Все абсолютно ясно я разоблачен, а с профессиональной лаской улыбается мне врач. Плакало мое поступление в институт, тайного агента мирового империализма в него еще примут, а вот психа никогда.

Выслушав доклад Товарища, "Иванушка" присел за стол, и бегло просмотрев содержимое папочки, вежливо попросил:

-- Гражданин шпион, разрешите взглянуть на ваши показания,

Протягиваю свое рукописное "признание" и неуверенно спрашиваю:

-- Вы сохраните мне жизнь?

-- Не ссы пацан всё будет в норме, - ласково утешает меня врач "Иванушка".

-- Не понимаю, - прочитав мое творение с явным сомнением в голосе, говорит "Иванушка", - как с таким знанием русского языка, ты смог получить "отлично" на экзамене по русскому и литературе? - пренебрежительно щелкает пальцами руки по исписанным листам, - У тебя же тут ошибка на ошибке.

-- Это я от волнения, - покраснев и смутившись, оправдываюсь я, - а вообще при подготовке в шпионском центре у меня по русскому языку было твердое "четыре"

-- Если по двенадцатибальной системе оценивать то тогда конечно, как раз четыре и выходит, - с горечью вздыхает "Иванушка", небрежно просит, - Хорош придуриваться, я же тебя сразу узнал.

"Я тебя узнал!" - так в кульминации книги или фильма положительный герой, говорит отрицательному "герою", дальше добро торжествует, а злодей наказан. Только я же не злодей, я обычный парень, ну чего вы до меня докопались?

-- Штаб десантно-штурмовой бригады, дислокация Кундуз, март восемьдесят первого года. Допрос. Ты был помощником дежурного по штабу. Бледный, худой такой, то телефон приносил то воду. Помнишь? Тебя еще начальник разведки бригады водкой отпаивал, - улыбаясь и наблюдая за моей реакцией, говорит "Иванушка".

-- Ты то откуда знаешь? - угрюмо спрашиваю я и как в кошмаре снова вижу:

Как бойцы из бригадной разведроты приволокли в штаб на допрос, взятого душмана. В палатке штаба нестерпимая вонь от крови и рвоты, бешено кроют матом офицеры еле успевает переводить их вопросы переводчик. Сплевывая кровь и рвоту старательно отвечает на них обмочившийся и в паузах ответа ревущий от нестерпимой боли афганец. Это его отряд захватил в плен солдат из 201 МСД. Над мальчишками надругались и убили. Теперь взяли в плен его, теперь он кричит от телесной муки и молит о милосердии. Пощады не будет! Все выложит и всех предаст душман и только потом ему дадут умереть. Вот там у входа в палатку стоит бледный и растерянный пацан - это я. Когда все будет окончено, офицеры жадно полными стаканами начнут жрать водку без закуски, запивая сивуху принесенной мною водой. И мне не жалея дорого пойла нальют полный стакан, я залпом выпью и быстро опьянению: от хлещущих по палатке волн ненависти; от чужих мук; от пролитой крови; от жалости к нашим погибшим ребятам; от войны. И уже пьяного меня потреплет по плечу незнакомый офицер одетый в афганскую форму. "Не ссы пацан все будет в норме, - уходя скажет он, - быстро привыкнешь" Я привык, а вот теперь дома хочу отвыкнуть. Да только не отпускает память.

-- Откуда знаешь? - повторяю вопрос и с ненавистью смотрю на "Иванушку".

Нет чекист в свою память я тебя не пущу. Не хрен тебя там делать. Там место только для тех кто вволю со мной афганского дерьма хлебнул.

-- Здесь вопросы задаем мы! - громко надменно встревает в разговор младший конторский товарищ.

-- Помолчи! - небрежно как от мухи отмахивается от его реплики "Иванушка" и мне:

-- Я в ХАДДе (ХАДД афганская госбезопасность, аналог советского КГБ) советником был, в том допросе участвовал, вот и вспомнил тебя. Память то у меня профессиональная

Закружилась у меня голова, отлила кровь, похолодело под сердцем и вскакивая со стула:

-- И что же профессионал х..ев, - выплевывая слова, кричу я ему, - теперь меня допрашивать будешь? В стукачи вербовать? Помнишь как тогда про того духа говорили: "Всех сдал сучара! Даже умереть толком не мог!" Так вот, х..й тебе! Стукачом не был и не буду! И еб..л я тебя и твою контору во все дыры ...

