НИКОЛАЙ УШАКОВ
ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА
«Библиотечка избранной лирики»
Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1964
Scan, OCR. Spellcheck А.Бахарев
СОДЕРЖАНИЕ
От составителя
Есть такая сторона...
Ночь на 25-е
16 часов 27 января 1924 года
Три ландштурмиста
Стойкий солдат
Ты входишь в сад
Московская транжирочка
Вино
Мастерство
Харьков
С новосельем!
В газетном комбинате
Книги Н.Н. Ушакова
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Первая книжка стихотворений Николая Ушакова «Весна Республики» вышла в
1927 году в издательстве «Молодая гвардия». Кратенькое предисловие к ней
написал Николай Асеев, крупный мастер, друг Маяковского. Асеев говорил: «Я
люблю стихи Ник. Ушакова, потому что они — движение живой и поющей, победоносной и торжествующей человеческой мысли. Я вдвойне люблю их ещё и
потому, что этот настоящий поэт ведёт и продолжает дело живой, революционной
поэзии».
Эти слова точно выражали не только мнение одного Асеева, а и отношение
к сильному таланту Ушакова поэтов, критиков, читателей.
Очевидно, автор не включил в книгу ученических стихотворений, почти
неизбежных для каждого поэта. Поэтому его первая книга сразу же сделала
известным это имя — Николай Ушаков. Замечательно, что, перечитывая первый
сборник Ушакова сейчас, много лет спустя, не находишь там ни одного слабого
стихотворения, ни одной неверной строки.
Поэт пишет крайне сжато и выразительно. Стихотворения его полны чувств
и мыслей. Все его книги читаешь не отрываясь, испытывая благодарность и
уважение.
Может быть, это выражение и покажется тривиальным, но нельзя не
сказать, что, перешагнув шестой десяток, Николай Николаевич сохранил
подлинное юношеское, живое, оптимистическое восприятие нашей
действительности.
Мы уверены, что этот сборничек, в который вошли стихотворения разных
лет, обогатит молодого читателя и послужит хорошим примером взыскательного
труда начинающим поэтам.
Ярослав Смеляков
Есть такая сторона...
1
Есть такая сторона —
русская поэзия:
дорогие имена,
редкая профессия.
Искры огонёк живой —
дар так называемый,—
вот и бродит сам не свой
автор уважаемый.
2
Пушкин, Маяковский, Блок,
Лермонтов с Некрасовым.
Раздувай свой уголек,
намечай, набрасывай!
Вот она, родная речь, —
звуков равновесие.
Как тебя нам не беречь,
русская поэзия?!
3
Чёрный глаз, крутая бровь...
Слюбится да стерпится...
Что же ты, моя любовь,
отложила зеркальце?
На семи пуховиках,
будто на железе ей...
Разгони позор и страх,
русская поэзия!
4
Каземат да равелин.
Что же вы, молоденький
благородный господин,
Собрались в колодники?
Но грозит сквозь снегосей
миру мракобесия
рвущий цепи Енисей —
русская поэзия.
5
Громоздит, ломает лёд
на волне взлетающей.
Ленин берегом идёт,
с Лениным товарищи,—
дорогие имена,
славная профессия,
поднятая целина —
всей земли поэзия.
Ночь на 25-е
Дождь дымился в эту ночь
пересевом пыли.
Толкачи скользили прочь,
путались
и выли.
А депо кипело.
Там
в паровозном зале
растревоженным цехам
ружья раздавали.
Шли цеха за счастье в бой,
разливаясь наспех,
как прорвавшийся прибой,
захлестнувший насыпь.
И над миром грянул гром...
К утру подморозило,
небо глянуло серо,
как стальное озеро.
Утром шли на тихий Дон
папахи лохматые.
Выпал снег,
и таял он.
Было 25-е.
1925
16 часов 21 января 1924 года
В тот скорбный час
единой волей,
что от ремня текла к ремню,
вдруг захлестнуло
на контроле
стеснённых стрелок беготню.
И лязг,
и грохоты,
и свисты,
и стон колёс,
и звон зубил
какой-то вихрь
на целых триста
больших секунд
остановил.
Турбины,
доменные печи
и паровозы,
как в строю,
смахнули
лапой человечьей
слезу
гремучую свою.
По этим швам,
по этим скрепам,
как бы над вольтовой дугой,
дышали ветры,
но не крепом,
а чёрной
угольной
пургой.
И, громыхая,
как по жести,
по воздуху
и проводам,
отстукивали
пульс известий
и станции
и города.
И всё,
что стало,
всё,
что стыло
среди станков,
среди снегов,
свой голос присоединило
к мильонам
скорбных голосов.
1924
Три ландштурмиста
Вдоль рудничных ям,
вдоль кремнистой
и красной бакальской* земли
в Германию три ландштурмиста
из русского плена брели.
И первый сказал:
— Я доволен —
осадную ночь напролёт
старуха моя
в мюзик-холле
на проволоке поёт.
Другой говорит:
— Слишком поздно
идём мы в родную страну:
отобраны
Эльзас
и Познань,
и сам император
в плену.
И кухня прогрохотала,
завыл кашевар
и замолк.
На смутных каменьях Урала
пирует
повстанческий полк.
Он парит кору на рассвете,
сосёт одуванчиков мёд.
С друзьями прощается третий
* Бакальские рудники на Урале.
и к партизанам идёт.
1929
Стойкий солдат
Почему-то, отчего-то
Он остался невредим.
Полтораста самолётов
бомбы
сбросили над ним.
А он спал под гром и грохот,
был и весел и здоров
от шрапнельного гороха,
от вороньих потрохов.
Азиатская холера
разгружала фронт
и тыл,
а он пил из лужи серой
и водой доволен был.
Ливни отшумели рано, —
Лёд свистел над головой, —
он гулял в фуражке рваной,
словно в шапке меховой.
Царь не удержал престола,
сапоги разбились в прах,
а он шёл, вдвойне весёлый,
в интендантских лапотках.
Ни шестнадцатидюймовым,
ни жандармам полевым
он не поддавался —
словом,
жил красивым и рябым.
Только баба голосиста —
сладкоглаза
и бела —
встретила
того артиста
и вкруг пальца
обвела.
1936
Ты входишь в сад
Ты входишь в сад —
у сторожа спроси,
зачем как бы нечаянно сложили
разбитый винт,
разбитое шасси
на этой тихой и простой могиле.
Дощечка с надписью — сверкает
медь.
Но разве не видать тебе, прохожий?
Здесь
даже куст желает улететь,
листами машет
и лететь не может.
Здесь лётчик похоронен.
Он умел
узнать просторы ястребиной воли.
Над белыми штабами он летел,
и бомбы вздрагивали на гондоле.
И, перегнувшись за высокий край,
он наблюдал,
как вдалеке пылали,
занятнее, чем дровяной сарай,
товарные составы на вокзале.
И лётчик гнал домой,
но аппарат
вдруг разучился облаками реять.
И лётчик гнал домой,
и был он рад,
что падает за наши батареи.
А ты пришёл сюда —
среди аллей
остановись,
прохожий торопливый,
подумай о полёте голубей
и о земле —
упрямой и ревнивой.
1925
Московская транжирочка
1
Зима любви на выручку —
рысак косит,
и ах —
московская транжирочка
на лёгких голубках