Софья признала власть младшего брата. Допросы ее приближенных вел Б. А. Голицын. Начальника Стрелецкого приказа Федора Шакловитого, верного Софье, пытали и казнили без колебаний. Саму правительницу решено было заточить в монастырь. Василия Васильевича Голицына и его сыновей Петр приказывает лишить чинов и имений и сослать в далекий северный городок Яренск. В Пустозерск, Пинегу, Кострому разосланы думные дьяки прежнего правительства…

«Надобно знать,- отмечает Б. И. Куракин в своих «Записках»,- что ссылка князю Голицыну учинена по прошению князя Бориса Алексеевича Голицына, а ежели б не по его заслугам, то б, конечно, был взят к розыску так же, как и Шакловитой». Одержав победу над двоюродным братом, Б. А. Голицын всячески пытался спасти его от казни, которой упорно добивались Нарышкины. Случись такое, рассуждал Борис Алексеевич, на весь род Голицыных ляжет позорное пятно. Злопамятный Лев Кириллович Нарышкин, заметив перемену в действиях Б. А. Голицына, обвинил его в измене.

В «Записках графа Матвеева», сына погибшего во время первого стрелецкого бунта ближнего боярина, говорится о том, что осенью 1689 года Петр I повелел Борису Алексеевичу удалиться в деревню. «Два года он носил опалу,- сделал примечание к первому изданию «Записок» известный русский библиофил и собиратель фольклора И. П. Сахаров,- и только по убеждению Петра он возвратился ко двору».

Повелось считать, что именно тогда, в период несправедливой опалы, Б. А. Голицын и начал строить в Дубровицах, на месте деревянной Ильинской церкви, каменный храм. Следует, однако, уточнить, что письменного указа о высылке Бориса Алексеевича в Дубровицы не существовало, а неудовольствие царя рассеялось гораздо быстрее.

В начале 1690 года в Дубровицы пришла весть о пожаловании князя Бориса Алексеевича Голицына в боярское достоинство. Это совпало с указом о пожаловании в бояре и Льва Нарышкина. Голицын отправился в Москву на торжественную церемонию. И не в память ли об этом значительном для себя событии приказал он построить на месте еще крепкой деревянной церкви в Дубровицах новый каменный храм?

В изданном в 1802 году «Географическом словаре Российской империи» приведен подробный рассказ о строительстве Знаменской церкви. Написан он почти сто лет спустя после постройки храма местным священником С. И. Романовским. Автор поведал любопытные подробности, известные ему со слов предшественников.

«Достав в знании сем превосходнейшего архитектора, родом италианца,- указывал Романовский,- вышесказанный Ильинский храм повелел перенести в деревню Лемешово, расстоянием от Дубровиц в одной версте (где с 1753 года построена также каменная) для кладбища. По снесении ж на том месте в Дубровицах, 1690 года июля 22 дня, во вторник, торжественно основан нынешний, столь же знаменитой и редкой архитектуры каменный храм во имя Честного образа Знамения Пресвятые Богородицы, и сей день того времени и поныне церковным отправляется там празднеством».

Борису Алексеевичу нравилось в Дубровицах, но пренебрегать государственными делами ради сельских забав не следовало: прежние соратники превратились в недоброжелателей. Принимая боярскую шапку, Б. А. Голицын рассчитывал занять место двоюродного брата и возглавить правительство. Но бывшие «преображенцы» этого не допустили. Они убедили Петра назначить в Посольский приказ Льва Кирилловича Нарышкина, а бывшего воспитателя оставить в прежней должности начальника Казанского приказа.

Даже спустя много лет Б. А. Голицын помнил эту обиду. Утешением для него было то, что от него не требовали подчинения, и он, как хотел, правил своей частью государства. О небывалой независимости Голицына в первые годы правления Петра I вспоминал Б. И. Куракин:

«Князь Борис Алексеевич Голицын сидел в Казанском дворце и правил весь Низ так абсолютно, как бы государем, и был в кредите при царице Наталье Кирилловне и сыне ея, царе Петре Алексеевиче…»

Голицына поддерживали иностранцы, и прежде всего любимец Петра генерал Франц Лефорт. По свидетельству современников, дружеские встречи с Лефортом отнимали у Голицына больше времени, чем управление Низом, как тогда называли Донские степи и Нижнее Поволжье. Рассчитывая на помощь Лефорта, Голицын все же упустил шанс оттеснить Льва Нарышкина.

