— Да, — я вставляю кредитку и киваю в направлении, где живу, — в квартале отсюда.
Таннер смотрит в сторону моей улицы, которая погружена во тьму. Это неудивительно. Большинство фонарей на ней разбито. В рабочем состоянии только парочка, и это на целую улицу. Вдобавок, почти во всех квартирах уже погашен свет. Здесь живет много малоимущих семей с маленькими детьми. Уложив малышей, родители тоже заснули, чтобы набраться сил перед трудовым днем.
О чем бы Таннер не думал, он отбрасывает свои мысли и кивает в сторону заправки.
— Мы нашли пропавшую девушку. Ты, случайно, не замечала здесь что-то необычное? Может кто-то вел себя подозрительно, или ты видела кого-то, кто здесь раньше не появлялся? — Он указывает на камеру наблюдения над нами. — Проклятая штуковина не работает.
Я сморю вверх, хотя прекрасно знаю, о какой камере он говорит — она уже век как не работает.
— Пропавшую девушку? — Мне трудно ответить на вопрос Таннера. Слишком много людей в моем районе, и если честно, то мы все, порой, выглядим так, словно нам здесь не место.
— Да. Она попала в город через секс-траффик. Влюбилась в сутенера. Классика.
Я киваю, словно понимаю, о чем он говорит, хотя на самом деле это не так.
— Ясно.
Таннер задумывается, опять хмурится, и меня так и подмывает взять и разгладить морщины, образовавшиеся на его лбу. Чтобы не сделать этого — хоть и очень хочу — я смотрю себе под ноги, но, все же, немного склоняюсь к Таннеру. Он стоит рядом, мне нужно просто протянуть руку и провести пальцами по этим морщинам. Уверена, они исчезнут, в первую очередь от шока из-за моих действий, но по любому их не станет. И пусть и на короткое время Таннер избавится от хмурых складок на своем лбу.
Но я не делаю этого, как и многое другое.
— Это то, чем ты занимаешься, как полицейский? Расследуешь дела, связанные с секс торговлей? — интересуюсь я вместо этого.
Словно вспомнив, что я рядом, Таннер наклоняет ко мне голову, а затем качает ей.
— Нет-нет. Хотя даже не знаю, может, это было бы и лучше. Я занимаюсь пропавшими без вести. Найти их живыми — это лучший результат моей работы. — Он кивает в сторону заправки. — Это удачный исход. Она пропала не так давно. Возможно, у нее не так много душевных шрамов, как у других.
По моему телу пробегает дрожь. Не могу представить, как можно прожить хоть день такой жизнью и остаться без шрамов.
— С тобой все в порядке?
Должно быть, Таннер наблюдал за мной, и я вижу, как он меняется, словно по щелчку. Сейчас он смотрит на меня не так, как раньше, когда отвлекся, задумался или мысленно витал где-то.
Он смотрит на меня, как коп.
Его взгляд словно может проникнуть внутрь и посмотреть, о чем я думаю. На мгновение я напрягаюсь, но потом встряхиваюсь и откидываю эти мысли. Таннер просто выполняет свою работу, а я его потенциальный свидетель. Его обязанность пытаться разглядеть то, чего другие не заметят.
— Да, все нормально. Знаешь, я задавалась вопросом, чем ты занимаешься. Было не сложно догадаться, что ты полицейский, но я не знала из какого отдела. — Я замолкаю, а потом, подумав, добавляю: — Теперь я понимаю, почему ты все время смотришь на листовки с пропавшими девушками.
«Девушками 4-0-4».
Таннер не отвечает, не показывает, что я задела его за живое. Однако я это чувствую. Мои слова каким-то образом пробрались ему под кожу, и он просто не может ответить. Не знаю, почему. Казалось, я не сказала ничего такого, но когда замечаю удивление в глазах Таннера, то меня охватывает дрожь. Эта дрожь напоминает ту, что от бабочек, которые на днях порхали в моем животе, но все же отличается. Как будто именно сейчас это реально, а прежние трепетания были лишь фантазией.
— Разве я смотрю на них? — спрашивает Таннер хрипловатым голосом.
«Я оказалась права. Я добралась до него. Мне это нравится. Греет душу».
— Ага. Когда заходишь в кофейню, в первую очередь смотришь на доску объявлений, потом проводишь рукой по волосам… — Я запинаюсь, понимая, что есть грань между наблюдательностью и преследованием. Я уже почти вплотную подошла к ней, впрочем, как и к тому полицейскому, за которым наблюдала.
