Нам не в новинку голодные зимы,

Мёрзлой картошкою брюхо набито.

К мельнику, еле дождавшись, везли мы

Новое жито,

Новое жито.

Я на мешках восседаю, бывало,

Слышу – вода запевает задорно,

С гулом, походим на эхо обвала,

Крутится жёрнов,

Крутится жёрнов.

Очередь спит на траве, на телегах.

Мельница, словно старуха седая,

Мелко трясётся, как в стужу, под снегом.

Пыль оседает,

Пыль оседает.

Мельник выходит, окутанный пылью,

Словно из сказки некое чудо.

...Старую мельницу, давние были

Не позабуду,

Не позабуду.

Где бы я ни был – на море, на суше, -

Только заслышу рокот моторный,

Звуки родные тревожат мне душу –

Крутится жёрнов,

Крутится жёрнов.

Нью-Йорк,

1959

ТРОПИНКА В ОСТЭР-БЕЕ1

Я всю Америку узнать,

Конечно, не успею.

Но вот земли заморской пядь –

Тропинка в Остэр-Бее.

Я, с ней сдружившись, отдыхал

От всех нью-йоркских шумов,

По ней немало прошагал,

О многом передумал.

Бродил я утренней порой

Извилистой тропою.

Шептались клёны надо мной,

И колыхалась хвоя.

Я радовался тишине,

Мечтая, вспоминая.

И виделась обычно мне

Тропиночка иная.

Любых дорог она длинней,

Шоссе зеркальных шире.

Далёкая – она родней

Всех прочих стёжек в мире.

Гудит над ней дремучий бор,

Хлопочет крона дуба.

Она петляет средь озёр

В краю, где всё мне любо.

Кружит среди замшелых пней,

Меж тростниками вьётся

В той местности, что с давних дней

Ушаччиной зовётся.

Она мне чудится опять.

Давно всё это было.

По ней впервые в жизни мать

Гулять меня водила.

Мой мир был мал... По ней дошли

Мы только до колодца.

Не знал я, что вокруг земли

Та тропка обернётся.

Остэр-Бей под Нью-Йорком,

1959

1 Остэр-Бей – дача советской колонии в Нью-Йорке. (Прим. автора.) АЛЕКСАНДРИНА

Не позабыть мне песню далёкой той весны:

«На Муромской дороге стояли три сосны...»

Бродили мы и пели, и с песней ты цвела, Александрина, помнишь, какая ты была!

Любил тебя тогда я, зачем теперь таить?

И ни с одним цветком я не мог тебя сравнить.

Взять василёк, но краска всего-то в нём одна, Взять лилию, но эта уж очень холодна.

Взять колокольчик, может... Да всех ты краше их!..

Такой ты мне казалась в семнадцать лет моих.

Летело время, мчалось, мне навевая сны, Как где-то на дороге стояли три сосны.

Пошли весна и лето. Зима над головой...

Александрина, где ты, подай мне голос свой!

1962

* * *

Казался веком день весенний.

Я ждал свидания с тобой.

С трудом дождался. От волненья

Молчал сначала, как немой.

Всё это просто в сказках, в песнях.

Мне смелости не занимать,

Но легче гору сдвинуть с места,

Чем о любви своей сказать.

Тот вешний день давно промчался.

Зима. Но где же твой ответ?

Уже сигнал вернулся с Марса,

А от тебя ни слова нет...

1962

* * *

Чуть угловата, острогруда,

Она сейчас на рубеже:

Ещё не девушка покуда,

Но и не девочка уже.

С людьми стеснительна порою,

А голос ломок и высок.

И сердце хрупкое такое,

Как первый осенью ледок.

1962

* * *

Я знаю: красоту любимой

Стереть пытаются года.

Но ты пригожа, как рябина,

Весною, осенью – всегда

Я помню белизну цветенья,

Твой молодой весенний дар.

Но и румянец твой осенний

По-прежнему бросает в жар.

1962

* * *

Сентябрь засыпал все тропинки

Листвою жёлтой, как всегда,

И тоненькие паутинки

Развесил, словно провода.

