— Нет, спасибо, Пеппер… Мисс Сара знает, кто был ее настоящий отец?

Старик помедлил, держа ладонь на ручке двери.

— Нет, мистер Сильвер не хотел, чтобы она знала, так как ей было всего два года, когда он ее удочерил.

— Понимаю. Хорошо, не говори никому, что я приехал. Я хотел бы сам разобраться с этой вечеринкой.

Пеппер улыбнулся заговорщически.

— Очень хорошо, сэр. Мисс Сара в черном платье, хотя, конечно, многие другие леди тоже надели черное.

Джеймс ухмыльнулся в ответ.

— Я ее найду. Есть еще и рыжие волосы.

Оставшись один, Джеймс подошел к окну и, приподняв занавески, постоял, глядя на залитый лунным светом парк. Последние слова Пеппера заставили его задуматься. Было ли зерно истины в предположении слуги о том, что ему неприятно присутствие Сары в Фаллоу? Он знал, что ничем не обязан ребенку Хандли Грэя. Хандли Грэй — самый бессовестный банкир современности, чье банкротство разорило тысячи людей, включая и семью Джеймса. Хандли Грэй, который умер в тюрьме через год после заключения, чья жена в отчаянии покончила с собой, — печально известный отец Сары.

Джеймс никогда не мог понять, почему его дядя удочерил этого ребенка. Джон Сильвер был близким другом семьи и, как сплетничали, был влюблен в жену Грэя. Никогда не пугающийся риска и при случае сам не отказывающийся пройти по краю пропасти, он успел выйти из игры перед началом краха. Забрав девочку, он дал ей свое имя и воспитал в полном неведении относительно ее происхождения.

Сильвер говорил Джеймсу о Саре с легким оттенком грусти:

— Если бы она была моим ребенком, ей бы досталось все, что у меня есть. Но я оставлю ей достаточно, чтобы она не зависела от тебя, когда закончатся твои обязанности по отношению к ней, хотя она и не станет богатой женщиной. Помоги ей, чем сможешь, хорошо, Джеймс? Сейчас это не так важно. Школа и София присмотрят за ней в ближайшие год или два. Но позже ей понадобится мужчина. Она упрямая, а с той историей… У тебя голова правильно сидит на плечах. Ты должен помочь ей найти свое место в жизни.

Месяцем позже он умер.

Удивительно, подумал Джеймс немного смущенно, что все последующие годы он никогда не вспоминал тот последний разговор с дядей так отчетливо, как сейчас. Он попытался представить девочку в тот единственный раз, когда видел ее, и, припомнив все обстоятельства того визита, непроизвольно улыбнулся, так как в памяти не осталось ничего, кроме мимолетного воспоминания о длинных, отчаянно лягающихся тонких ногах и шапке ярко-рыжих растрепанных волос. Да, он должен был постараться увидеться с ней во время своих коротких возвращений в Англию и не допустить того, чтобы она выросла абсолютно незнакомым человеком.

«Очень жаль, что вы не потрудились познакомиться с девочкой. Вы получили бы удовольствие от общения с ней, хотя могли и поседеть раньше времени. Она — хороший ребенок и не виновата в том, что люди сплетничают», — так писала его старая знакомая Грэйс Хервей, ставшая незадолго до этого супругой лечившего Сару местного доктора. Грэйс была терпимой и уравновешенной женщиной, но даже она намекала на сплетни. Именно ее письмо заставило Джеймса приехать домой, хотя он и сам не понимал, что побудило его в последний момент прибыть в Фаллоу на день раньше. И наконец, Пеппер… «Мы все любим Сару — у нее доброе сердце». Что ж, возможно, это и есть самая правдивая характеристика.

Облачившись в смокинг, Джеймс осмотрел свою высокую худую фигуру в зеркале и спустился вниз, чтобы принять участие в вечеринке.

К этому времени веселье уже пошло на убыль. Всюду сидели парочки, всецело занятые друг другом и не обращающие никакого внимания на окружающих. Многие, казалось, находились в разных стадиях опьянения, и только несколько танцоров кружились в танце посреди большой гостиной.

Ее он увидел почти сразу. Она сидела на перевернутом цветочном горшке, и узкое черное платье откровенно обнажало ее колени. Очень сосредоточенно она плевалась косточками от вишен в пустую, граненого стекла чашу для пунша. Она услышала его шаги, выплюнула еще одну косточку, которая упала далеко от цели, и выжидающе повернулась к нему. В лунном свете слегка раскосые глаза девушки были ярко-зелеными, как у кошки.

