Ах да, Азимут.

Дело в том, что в Азимуте никто не видел маяка. В нем видели буксир, который толкает перед собой баржу мира. Он говорил – идите ко мне. А все отвечали – ну ты подтолкни, а мы, так и быть, не окажем сопротивления. А теперь… мир так и дрейфует по течению, а буксир давным-давно выкинуло на мраморную набережную. Может быть, он и смог на какое-то время придать барже правильное направление, не знаю… Течение по-любому оказалось мощнее.

Вера умирает, когда люди начинают забывать ее атрибуты. Это нам только кажется, что мы верим в Бога, а не в золотого тельца, но все эти церкви, мечети, иконы, кресты, полумесяцы – это же атрибутика, которая как бы обозначает то, чего увидеть, потрогать, надкусить нельзя... Символы. И чем больше церквей, чем чаще проповеди и громче колокола, тем мощнее вера. А по-другому никак, люди сейчас очень занятые, у них горы забот, так что если в их ежедневнике не отмечено, что с 18:00 до 21:00 они должны немножко поверить в Бога, они тупо об этом забудут. "Что у меня сегодня на вечер? Вера в Бога? Не успеваю, перенесите на завтра..." Если убрать атрибутику, люди перестанут верить в этого Бога и переметнутся к другому. Потому что не верить вроде как не получается, но и верить хочется поудобнее, так, чтобы не искать Бога, что бы он сам все находил, авторизовывался, инсталлировался, обладал доступным мануалом и был при этом представлен максимально наглядно: на рекламных плакатах, в ежедневниках, на купюрах. Это как шоу-бизнес. Это и есть шоу-бизнес. Борьба за верхушку хит-парадов. Вера как товар: чем доступнее и проще в покупке и управлении, тем популярнее у массового потребителя. "Але, это интернет-церковь? А есть в наличии вера? А почем? А с доставочкой намного дороже? Спасибо за информацию..." ИLetmypeoplegoв режиме ожидания. А убери все это – и масса отвернется, останутся только Апостолы... Те, кто верит не из-за доступности и не за наличие атрибутики, а потому что не могут не верить. Но Апостолы, они всего лишь носители, они – верующие-самцы, передатчики информации, они крутые, но в их существовании нет смысла без приемников, без обывателей-самок, которых следует оплодотворить верой.

Боюсь, что у Азимута остались только передатчики. Массы больше не хотят верить в него, это слишком сложно, есть варианты доступнее и дешевле.

Что касается меня... Все было как-то изначально предопределено. Я помнил, что Азимут когда-то был редчайшим мудаком, и не верил, что люди могут меняться, по крайней мере к лучшему. Это уже вписывало меня в ряды атеистов, это было такое априори, которое невозможно было отменить опционально. Просто потому что Хороший Бог не может быть мудаком.

Ну и, к тому же, на меня не действовало все это вуду. Точно не знаю почему, но думаю, из-за имплантов и разъема. Что-то перестроилось у меня в мозгах после того, как Геронян встроил мне эту штуку, а я пропустил сквозь нее пару тактов цифровой наркоты. Я готов признать, что музыка получилась неплохая, но... тут ведь другие категории. Плохо, хорошо – это человеческие понятия. Там, на площади, я не услышал песню Архангелов, не увидел музыку Айнуров, и эллегуа не шептали мне на ухо. Просто – оригинально сшитые семплы, гитарка неплохая, аранжировки местами забавные... ну да, ну и что? Я помню, как впервые услышал Pixies, "метеоров", BRMC, Sonic Youth, Кобейна... Как будто кто-то переплавил музыку в свинец и залил мне прямо в мозг, а он уже сам прожег дыру и добрался до души.

Саунд Азимута не был расплавленным свинцом. Для меня...

В общем, концерт закончился, я пошел в гостиницу. Мне тогда навязали этот тур: Токио, Гонконг, Пхеньян, – мою книгу снова покупали, но почему-то только азиаты. Это как с рок-звездами. В Европе и Штатах о них уже и думать забыли, а японцы молятся на них, создают эти свои отаку-секты, залы полные, девчонки визжат, все нормально... Наверное, дело в синтоизме. Японцев априори, подспудно привлекает все, что уже умерло. В Европе моя книга тоннами экземпляров пылилась по складам, ее загоняли уже за копейки, лишь бы сбыть этот балласт, а в Японии только-только расцвел мой культ,как раз тогда, когда для всего мира я умер. Я же говорю, синтоизм. Они до сих пор носят где-то на генном уровне повязки с иероглифом священного ветра. Все они тайсентай, камикадзе от мала до велика. Наверное, атомная бомба вплавила все это дерьмо им в клетки.

