–Туни! – попыталась Лили взять старшую сестру за руку.

Но та отшатнулась, словно Лили превратилась в трёхглавого змея.

– Туни, пожалуйста! – взмолилась Лили. – Пожалуйста! – Она снова попыталась схватить старшую сестру за руку.

И снова потерпела поражение.

Нужно было немедленно найти слова, что залатали бы брешь, способную потопить кораблик их отношений. Нужно было что–то сделать. А слов не было. Только тупая, саднящая боль в душе да предательская влага на глазах.

– Ну пожалуйста. Ну не сердись на меня! – в отчаянии всхлипнула Лили. – Ну прости!

Лили хотелось вцепиться в сестру и трясти её, пока та не поймет…

А что, собственно, Туни должна была понять?

– Прости! Я… я…послушай! Ты только послушай меня! Может быть, когда я окажусь там… ну, услышь меня, пожалуйста! Может быть, когда я там окажусь, я смогу пойти к профессору Дамблдору и уговорить его изменить своё решение…

Это были не те слова.

Брешь на глазах превращалась в пропасть. Глаза Петунии расширились, губы задрожали. Она вся вспыхнула.

– Ты?! – зашипела Петуния. – Ты рылась в моих вещах?! Гадина!

– Нет, нет! Я не…

– Конечно, ты «не»! Это всё твой мерзкий дружок! Ты бы сама не дотяпала!

– Петуния! Я просто хочу…

– Мне плевать на то, что ты хочешь! Ты для меня умерла, Лили! Слышишь?

Лили потрясенно подняла глаза на сестру. Пальцы вдруг сделались ватными, и рука сестры выскользнула из её руки.

– Что я тебе сделала, что ты так говоришь со мной?

– Лили! – позвал Билл, оборачиваясь. – Ты идешь? Солнечный Зайчик, не опоздай!

– Иди же, великая волшебница! Иди к своему драгоценному «Севу»! Он вон с тебя глаз не сводит. Смог бы, наверное, оторвал бы мне голову! И подарил бы тебе, чтобы ты не плакала, скучая. Заставил бы говорить меня только то, что ты хочешь слышать. Кэтрин хренова, нашла себе Хитклифа? Цепного песика? Иди! Скомандуй ему: «Фас»!

– Туни…как ты можешь…?

– Думаешь, сможешь держать его на поводке? – лицо сестры, искаженное злобой, будет сниться Лили в кошмарах. – Он, твой драгоценный Северус, дикий зверь. И когда–нибудь он разорвет тебя! Он тебя уничтожит!

– Тише, пожалуйста…

– Что? Стесняешься этих чудаков? Открой глаза и посмотри, куда ты попала. Это же бедлам! Настоящий сумасшедший дом: совы, жабы, цилиндры… Чему, интересно, вас станут учить? Пить кока–колу из черепов?!

– Хватит!

В груди образовывался неприятный ком. Будто сестра проделала там огромную дыру. И воздух выходит, выходит…

– Ты действительно думаешь, что меня может это расстроить – отсутствие возможности стать чудачкой и уродкой?

Туни, Туни…

С тобой ли мы делили все – от шоколадки до мечты? Ты отдавала Лили свою порцию сладостей, защищала от бродячих собак, мальчишек и ночных кошмаров. Ты была первой, кто учил Лили читать и рисовать. Ты делилась любимыми мелодиями и книжками…

Никто не сможет ударить так больно, как человек, который знает о тебе все. Который для тебя – всё.

Петуния, охваченная злым духом, не желала тормозить:

– Ты ведь урод, Лили. Ты не понимаешь, тебе никогда не стать нормальной. Уродка! Уродка! – с каким–то сладостным исступлением шептала сестра.

– Я не уродка…

Снейп смотрел на них. Лили затылком чувствовала на себе его взгляд. Кожей ощущала холодную ярость, направленную на её сестру. Ледяные, опасные щупальца, протянутые через пространство…

Лили постаралась выставить щит.

«Не смей!», – мысленно кричала она своему другу. – Не суйся. Я сама разберусь!».

– Ты едешь в спецшколу для уродов. Это к лучшему, что вас станут держать подальше от нормальных людей. Это делается для нашей безопасности.

Лили отвернулась.

Родители оглядывали платформу с видимым удовольствием.

