Во время одной из наших стоянок ко мне подошел Жак.
— Я должен проститься с вами, дорогой друг, — сказал он мне. — Моя мечта — найти золото древних инков — не осуществилась, и я решил повернуть в другую сторону.
— Мне очень жаль, Жак, что вы покидаете меня, — ответил я. — Ведь несколько лет мы делили с вами и горе и радость. Но я не хочу уговаривать вас против вашей воли сопровождать меня в моих поисках неизвестных стран. Кто знает, что готовит мне будущее. Куда же вы идете и с кем?
— Я иду с Эдвардсом. Мы решили не останавливаться в Барранке, а направить путь в Манаос. Завтра, чуть свет мы выступаем. Прощайте же, дорогой друг, и знайте, что вы всегда останетесь жить в моем сердце!
Я крепко обнял Жака.
Итак, мы остались вдвоем, — я и Морзе. Наше путешествие продолжалось с небольшими перерывами для отдыха.
Вскоре у нас стало сказываться сильное физическое утомление. Около шести лет мы провели в лесах и болотах Амазонки. И вот небольшие переходы уже утомляли нас. Нестерпимо мучили мухи. Нам предстояло три утомительных месяца работы, чтобы достигнуть верхней Кангайми. Нам не встретилось ничего особенного на этом участке Марасион. Лишь однажды мы увидели разбросанные кости воинов хуамбисас, раненых при нападении на Барранку и умерших при отступлении.
Мы продвигались вверх по Мороне. Каждый из нас старался скрыть крайнюю степень своего утомления. Мы плыли около берега, как вдруг произошла встреча, которая останется самой замечательной в моей жизни.
Случайно мы взглянули на середину реки и в изумлении не могли произнести ни слова. Юная индеанка подплывала к небольшому острову на средине реки, менее чем в 100 м от нас. Она, видимо, заметила нашу лодку и поспешила взобраться на остров. Оттуда она стала спокойно рассматривать нас.
Мы медленно подплыли к острову. Индеанка стояла, как воплощенное спокойствие, одинокая, без страха не только перед нами, но и перед всем, что скрывалось в лесу.
У меня мелькнула мысль: «В этой пустынной местности она не может быть одна. Где-нибудь скрывается засада. Как бы из-за чащи леса не полетели в нас отравленные стрелы».
Я сказал об этом Морзе.
Мы продолжали грести, зорко всматриваясь в маленький остров. Юная индеанка не пошевелила ни одним мускулом, пока мы не приблизились на 20 м. Тогда она спросила на языке кетшуа.
— Откуда вы едете и куда?
— Мы из Барранки и едем на Гангайми. — ответили мы.
Между тем наш челнок пристал к берегу. Мы осторожно высадились на выступ острова и спросили:
— Как велик твой отряд, и к какому племени ты принадлежишь?
— Я одна, как вы видите, — ответила девушка.
Ответ поразил нас. Редко можно было услышать истину от иифарос. Но в звуке голоса этой девушки и в ее прямом бесстрашном взгляде было что-то, что внушало доверие. И мы оставили мысль о засаде.
Бригиния, так звали ее, была на редкость интеллигентная индеанка. Она имела гораздо более привлекательную внешность, чем большинство ее товарок. В ее осанке было что-то повелительное. Ей было всего около 18 лет. Бригиния была высока ростом, стройна и сильна, с маленькими руками и ногами. Ее густые черные волосы спускались до колен. Ее зубы были выкрашены в черный цвет, но не заострены. Кожа ее была коричнево-желтая, лицо сохраняло черты монгольского типа.
В этот день Бригиния была, очевидно, голодна и утомлена. По ее похудевшей фигуре видно было, что она потеряла по меньшей мере двенадцать кило против нормального веса. Она выглядела совершенно обессилившей. Первое, что мы сделали, мы предложили ей пищи, которую она с жадностью проглотила. Немного погодя, она рассказала нам свою потрясающую историю.
— Я пришла к племени цапарос и поселилась среди них на берегу Мороны. Но здесь меня постигла беда. Я была взята в плен хуамбисас во время их нападения. Меня потащили на Сантъяго, и я должна была сделаться женой одного воина. Я подчинилась, сознавая, что сопротивление стоило бы мне жизни. Подобно другим, я делала вид, что примирилась со своей судьбой. Между тем я только ждала случая к бегству и через несколько месяцев такой случай представился. Я исчезла с реки Сантъяго и скрылась в неизмеримых лесах, избрав путь, который вел к смерти или свободе. Я шла, следуя одному инстинкту, не имея ни пищи, ни одежды. Несколько недель я жила как травленный зверь: мне угрожала смертью природа, мне угрожала смерть от искавших меня людей, если бы я попалась им в руки.
Днем я скрывалась от острых глаз и тонкого слуха своих соотечественников, а ночью плыла на дереве или на сучьях, связанных лианами, пока, наконец, не оказалась далеко от страны хуамбисас.
Я шла дальше и дальше, пробираясь через лес, утопая в болотах, переплывая реки. Я ползала по земле и лазила по деревьям, собирая все, что могли дать лес и река. Моей пищей служили яйца черепах и птиц, лягушки, улитки, черви и дикие овощи.