А мне нужны были деньги. Блин, да я не помню, когда они были мне не нужны. А потом еще это интервью Азимута: "Черт побери, я же знал этого чувака. Мы почти одновременно вставили импланты. Мы были первыми Разъемщиками в России. Так что сначала я вставил имплант, а потом он, а чуть позже он написал эту книгу, и Земля вроде как вздрогнула..."

Я же говорю – Азимут был мудаком. Мы не были первыми, до нас еще человек десять вставили эту штуку себе в мозги, и, кстати, Азимут сделал это почти через месяц после меня. Да и хрен бы с ним, мне плевать... Короче, мы не были первыми, просто я потом первым пропустил эту электронную наркоту через разъем прямо в мозг и подключился к текстовому редактору. Первым и последним, других дураков не нашлось. Никто же не знал, что эта атака выжжет мне какие-то там нервные окончания, и тот кайф будет последним кайфом в моей жизни. В смысле наркотического кайфа, конечно. Хотя... По большому счету, был ли я с тех пор счастлив? По настоящему, на всю катушку, так, чтобы мозг кипел, и можно было взять солнце в руку и надкусить, как помидор?

Так вот, иду я по Токио, ночь, небо низкое и странного такого цвета. Я до этого в Токио не был ни разу, а он тогда еще был столицей. Это в 2007-м ее перенесли в Насу из-за сейсмической активности. А тогда еще не наступил этот ваш двадцать первый век, тогда все было по-другому. И вот иду я, а вокруг неон, реклама на рекламе, все шумит, орет. И вдруг я поднимаю голову и вижу книжный магазин, а там на витрине моя книга, а вокруг какое-то барахло, типа Hello, Kitty. И следующее, что я помню: я стою перед витриной, в руках урна, а передо мной какой-то япошка в костюмчике, как будто только что с похорон, и верещит что-то по-своему...

Я так и не разбил ту витрину. Мне опять оказалось слабо. Да и жалко япошку стало. А сейчас думаю – может, и стоило. Не знаю, просто... чтобы поставить жирную точку. Потому что до того момента я еще во что-то верил, на что-то надеялся. Врачи сказали, что есть шансы на постепенное восстановление поврежденной области, что, возможно, я снова смогу подключить разъем... Но не только в этом дело, это было основным, да, но не только это…

Не знаю почему, но тогда я понял – ничего не будет. Все, что могло произойти в моей жизни настоящего, уже произошло, я перешагнул через какую-то маленькую трещину в асфальте, а когда оглянулся, за спиной была пропасть. И нужно быть Богом, чтобы перешагнуть обратно. А я человек, понимаете, долбанный человек, мне оставалось только идти дальше. Ну, я и пошел. И со всех стен, с биллбордов, с огромных жидкокристаллических экранов на меня смотрело лицо Азимута. Помните этот снимок, где он в красных очках, как в «Прирожденных убийцах». И эта его усмешка на пол-лица.

Через несколько лет…

Я подумал, оседая с ватных ног на первую попавшуюся плоскую поверхность: ну ни фига ж себе.«Иногдаонивозвращаются». One sunny day the world was waiting for a lover. Потом lover’а убили, но он, гад, вернулся, как чертов Карлсон.

– Ну дает желтая пресса, – осклабилось из-за моего плеча опухшее лицо Жорина. И тут же вдруг ойкнуло: – Но «Коммерсант»-то, ёпть…

Я далек от какого бы то ни было пиетета по отношению к любому из советских периодических изданий, включая «Коммерсант». Но, верите или нет, в правдивости новости дня (а также года, десятилетия и, возможно, тысячелетия) у меня сомнений не возникло. Да что уж там: их не возникло бы даже в том случае, если б я узнал о втором пришествии Азимовича не из газет, а от какого-нибудь амфетаминового бомжа в самой низовой клоаке, населенной мертвецами. Просто бывают случаи, когда вы отличаете вранье от правды на химическом уровне – так вот, это как раз такой случай и есть.