стихийного движения. Но Сталин учит: идеология

«хвостизма»-логическая основа всякого оппортунизма. Этого мы не должны

забывать никогда.

ПУГОВКА НА СЕРДЦЕ

Сегодня у нас хорошее настроение: с Большевика и Типуки

сняты кандалы. Оба парня очень ослабели, но дух их, кажется,

только закалился. Мы завтракаем вместе.

Кузнец Али передал нам сегодня от неизвестного нам Ма-

моша Абдуллы судки, полные еды. Рассказывают, что Мамош -

благообразный седобородый человек богатырского сложения.

Прекрасный стрелок. В годы первой мировой войны он

дезертировал из армии. Однажды, когда отряд жандармов под

командой известного пантюркиста полковника Хамида вел на

расстрел группу армян из Ходуджура, Мамош с кучкой

дезертиров напал на жандармов и спас армянских крестьян от

смерти. Долго он водил их по горам, пока не переправил за

границу. Теперь, говорят, ему уже перевалило за шестьдесят.

Мамош увидел нас в суде в день первого заседания. Мы про-

сили Кузнеца Али засвидетельствовать наше уважение этому

благородному и храброму человеку и передать, чтобы он не

доставлял себе больше хлопот заботами о нас. Однако

присланную им еду мы съели с большим аппетитом.

Типуки все смеется:

— Начальник сделал вид, что помиловал нас. Но все время

выспрашивал, о чем вы говорите с арестантами. Ишь, чего

захотел, пустой помещичий мешок! Так мы ему и скажем! Ха!

Большевик смотрит на все это серьезнее:

— Пока здесь будет Бесстыжий Глаз Калафатчи, нам с

тобой еще не раз придется посидеть в кандалах.

После еды выходим на террасу. Арестанты лениво

слоняются по двору. На мне темно-синяя рубашка с короткими

рукавами. Такие рубашки с карманчиком были одно время модны

среди рабочей молодежи. На кармашке маленькая пуговица

с рисунком. Ее мне подарил один болгарский коммунист.

Сколько обысков мы прошли, сколько раз нас обшаривали с

ног до головы, но пуговица эта сохранилась, хотя и не была

заколдованной. Они не знали, чей портрет выгравирован на

ней. Полиции и в голову не приходило, что я открыто ношу на

своей груди портрет Ленина. Он был без привычной бородки

клинышком, он не стоял на трибуне, чуть подавшись вперед,

сжимая в руке кепку, он не говорил с миллионами, подняв

руку в энергичном жесте. Они видели только круглое детское

лицо, обрамленное вьющимися волосами. Но ленинский высо*

кий лоб, глаза с характерным ленинским разрезом смотрят

на меня из-под летящих бровей.

Большевик, смущаясь, спрашивает:

— Кто это?

Я объясняю юноше понятным для него языком, кого я

ношу на сердце.

ХЛЕБ, ВРАЧ И ЗОЛОТАЯ ЛИРА

Арестантам раздают дневной паек —кусок хлеба величиной

с кулак. Но, чтобы назвать этот «хлеб» хлебом, нужно, как

говорят, семьдесят свидетелей. Поставщик подкупает

прокурора и начальника тюрьмы, сбывая эту смесь глины с песком

и отрубями. Да кого, собственно, может волновать, что люди

едят глину вместо хлеба? Нам, коммунистам, вообще ничего

не дают.

Уже много дней мы без конца говорим с арестантами об

этом хлебе. Даже обитатели «камер голых» склоняются к

бойкоту. Необходимо выступить всем сообща. Постепенно мы

устанавливаем контакт между турками и лазами. Теперь, когда

происходит раздача хлеба, каждый раз слышится ругань по

адресу поставщика и прокурора. Только камера Карачалы

портит все дело. Он в камере полный хозяин — «пахан». У него

своя шайка. Все его люди — агентура начальника тюрьмы. Но

мы силой большинства начинаем прижимать их. Карачалы и

компания стали побаиваться нас. А ведь охранка и вали хотят

покончить с нами именно руками этого сброда.

Тем временем в нашей тюремной жизни происходят

события, которые приносят много неожиданного.

