Оба войска остановились, готовые атаковать друг друга, ожидая только сигнала труб и рожков. Вдруг люди короля Периона увидели оруженосца, который скакал во весь опор с вражеской стороны и громко спрашивал, нет ли здесь Амадиса Гальского. Амадис махнул рукой, подзывая его к себе, и, когда тот приблизился, спросил:

— Оруженосец, чего вы хотите? Я тот, кого вы ищете.

— Сеньор, — сказал оруженосец, — Гаскилан, король Швеции и мой господин, приказал передать вам, что он хотел бы вступить с вами в поединок, прежде чем бой начнут все остальные.

Амадис согласился, и поединок состоялся. Гаскилан потерпел поражение, а у Амадиса был убит конь.

Император Рима, наблюдавший за их поединком, как только увидел, что Гаскилан повержен, а Амадис лишился коня, крикнул Флояну, чтобы он вступил в бой. Тот так и сделал. Но и дон Куадраганте, увидев это, тоже пришпорил коня и, увлекая других, бросился вперед. Рыцари с обеих сторон помчались друг другу навстречу. Гандалин, опережая всех, поскакал на помощь Амадису, опасаясь, что, пока у того нет коня, его легче будет сразить. Увидев приближающегося Флояна, тоже обогнавшего остальных, он бросился ему наперерез. Столкнувшись, они нанесли друг другу такие могучие удары, что Флоян свалился с коня, а у Гандалина, хотя он и удержался, ноги вылетели из стремян. Тут же отовсюду на помощь Флояну поспешили другие римляне, а к Амадису во весь опор помчался дон Куадраганте. Когда враги приблизились, дон Куадраганте свалил на землю четырех рыцарей. У первого же из них рыцари с Твердого острова взяли коня и подвели к Амадису.

К этому времени оба войска сошлись вплотную. Стоял страшный шум, повсюду раздавались громкие крики, так что один не мог расслышать другого. Вы могли бы увидеть там коней без всадников, потому что владевшие ими рыцари лежали на земле убитые или раненые, и кони сражавшихся топтали их копытами. Заметив, что римляне отражают натиск, Амадис, взяв с собой Баланса из Карсанте и Гандалина, яростно атаковал врагов, врезавшись в их войско сбоку и нанося мечом такие страшные удары, что не было человека, который, увидев их, не пришел бы в ужас. Те, к кому он направлялся, были настолько напутаны, что ни один из них не осмеливался встретиться с ним. И он, и его друзья носились среди врагов подобно тому, как носится стая волков, ворвавшаяся в стадо. Дон Куадраганте и другие рыцари, которые сражались в другом месте, оттеснили врагов назад и совсем разбили бы их и победили, если бы на помощь своим не явился Аркисил со множеством рыцарей. Такая поддержка придала римлянам сил, и они снова с воодушевлением бросились вперед. После его прихода и с той и с другой стороны были сброшены на землю более тысячи рыцарей. Схватка становилась все более и более грандиозной, и все поле было усеяно убитыми и ранеными. Однако римлян оставалось еще очень много, и не будь на другой стороне стольких замечательных рыцарей, они непременно одержали бы верх. Удивительные подвиги совершал император Рима. Он был очень искусным воином и сокрушал вражеских рыцарей направо и налево до тех пор, пока его не встретил дон Куадраганте, который с мечом в руках тоже разил и сбрасывал на землю всех, кто попадался ему на пути. Оказавшись поблизости, они яростно бросились друг к другу, и каждый нанес противнику такой удар по шлему, что искры посыпались вокруг. Однако дон Куадраганте оказался сильнее, и император был настолько ошеломлен, что, потеряв стремена, пригнулся к шее своего коня, обняв ее обеими руками, и едва не лишился чувств. Но тут подскакавшие римляне пришли ему на помощь.

Люди короля Лисуарте долго не вступали в бой, полагая, что римляне и без того намного превосходят войско короля Периона. Когда же к вечеру рыцари императора отошли к тому месту, где стоял со своими воинами родственник короля Лисуарте — король Арбан из Норгалеса, он принял их и задержал наступавших. Те, видя, что солнце уже садится, тоже не пошли дальше, и битва прекратилась. Обе стороны понесли большой урон, но потери римлян были больше.