Вопросительным знаком застыл у окна молодой бурильщик из конторы, стерлась улыбка с лица "Иванушки", криком выплеснув злобу, замолчал я.

"Ну вот и звиздец пришел, - тоскливо думаю, - дернул меня черт за язык вот и расхлебывай. Лучше бы меня в Афгане убили. А теперь или посадят, или в психушку запихнут"

В армии уж как хреново было и то сдерживался, а тут чувствую, что заплачу, от обиды зареву. За что?

-- А тот капитан ... ну ваш начальник разведки, он как майора получил? Мне так за то дело досрочно очередное звание присвоили, - тихо спрашивает "Иванушка", предлагает, - Воды хочешь?

-- Получил, - проглотив комок в горле, нехотя отвечаю, - пулю под Кандагаром, а воду ты сам пей, а я уж нахлебался вашего гостеприимства

-- А время уже восемнадцать часов, - посмотрев на настенные часы, заметил "Иванушка", - рабочий день закончен, - и небрежно властным тоном приказывает молодому конторскому товарищу:

-- Лейтенант пулей в буфет и возьми там ... - смотрит на меня и спрашивает, - Тебе чего взять коньяку или водки? - и не дожидаясь ответа продолжает, - хотя ребят только водкой поминают, - поворачивается в сторону напрягшегося гэбешного летёхи, - Возьми литр водки, приличной закуски и доставь в мой кабинет, ну чего там еще ...

-- А еще бегом марш! - быстро придя в себя и уверенно хамским тоном дополняю я команду, отданную молодому чекисту, - И бегом! Бегом! Когда тебе старший по званию приказывает.

-- Не наглей! - осаживает меня "Иванушка" и подсовывает своему юному коллеге утешительную пилюлю, - сходи уж не в службу, а в дружбу.

-- Есть товарищ майор! - неумело пытается вытянуться в струнку лейтенант.

Кабинет у майора побольше, мебель побогаче, на столе телефонов побольше, в углу небольшой аккуратненький сейф установлен. На стене повешен обязательный портрет Дзержинского. Сейф с чекистскими тайнами стоит, основатель ВЧК висит, а мы сидим. Я с удобствами на диване, майор на кресле. Между нами сервировочный столик на колесиках. На столе все чем богат буфет провинциального управления КГБ. Выпили, закусили консервированной осетриной. Еще выпили, закусили черной икоркой, не жалким бутербродом с тоненьким слоем икры на кусочке хлеба, а по браконьерски, столовой ложкой брали зернистую икру из жестяной банки. Третий раз майор до краев стаканы налил, без слов залпом выпили ледяную отличного качества водку.

-- Ты побольше икры ешь, - уплетая икру, советует чекист, - тогда и не захмелеешь, всегда в норме будешь.

-- А ведь ты не местный, - не спрашиваю, а утверждаю я.

-- С чего ты взял? - прожевывая икорку, интересуется майор.

-- Так у нас в городе каждый ребенок знает, что если водку икрой закусывать, никогда не опьянеешь, это само собой разумеется и местный своему земляку в жизнь этого не скажет. Ты из Москвы? Начальник небось? То-то этот щенок перед тобой так прогибался.

-- Гм... - оторвавшись от еды, с интересом рассматривает меня чекист. На верхней губе у него прилипли зернинки икры, - Почему это начальник да из Москвы?

-- Да тон, когда ты с летехой разговаривал, был этакий ласково - пренебрежительный, так только московские начальники в провинции с аборигенами разговаривают. А закуска? Сам смотри, - я кивнул на заставленный столик, - икра и красная рыба. Ее столичным гостям первым делом подают, наши-то все больше мясное ассорти предпочитают. Надолго к нам в командировку?

-- Какой наблюдательный, - уходя от вопроса с иронией говорит майор, - может и вправду к нам пойдешь работать? - и заметив выражение моего вытянувшегося лица, быстро уточняет, - не боись не стукачом, в кадры. Дам тебе рекомендацию. Направим на учебу. Образование у нас приличное дают.

-- Нет, - подумав и чуть вздохнув, отказался я, - не хочу принести вред безопасности нашей Родины. Ну какой на хер из меня чекист? Я же трепло, бабник и выпить люблю, и самое главное дураков не перевариваю.