Ты тоже провожаешь лето,

И где-то в стороне иной

Такой же тоненький, как этот,

Мерцает провод над тобой.

Ах, если б нас без промедленья

Соединила эта нить

И мы по проводам осенним

Смогли с тобой поговорить!

1962

* * *

Пылают клёны у дорог,

Все кроны в шелесте и звоне.

В прожилках вырезной листок,

Он схож с рабочею ладонью.

А я руками с детских лет

Свой хлеб насущный добываю.

Так листья добывают свет,

Лучи в ладонях собирая.

Стою, в раздумья погружён,

Под ярким вихрем листопада.

Хлопочет многорукий клён –

Ведь сколько солнца листьям надо!

1962

СЛАВА

Не торопи до срока славу.

Она внезапно – ей видней –

Сама является по праву

К тем, кто не думает о ней.

Лишь на работу трать усилья.

А слава все тебе воздаст.

Но знай: она для умных – крылья,

Для глупых – гибельный балласт.

Не путай с подлинным признаньем

Шумок скандала, гул молвы.

Недолго держится сиянье

Вокруг тщеславной головы.

Признанью золота не надо,

Ему враждебен фимиам.

Оно не в праздничных нарядах,

А в будничных приходит к нам.

Но славы истинной рожденье

Преображает всё вокруг.

Её живое отраженье

В глазах друзей, в пожатьях рук.

1964

* * *

Я много знал самовлюблённых

И видел их печальный крах.

Когда ты вверх идёшь по склону,

Опору находи в друзьях.

А подойдя к вершине славы,

На них, надёжных, оглянись.

Коль что не так, друзья по праву

Тебе сойти помогут вниз.

1964

ПИСЬМА

К таёжным чащам, горным высям

Со всех концов во все концы

Летят по свету стаи писем,

Как быстрокрылые гонцы.

Чтоб к адресату достучаться,

Чтоб вовремя явиться к нам,

Они на самолёте мчатся,

Бегут по рельсам, по волнам.

И тот поток неиссякаем

В ненастье, в солнечные дни.

Мы, ожидая их, гадаем:

А что нам принесут они?

Когда мы ждём вестей счастливых,

Нам кажется, что он ползёт

Улиткою неторопливой,

Несущий почту самолёт.

А коль посланья попадутся

Без искренности, без души,

Пускай хоть на волах плетутся,

Ты получить их не спеши.

Но письма есть чернее мрака,

В них – кривда, зависть, злобный взгляд.

Такие поручить бы раку,

Чтоб с ними пятиться назад.

1960

* * *

Люблю я солнышко в зените

И сумрак ночи грозовой.

Дождя связующие нити

Сближают облако с травой.

Защита будущему хлебу –

Снежинки подают во мгле.

Мы издавна стремимся к небу,

А небо тянется к земле.

1965

* * *

В стихах воспето всё на свете,

В них всё описано подряд:

И дождь, и радуга, и ветер,

И снег, и град, и листопад.

И ровной строчкою и рваной

Давно рассказано о том,

Как дождь, негаданно нагрянув,

Прошёл по травам босиком.

Не раз описан бор сосновый...

Но для чего ж тогда опять

Я за перо берусь? Чтоб снова

О том же самом написать?

Хоть ливень длился целый вечер,

А ветер ночью был и днём,

Пишу о сердце человечьем.

Гляжу – и дна не вижу в нём.

1963

ЗИМНЕЕ

Люблю въезжать на санках в зиму.

Из-под копыт – огонь и снег.

Уж коль зима тебя обнимет,

Её объятья жарче всех.

Летим. За лесом за высоким

Мерцает месяца фонарь,

И стужа нас целует в щёки,

И в жар бросает нас январь.

Пар над конями, словно дым.

Полозья, врезав след широкий,

Вписали в снег такие строки,

Что, право, хоть завидуй им.

1960

* * *

Ещё я крепок и подвижен,

Ещё гожусь для трудных дел.

Но в зеркале себя увижу

И сразу сникну – постарел.

Потом утешусь: - Ты ж мужчина.