В походах к Архангельску и позднее к Азову стареющий Б. А. Голицын преданно сопровождал Петра I, но польза от этого была уже невелика. Характерный пример приводит в своем дневнике за 1697 год окольничий Иван Желябужский: «Борис Алексеевич ходил водою и был в понизовых городах, и на Царицыне хотели перекапывать реку (то есть рыть канал.- Авт.)… И ничево они не сделали, все простояли напрасно».

Однако во время пребывания Петра за границей Б. А. Голицын вместе с Нарышкиным, Стрешневым и Ромодановским «управлял государством».

Возвратившись в Россию, Петр I перестал доверять боярам и окружил себя молодыми соратниками. Бывший царский воспитатель по-прежнему сидел во главе Казанского приказа, но реальной власти у него заметно поубавилось. После административной реформы 1700 года Низ был поделен на губернии, и управлявшие ими воеводы чаще обращались, минуя Казанский дворец, в кабинет Петра.

Борис Алексеевич не участвовал в штурмах Шлиссельбурга и Нарвы, где побывали все, кого потом возвысил Петр I. Голицын не покидал своих вотчин, попеременно пребывая то в Дубровицах, то в пожалованных ему из казны Больших Вяземах, то в новом своем имении Марфино. Он все более старел, становился раздражительным. Государственные дела его больше не интересовали.

Петр мирился с незавидным положением дел в Казанском приказе, пока во вверенной Голицыну области не начались беспорядки. Доведенные до крайности поборами корыстных чиновников народы Поволжья подняли восстание. На усмирение недовольных Петр бросил армию, а не оправдавший себя Казанский приказ велел упразднить.

Отринутый возмужавшим воспитанником, Борис Алексеевич уединился в кругу семьи. Через несколько лет, словно предчувствуя скорое свидание с богом, он покинул Дубровицы и, прихватив подаренную Петром церковную утварь, отправился в монастырь. Голицын принял постриг во Флорищевой пустыни под Гороховцом. Померкшая звезда его окончательно закатилась 18 октября 1713 года. Под именем монаха Боголепа отошел в иной мир некогда знаменитый вельможа прославили которого не только острый ум, близость к царскому трону, но и безудержное честолюбие и поражающие до сих пор архитектурные причуды.

«Сегодня по окончании обеда. господин посол отправился с очень большой частью своей свиты к князю Голицыну как с целью торжественного посещения его, так и для дружеской беседы. С поразительной любезностью князь приказал своим музыкантам, полякам по происхождению, разыгрывать различные пьесы для развлечения присутствующих; кроме того, он усердно просил господина посла посетить его поместье, куда князь еще раньше задумал пригласить для отдыха и господина архиепископа перед его окончательным отъездом в Персию…» -

Эту запись сделал в. своем дневнике посетивший Россию в самом конце XVII столетия-в 1698-1699 годах – австрийский дипломат.. Иоганн Георг Корб. Находясь в Москве, Корб не раз встречался с Борисом Алексеевичем Голицыным и дал ему довольно объективную характеристику. Описал Корб и усадьбу Дубровицы, где побывал австрийский посол фон Гвариент и оказавшийся в Москве проездом представитель папы Римского в Индии (царствах Великого Могола, Голконде и Идалькале) архиепископ Петр Павел Пальма д’Артуа. Последний прибыл в Россию с письмом от находившегося тогда в Голландии Петра I, в котором князю Б. А. Голицыну, воеводе Казанского и Астраханского царств, поручалось принять подателя «с подобающей любезностью» и проводить до границы с Персией.

При первой встрече Иоганн Корб был удивлен широкой образованностью русского вельможиш: «Этот князь знает латинский язык и любят употреблять его»,- записал он. «Зная латинский язык,-отметил дипломат после посещения дома Б.А. Голицына ; -он приставил к своим сыновьям для его изучения польских наставников, так как хорошо понимает, сколько выгоды приносит это, знание лицам, могущим пользоваться сношением с иностранцами». Не укрылся от наметанного глаза Корба и крутой нрав хозяина, который при малейшем неудовольствии, не смущаясь гостей, яростно бранился и грозил смертью слугам. «Разве ты не знаешь Голицына, от власти которого зависит повесить тебя или вот так раздавить (при этом он стиснул руки)?» – гневался он на одного, из наставников сына. «Поистине велика власть тирана даже над одним домом!» – восклицает секретарь австрийского посольства.