— Привет! — сказала она удивленно. — Кто ты? — Она не стала ждать ответа и серьезно добавила: — На какое расстояние ты сможешь доплюнуть? Я пробовала подальше, но не смогла попасть ни одной.

— Это гораздо проще, когда стоишь, — ответил он с той же серьезностью. — Дай-ка мне вишни.

В течение нескольких минут они сосредоточенно ели вишни и плевались косточками в чашу для пунша, причем Джеймс легко выиграл.

— Скучная вечеринка, не правда ли? — сказала она, когда была съедена последняя вишня. — Не стесняйся это признать. Я Сара, ну, ты знаешь — Сара Сильвер… Но на самом деле это вечеринка Перонел.

Он улыбнулся про себя.

— Кто такая Перонел? — спросил он.

Глаза Сары широко открылись.

— Неужели ты не знаешь Перонел? Я думала, это она привела тебя сюда. Она — Перонел Чейз. Ты должен был о ней слышать. Она меня одевает.

— Правда? — спросил Джеймс и бросил взгляд на платье Сары. При лунном свете он смог увидеть только то, что оно было сложным и изощренным. Тугая копна перетянутых обычной черной резинкой огненно-рыжих волос над этим платьем казалась очаровательной и совершенно неуместной. У Сары был вид маленькой девочки, одетой в изящные взрослые вещи своей матери.

— Тебе оно нравится? — простодушно спросила она. — Перонел не хотела, чтобы я его надевала. Она сказала, что оно слишком… слишком… — Девушка неопределенно взмахнула тонкой рукой.

— Ну, возможно, она и права, — критически заметил Джеймс.

— Перонел всегда права в отношении одежды, но, ты понимаешь, это было куплено исключительно для Б. Н.

Джеймс уже собрался спросить, кто или что такое Б. Н., когда она добавила печально:

— Я совсем не танцевала сегодня. Гости могут быть недовольны, не правда ли?

— У большинства из них, видимо, есть более важные дела, — с усмешкой ответил он.

Снова зазвучала музыка, и Сара встала, вопросительно посмотрев на него.

— Что такое? — поинтересовался он, думая в этот момент, кто же такая эта Перонел Чейз, превратившая его дом в подобие ночного клуба.

— У тебя нет деревянной ноги или чего-нибудь в этом роде? — бесцеремонно спросила Сара.

— Нет, но что заставило тебя об этом подумать?

— Я хочу танцевать.

Джеймс расхохотался.

— Я буду счастлив потанцевать с тобой, хотя ты увидишь, что я слегка отстал в современных танцах.

В их распоряжении оказалась почти вся комната, и, пока они танцевали, Джеймс воспользовался случаем, чтобы рассмотреть ее поднятое к нему лицо. Оно было тонким, с той необычно белой кожей, которая иногда сопутствует рыжим волосам. Нос чуть-чуть курносый, с едва заметными детскими веснушками. Рот был слишком широкий, хотя и красиво очерченный.

Джеймс видел, что и она изучает его так же пристально. Когда плавная музыка смолкла, она предложила:

— Давай выйдем наружу.

— Неужели я был так плох? — рассмеялся он, но она серьезно ответила:

— Нет, ты танцуешь очень хорошо. Но ты старше, чем я думала. К тому же ты отличаешься от других. Кто тебя привел?

— Никто меня не приводил, — ответил он и понял, что ему хотелось бы подольше сохранить свое имя втайне. Очевидно она не помнила его.

— Забавно, но я не видела тебя здесь раньше, — сказала она. — И все же в тебе есть что-то неопределенно знакомое. Ну ладно, неважно. Пойдем к пруду? Они, возможно, еще не обнаружили мое любимое место и не смогут найти нас.

Он последовал за ней на террасу. Она провела его через ровные лужайки, спускающиеся к ручью, который, извиваясь, струился через рощу. Он хорошо помнил этот глубокий пруд с низвергающимся в него водопадом, где он так часто купался мальчишкой.

Между двумя деревьями — как раз там, где поток воды, шумно ликуя, падал вниз, — были подвешены качели. Сара свернулась клубком на сиденье.