— Я имею в виду, что порой замечаю, как ты смотришь туда, — откашливаясь, продолжаю я.
— Разве? — Он удивленно моргает и покачивает головой. — Вероятно, я не замечаю этого за собой.
Таннер смотрит себе под ноги, словно я сказала то, что ему не понравилось, а потом под звон колокольчика открывается дверь офиса заправочной станции. Таннера окликает женщина-полицейский. Она машет, чтобы он подошел к ней, а я вдруг вспоминаю, зачем, в первую очередь, приехала на заправку.
Бензобак моей машины давно наполнен.
Я дергаюсь, понимая, что прислонилась к своей машине, даже не заметив этого, и убираю кран.
— Я должен...
— Ничего. Я понимаю. — Я машу рукой, показывая, что Таннер может идти. — Все в порядке.
— Просто... — он указывает через плечо на женщину — очень красивую женщину, — которая все еще ждет его.
Она хмурится, глядя на нас. Ее рука прижата к голове. Женщина не опустила ее после того, как поманила Таннера.
Я откашливаюсь, чувствуя себя крайне неловко.
— Мне нужно возвращаться домой...
— Да. Думаю, это правильно. — Таннер собирается уходить, но останавливается. Он начинает говорить, запинается, поднимает руку и морщится. — Э-э… я хотел сказать, что могу проводить тебя до дома.
Я удивленно таращусь на него.
— Просто хочу быть уверен, что ты доберешься до дома спокойно.
— Конечно, я поняла. — Он просто выполняет свою работу. И всего-то. — Я уверена, все будет в порядке. Не беспокойтесь.
Наконец я ставлю кран, который, словно дура, до сих пор сжимала в руке, обратно в держатель, хватаю квитанцию и направляюсь к багажнику своего автомобиля.
«Зачем я пошла туда? Да фиг его знает».
— Хорошо. Окей. — Таннер просто улыбается мне... и все невидимое, но ощутимое напряжение тут же улетучивается. Из-за чего и почему — я не понимаю.
— Увидимся завтра, Ли? — тихо добавляет Таннер.
— Да, конечно. Завтра. — Я киваю. — Всем нам необходим кофе.
Таннер смеется, но не надо мной. Он смеется вместе со мной, и, черт возьми, трепетание снова возвращается, щекоча внутренности.
Вдруг Таннер становится серьезным и поднимает на меня свой взгляд.
— Будь осторожна, — говорит он напряженно и пристально смотрит на меня.
Таннер ждет ответа. Он не уйдет, пока не получит его, и я... ощущаю его заботу. Словно моя безопасность важна для него не только потому, что он — полицейский.
— Конечно, — снова киваю я.
Таннер потупляет взгляд, слегка взмахивает мне рукой на прощание и отправляется к ожидающему его коллеге.
Я не должна быть так возбуждена. Это риск для меня. Это неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать.
Я просто позволяю себе трепетать. Особенно вспоминая, что пару дней назад мы с Таннером обменялись номерами телефонов.
Глава 3
«Это удачный исход», — повторяет голос Таннера в моем сне, и я вижу девушку. Но не ту, что он нашел прошлой ночью. У этой девушки волосы сбиты в колтуны. Щеки впали от недоедания. Кожа болезненно бледная. Скулы выпирают. Ее глаза кажутся неестественно выпученными, но это лишь потому, что кожа туго обтягивает череп. Так бывает у того, кто голодал.
Я ворочаюсь и кручусь во сне.
Я в полудреме — понимаю, что сплю, но проснуться не могу, поэтому продолжаю метаться по кровати и видеть сон об этой девушке.
Ее выводят на улицу. Девушка держит руки перед собой, словно они скованны наручниками. Но это не так. Больше ничего не ограничивает ее свободу. Нет ни веревок, ни оков, ни цепей. Повсюду полиция, медики. Люди говорят по рации. Множество взглядов. Кто-то смотрит косо, кто-то со слезами, некоторые с недоумением, некоторые с сочувствием. Это подавляет ее. Она этого не хочет. Девушка все видит, слышит и все чувствует, а затем она кричит...
И тут я просыпаюсь.
Мое сердце бешено стучит. Руки дрожат. Я вспотела, но все же натягиваю на себя одеяло, словно оно защитит меня.