Бригиния окончила свою историю. Она сидела на корме нашего челнока и с удовольствием ела бананы. Со свойственной ей простотой она прибавила:
— И вот так произошло, что мы сегодня встретились.
Мы рассказали ей о нашей экспедиции, и как мы могли бы оказать друг другу помощь.
— Раз ты хочешь двигаться по Мороне до того места, где находятся поселения цапарос, то можешь присоединиться к нам, так как мы идем по тому же направлению, — сказал я Бригинии. — Мы будем твоими защитниками, а ты, прекрасно зная лес, можешь оказать нам немалую услугу в дороге.
Бригиния согласилась присоединиться к нам, и мы все трое сели в лодку и отчалили.
Бригиния знала все местные языки сверх кетшуа, на котором объяснялась с нами. Она часто сменяла нас на веслах и давала нам отдых. Наши припасы быстро подходили к концу, и нам необходимо было пополнять их охотой. И в этом Бригиния была для нас ценной помощницей. Она удивительно ловко выслеживала и выгоняла дичь. Когда она сидела на корме и правила рулем, ничто не ускользало от ее острого слуха и глаза. Показывались обезьяны, и она тотчас же направляла лодку к берегу. Я бросался в чащу леса и подстреливал сколько мог, пока остальные не разбегались. Я садился и ждал, пока Бригиния не подберет всех подстреленных животных и не найдет меня. Она вскоре появлялась с висевшими через плечо обезьянами. Она так легко находила меня, как-будто я отмечал свою дорогу махете. Раньше я с большими трудностями получал одну-две обезьяны, теперь же я мог стрелять их сколько хотел. Когда Бригиния находила меня, она требовала, чтобы я сам нашел обратный путь к лодке. Но целые годы, проведенные мною в лесу, не научили меня отыскивать не отмеченную знаками дорогу. Я начинал безнадежно блуждать, а Бригиния разражалась смехом при виде этой жалкой картины.
Вернувшись на лодку, она опять надевала мужскую рубашку, которую мы ей дали. Она продевала ноги в рукава и завязывала рубашку около пояса. Затем она садилась на корму и правила, пока не наступало время для остановки.
Однажды мы услыхали недалеко от берега крик маквисапас (одна из породы обезьян), но ничто не могло убедить Бригинию идти в лес.
— Здесь недалеко ягуар, — сказала она. — Об этом мне говорят обезьяны.
Я причалил к берегу. Прежде, чем я приблизился к обезьянам на ружейный выстрел, я увидел ягуара и застрелил его. Тогда ко мне подошла Бригиния, схватила мой махете и вырезала зверю сердце и коренные зубы. Она поджарила сердце, часть его съела сама, а другую отдала мне, уверяя, что я буду храбрее, если проглочу поданный кусок. Зубы она оставила себе, так как они высоко ценятся индейцами, как память об охоте.
Когда мы в конце дня разводили огонь и устраивали шалаши, Бригиния отыскивала около лагеря следы дичи, яйца черепах, и всегда приносила что-нибудь интересное.
Серебристая цапля в гнезде.
Однажды она принесла дюжину картофелин. Они были очень похожи по виду и по вкусу на наши культурные сорта. В лесах они вырастают на корнях одной длинной и стройной лианы. Возможно, что эти клубни были перенесены инками в высоколежащие страны. Там их разводили, улучшали, а затем перевезли через Атлантический океан. В Европе картофель сделался весьма распространенной пищей бедного населения.
Мы ложились под нашей крышей, смотрели на звезды и прислушивались к голосам леса. Индеанка учила нас понимать их истинное значение. Ее знания о лесе были неисчерпаемы. Она говорила нам, какое именно четвероногое или птица издавало крик и почему, чем оно питается и как находит свою добычу или свой корм, — словом, множество знаний, которые остаются тайной для всех, кроме этих детей лесной глуши.
Однажды у Морзе разболелась нога. Она вся покрылась нарывами и настолько опухла, что он уже не мог на ней стоять. Нарывы превратились в глубокие раны, куда можно было засунуть спичку. Казалось, что опасное воспаление уже началось. Мы высадились на берег, чтобы помочь ему. Я обдумывал, что можно было предпринять, чтобы спасти ему жизнь.
— По-моему остается только одно, отнять ногу, — сказал я.
Но тут вмешалась Бригиния. Она начала прикладывать к ноге какие-то листья, происхождение которых я не знал. Через неделю нога пришла почти в нормальное состояние. Вскоре болезнь прошла совсем. В лесах Амазонки скрывается много целебных средств, о которых мы совершенно не знаем.
Наконец, мы достигли устья Сикуана.
— Здесь я должна распрощаться с вами, — сказала Бригиния. — Отсюда я начну поиски своих прежних друзей из племени цапарос.
— Если ты хочешь двинуться в путь, Бригиния, — ответил я ей, — то вот возьми эти спички, махете, револьвер и небольшой котелок. Эти вещи пригодятся тебе в дороге.
Бригиния завернула все наши подарки в рубашку, затем она вырезала полоску коры и подвязала ею узел на своем лбу. Так стояла она, готовая к походу, с махете в руке. Она стояла и смотрела на наш отъезд.
Когда мы достигли первого поворота реки и оглянулись, Бригиния все еще стояла, подняв руку в знак прощания. Она походила на бронзовую статую.