрат берлинского листа.

30 апреля 1945 года

Провал окна. Легла на мостовую

Тень, что копилась долго во дворе.

Поставлены орудья напрямую,

И вздрагивает дом на пустыре...

Завален плац обломками и шлаком,

Повисли разных проводов концы.

На этот раз в последнюю атаку

Из тёмных окон прыгают бойцы.

Бранденбургские ворота

Не гремит колесница войны.

Что же вы не ушли от погони,

Наверху бранденбургской стены

Боевые немецкие кони?

Вот и арка. Проходим под ней,

Суд свершив справедливый и строгий.

У надменных державных коней

Перебиты железные ноги.

Эпилог

Курганы щебня, горы кирпича.

Архивов важных драная бумага.

Горит пятно простого кумача

Над обнажённым куполом рейхстага.

В пыли дорог и золоте наград,

Мы у своей расхаживаем цели.

Фамилиями нашими пестрят

Продымленные стены цитадели.

А первый, флагом осенённый тем,

Решил остаться неизвестным свету,

Как мужество, что мы явили всем,

Ему ещё названья тоже нету.

* * *

На сером фоне разрушений,

Где и бурьян давно не рос,

Нарядным розовым цветеньем

Внезапно вспыхнул абрикос.

Вокруг ещё развалин груды,

Но, в цепкой проволоке весь,

Тот абрикос возник как чудо.

А мы твердим, что нет чудес!

На пашне

Солнца взглядом любовным большая земля разогрета,

Дней теплее в апреле не знали ещё старики.

Борозду к борозде прирезают плуги до рассвета.

Двух обугленных танков угрюмо стоят костяки.

На парующей ниве бескрайнего берега пёстрого

Не уснут до зари беспокойные люди земли,

Чтобы танков сожжённых чужие нелепые остовы