«Уродка…для нашей безопасности! Уродка, ты уродка! Уродка!», – гремели в ушах сказанные с ненавистью слова сестры.

– Вряд ли ты думала, что это школа для уродов, когда писала директору и клянчила, чтобы тебя приняли, – жестко сказала Лили.

– Клянчила?! – визгнула Петуния. – Я не клянчила!

– Клянчила. Ещё как. Просилась стать уродкой…

Сестры стояли так близко. И никогда не были так далеки друг от друга.

– Будь. Ты. Проклята! – сказала сестра.

И, развернувшись, пошла прочь.

«Если тебе станет страшно, а меня не будет рядом, просто досчитай до ста. И прежде, чем скажешь «сто», – я буду рядом», – говорила ей в детстве Туни.

Лили изо всех сил старалась не разреветься.

Туни можно понять…

Ей просто очень больно, очень обидно. Если бы все было наоборот…

Если бы все было наоборот, она, Лили, никогда бы так не сказала!

«Мне плевать на то, что ты хочешь! Ты для меня умерла!

– Ты едешь в спецшколу для уродов. Это к лучшему, что вас станут держать подальше от нормальных людей. Это делается для нашей безопасности.

– Будь. Ты. Проклята!...».

Никогда бы не сказала. Никогда! Никогда – никогда!!!

Не отдавая себе отчета, Лили принялась считать:

«Раз, два, три…»

Мама и папа улыбаются, а Северус так внимательно смотрит на неё. На Лили.

«Десять, одиннадцать, двенадцать…».

Туни вернётся. Она просто погорячилась. Чего в гневе не скажешь? Она опомнится. Она вернётся. Они помирятся. Они не могут вот так расстаться!

«Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять…»

– Если станет страшно… – сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, – …а меня не будет рядом… – пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять… – … ты просто досчитай до ста… – семьдесят, семьдесят один, семьдесят два, – …прежде, чем скажешь «сто»… – восемьдесят девять, девяноста один, девяноста два, – …я буду рядом…

СТО!

Петуния не вернулась. Не пришла.

То, что случилось, уже не изменить.

Чаша разбилась…

Взгляд Лили скользил по платформе. По кошкам, совам в клетках. По школьникам, большинство из которых уже надели длинные черные одежды. Кто–то грузил чемоданы в ярко–алый паровоз, кто–то приветствовал друг друга после долгой разлуки.

– Ты чего загрустила, Лилия моей души? – обнял отец. – Не грусти. Мы будем часто писать тебе.

– Вы что? Поссорились с Туни? – нахмурилась Роза.

– Мы не ссорились, – соврала Лили.

Отец в последний раз поцеловал её.

Лили по железным ступенькам взобралась в алый поезд.

Паровозный гудок разнёсся над перроном.

Глава 10

«Хогвартс–Экспресс»

Лили брела по коридору, надеясь отыскать пустое купе, где можно спрятаться. Оно отыскалось ближе к концу последнего вагона.

Устроившись у окна, она могла видеть своих родителей, мечущихся по перрону. Отец и мать старались её разглядеть, Лили это понимала, но с какой–то мстительной радостью не подавала знака.

Парадокс: обидела её Петуния, а злилась Лили на родителей.

Вот чему они радуются, сплавляя дочку с рук? Наверное, Туни единственный человек в их семье, способный сохранять здравомыслие. Только больно, бесконечно больно, что зависть в ней оказалась сильнее любви.

Все, не думать. Не думать! А то начнешь плакать и уже не остановишься.

А плакать нельзя, потому что в любой момент может зайти кто–нибудь…

Дверь с шумом ушла в сторону, будто от хорошего пинка.

На пороге в картинной позе застыл мальчик. Её ровесник. Взгляд его сначала уперся в окно, потом скользнул к Лили. Потом неизвестный вздохнул, словно признавая, что покрасоваться–то тут особо не перед кем. И шагнул вперёд.

– Я здесь сяду, – заявил он, словно был кинозвездой и решил осчастливить сиянием маленькую фанатку.

Лили приподняла брови, от всей души надеясь, что выражение её лица в данный момент хоть отдалённо напоминает Северуса.

Никакого эффекта.

Мальчишка точным движением забросил чемодан на место, предназначенное для хранения багажа, и плюхнулся на сиденье, скрестив на груди руки и картинно вытянув ноги.