В камере горцев двое заключенных заболели дизентерией.

Вся тюрьма поднялась на ноги. Прибыл муниципальный врач.

Больных отправили в казенную больницу. Такого еще не

знала здешняя тюрьма: до сих пор из нее выносили только трупы.

Местный муниципальный врач и судебный врач — одно

лицо. Врач он или коновал, — кто его знает! Смотрит поверх

очков. Взятки берет налево и направо. Бумажные деньги «не

уважает», зато при виде золота весь загорается. Убьют кого-

нибудь в окрестности, он является, пишет заключение. За

каждую строчку берет по лире — с той и с другой стороны.

Этот продувной «доктор» изредка появляется и в тюрьме.

Здесь есть пустая комнатушка, называемая «амбулаторией».

Пока он сидит в этой комнатушке, надзиратели приводят ему

больных; происходит «врачебный осмотр».

Доктор тычет больного палкой:

— Что у тебя?

Едва тот успеет произнести «живот», как доктор кричит:

— У меня тоже живот болит! - и прогоняет больного.

Приводят другого.

— Что болит?

— Зубы...

— Убирайся вон! У меня тоже зубы.

Так продолжается минут 30—40, потом доктор

поднимается и уходит.

Но в последний раз все было иначе. Как только он

показался в тюрьме, арестанты дружно стали кричать:

— Больной доктор пришел! Давайте осмотрим больного!

«Доктор» решил отступить от своих правил и отправил

больных в лазарет.

Даже самый маленький успех придает людям смелость.

Теперь заключенные стали всерьез поговаривать о бойкоте

хлеба.

На верхнем этаже тюрьмы помещается камера Карачалы.

Утром двери этой камеры открываются раньше всех, вечером

запираются позже всех. В одном из темных углов этой

камеры несколько арестантов, поджав ноги, сидят на койке. Из рук

в руки они передают толстую сигарету — курят гашиш.

Средь бела дня в камере Карачалы режутся в карты.

Четверо арестантов уселись вокруг железной банки, слышатся

только их короткие реплики и ругань.

Один все время проигрывает. Свое одеяло, матрац он уже

спустил.

— Что у тебя еще осталось? »

— Рубашка. t

— На нее не играю, дерьмом воняет.

Проигравшийся в кальсонах и рубашке отходит в сторону,

укладывается на голых досках, приговаривая:

— Ох, трещат мои косточки!

Из четверых игроков остались двое. Рядом с ними стоит

поджарый смуглый арестант. Это сам «пахан» Карачалы.

Длинными пальцами он перебирает янтарные четки,

напряженно следит за игрой. Он-то и затевает игру, а с выигрыша

берет проценты.

Первый раз Карачалы попал в тюрьму за драку из-за межи.

Не успев отсидеть свой срок, убил арестанта. Стали его

пересылать из тюрьмы в тюрьму. В нашей он отравил другого

арестанта за деньги, полученные от его врага. Карачалы — это

бич всей тюрьмы. Дергающийся, злой, навязчиво-вызывающий,

всегда в движении, он как куст терновника на ветру. Его

поэтому и прозвали Карачалы — Терновник.

Игреки говорят мало, быстро бросают карты. Один из них

весь рыжий, даже ресницы рыжие. Зовут его Бекташ Рыжая

Бровь. Он кладет на жестянку золотую лиру. К ней жадно

устремляются все взоры. Карачалы смотрит сверху.

— Смешай колоду... Как следует мешай! Не подглядывай!

Давай туз, — говорит Бекташ.

— Тебе, мне... твой, мой... мне, тебе...

Рыжая Бровь протягивает руку к лире. Партнер хватает

его за кисть. Лица у обоих бледнеют. Жестянка

опрокидывается.

— Отдай, сволочь!

— Нет, морда, не возьмешь!

Карачалы встает между ними.

— Бекташ, ты подавишься этой лирой! Меня зовут

Карачалы, помни.

Дерущихся разняли. Крики стихают. У Бекташа со лба

капает кровь. Карачалы кладет кусочек золота к себе в карман.

— Это тебе так не пройдет, Карачалы!

— Не таких видели... Ты еще щенок, Бекташ.