На следующее утро противники договорились заключить на один день перемирие, чтобы похоронить убитых и дать отдых оставшимся в живых. Когда же тот день прошел, едва на востоке загорелась заря, с обеих сторон опять зазвонили колокола, воины взяли оружие и седи на коней. Каждый предводитель собрал своих людей и отвел их в заранее намеченное место. Было решено, что впереди будут те, кто еще не принимал участия в битве. В полном порядке противники двинулись навстречу друг другу и, когда сошлись совсем близко, и с той и с другой стороны затрубили трубы, и воины яростно бросились в атаку. Сразу же на землю были сброшены более пятисот рыцарей, а их кони стали носиться по полю. Скоро все перемешалось, и не было больше уже никакого порядка. В некоторых местах сражавшиеся сгрудились так плотно и стало так тесно, что нельзя было даже взмахнуть мечом, и противники, обхватившись, руками, старались свалить друг друга на землю. Под копытами коней погибло больше, чем от других причин. Крики, лязганье железа, топот коней слились в такой адский шум, разнесшийся по всей долине до самых гор, что казалось, будто это грохочет вся вселенная. Но ни та, ни другая сторона не могла добиться превосходства.

Амадису очень хотелось встретиться с императором Рима. Наконец, он увидел его и, не обращая внимания на сыпавшиеся со всех сторон сокрушительные удары, помчался вперед. Римляне пытались его удержать, но он разбросал всех, кто оказался у него на пути, и, пробившись к императору, с силой нанес ему сверху по шлему такой страшный удар, что тот был оглушен и выронил из рук меч. Вторым ударом Амадис окончательно сразил его. Увидев это, римляне подняли ужасный крик и бросились к Амадису но на помощь ему уже со всех сторон спешили его друзья. Битва разгорелась с новой силой. В другом месте король Перион, дон Куадраганте, Аграхес и многие другие рыцари сражались с королем Лисуарте и теми, кто бился вместе с ним. Это была самая жаркая схватка за весь тот день, в которой погибло больше всего людей. В этот час на помощь Амадису и его товарищам подоспели еще около шестисот рыцарей. Их удар оказался настолько неожиданным, что враги с большими потерями отступили, оглашая воздух громкими криками. Стало ясно, что король Лисуарте и его сторонники побеждены и им теперь уже ничто не сможет помочь.

И тут Амадис вспомнил, что его госпожа Ориана — дочь короля Лисуарте. Он подумал о том, какое горе ей принесет гибель отца, и ему уже больше не захотелось преследовать отступавших врагов, тем более что римляне, лишившись своего императора, были рассеяны и не могли оказывать большого сопротивления. Солнце уже садилось, и Амадис, разыскав своего отца — короля Периона, сказал:

— Сеньор, наступает ночь, и скоро мы не сможем в темноте узнать друг друга. Если бой будет продолжаться, то может случиться, что в такой тесноте мы убьем вместо врагов своих друзей, а они убьют нас. Мне кажется, что было бы хорошо отозвать наших людей. Я уверен, что противники понесли такие большие потери, что не осмелятся утром напасть на нас.

Король, сердце которого сжималось от скорби при виде стольких погибших, отвечал:

— Сын мой, поступай так, как тебе нравится. То, о чем ты говоришь, позволит уберечь от гибели многих.

Все воины разошлись и вернулись в свои лагеря. На следующий день заключили перемирие, потому что и с той, и с другой стороны было очень много убитых и раненых.

А теперь наш рассказ снова обращается к тому самому святому отшельнику Насиано, о котором уже говорилось в третьей книге. После того как король Лисуарте взял у него маленького Эспландиана, он продолжал жить в своей уединенной хижине. Однако временами до него доходили вести о том, что делалось в мире. И вот од он узнал о великом разладе между королем Лисуарте и Амадисом и о том, что рыцари, победив римлян, захватили Ориану и увезли ее на Твердый остров. Это известие очень опечалило старца: ведь он прекрасно понимал, к каким бедам может привести то, что случилось. В свое время на исповеди Ориана призналась ему, что Эспландиан — ее сын, а Амадис — отец мальчика, и сейчас старец решил немедленно отправиться на Твердый остров. Получив у нее позволение, он намеревался потом пойти к королю Лисуарте и, открыв ему тайну, уговорить его согласиться на брак дочери с Амадисом.