20

Тревога охватила его сразу, в то самое мгновение, когда он убедился, что жилье обитаемо. Единственно объяснимая, успокаивающая и даже ободряющая версия: «Сторож!» — отпадала по многим, вполне бесспорным причинам.

Во-первых, жил здесь не один человек, а, по меньшей мере, трое. Балок был рассчитан на четверых. Одни нары были завалены разным хламом, но на трех остальных лежало по два матраца, а также по вороху тряпья в головах; верхним матрацем, видно, укрывались вместо одеяла. На столе стояли три невымытые после ухи миски и три кружки с остатками чая. Трех сторожей никто оставлять не будет. К чему это посреди глухого урмана, где и один-то сторож — пустая формальность? Зимой в поселок могут зайти охотники, но вряд ли они станут красть трактора и запчасти.

Во-вторых, что особенно поразило Цветкова, был здесь редкий для таежного жилья беспорядок. Цветков по долгу службы не раз бывал на лесоучастках, в геологических, геофизических и лесоустроительных партиях, на зимовьях охотников, и знал, что в тайге самый последний разгильдяй становится приверженцем порядка. Может, рабочий коллектив так на него действует, но, может, и сам чувствует человек, что стоит хоть в чем-то опуститься: бросить в палатке окурок, не вымыть после обеда миску — цепная реакция неустроенного быта, раздражительности, тоски явится незамедлительно, и уже не выдержать других, более серьезных испытаний, которые ожидают в тайге. Лейтенант с тревожным недоумением глядел на грязную посуду, на разбросанные по столу рыбьи кости и рассыпанную соль. На матрацах, усеянных песком (видно, ложились прямо в сапогах), валялись грязные портянки и провонявшие рыбой вещевые мешки. На незанятых нарах был разный хлам: куски проволоки, обрывки веревок, свечи зажигания, пачки из-под папирос, стреляные гильзы, ржавые монтировки, окурки, консервные банки. О том, чтобы мели пол, не было и намека, хотя в углу стояла метла, принадлежавшая, вероятно, прежним жильцам — рабочим сплавучастка. Прежним. Кто же нынешние?..

В-третьих, не было здесь продуктов. Вернее, лежали на столе пакет с быстрорастворимым сахаром и початая пачка чая. Чай хороший, отметил про себя лейтенант, — «Краснодарский». Конечно, продукты могли храниться где-нибудь в лабазе, но вряд ли: зачем строить лабаз, когда вокруг столько пустых балков — в любом устраивай склад; а все балки (теперь-то уж все!) Цветков и Ледзинская осмотрели.

Кто же живет в балке? Где они сейчас находятся? Слышали ли они шум вертолета? Если слышали, то почему не возвращаются в поселок? Нет ли у них причин скрываться? В таком случае, не находятся ли они сейчас вблизи поселка, опасаясь появиться на глаза людям в милицейской форме, и не наблюдают ли сейчас из-за укрытия?

Уж не являются ли отсутствующие обитатели балка преступниками, укрывающимися от правосудия?

Размышляя над этими вопросами, не забывал лейтенант Цветков и о служебном долге, ибо если люди эти являются преступниками, то с ними необходимо поступить по закону, то есть задержать. Что с ними, задержанными, потом делать, как отконвоировать в отдел, — он пока не знал. Но задержать преступников он обязан в любом случае.

— Куда же они ушли? — спросила Ледзинская.

— Не знаю, — ответил Цветков, решив пока не делиться своими сомнениями. — К вечеру, может, воротятся.

Он приподнял крышку закопченной эмалированной кастрюли, стоявшей на плите. Оттуда шел вкусный запах вареной щуки, но ухи было совсем на донышке.

Он еще раз потрогал печку и попытался прикинуть, когда здесь были люди. Печь была сварена из толстого листового железа и поставлена на кирпичный фундамент — тепло сохраняла долго. Следовательно, ушли отсюда четыре-пять часов назад. Но, может, и позже: смотря сколько топили.

— Есть как хочется, — сказала Ледзинская.

Цветков раскрыл свой портфель, сдвинул в сторону грязные миски, достал круг колбасы, хлеб, штук пять бледных, доспевавших на подоконнике помидоров, бутылку кефира и две луковицы. Ледзинская, порывшись в своем портфеле, извлекла два яблока и горсть шоколадных конфет. Цветков усмехнулся. Правда, летели они на сплавной участок с рабочей столовой, но все равно: лететь в тайгу с одними яблоками и конфетами… Он нарезал хлеб, колбасу и сказал:

— Ешь.

О том, что нужно, быть может, опасаться отсутствующих жильцов, он не думал: если те и наблюдают сейчас из-за укрытия, то пусть убедятся, что где бы то ни было, хозяин положения — работник милиции, а не преступник. И никак не иначе.

Он встал из-за стола.

— Ты куда? — спросила Ледзинская, перестав жевать.

— Ты ешь-ешь, — сказал Цветков. — Я пойду дровец занесу, чайник надо поставить.

Он передвинул вперед кобуру и, достав из-под нар топор, который приметил загодя, открыл дверь. В первую секунду он не обратил внимания на звук, донесшийся со стороны реки. Потом звук как бы прорезался. Одним прыжком лейтенант выскочил за дверь и прислушался. Звук усилился.

— Ольга! — крикнул участковый.

Она выбежала из балка.

Теперь они вслушивались вдвоем. Сомнений не было: по Итья-Аху шла моторная лодка. Бросив все, не разбирая дороги, они побежали к реке.