— Вам?! — Она весело захохотала. — Это девушке, подошедшей к вам ближе чем на тридцать шагов, нужен совет и утешение.
— Ну что ж, — сказал я, — если вы не хотите мне помочь…
— Совет в чем? — спросила она, когда я уже взялся за ручку двери. Ведь есть же единственный фактор — женское любопытство, — благодаря которому мы всегда оказываемся победителями.
— Представьте себе, что вы не ладите с шерифом…
— У меня на это не хватит воображения, — перебила она меня.
— Вы должны попробовать, цветок магнолии, — сказал я настойчиво. — Предположим, что какое-то очень нудное занятие, отнимающее много времени, — я имею в виду занятие с шерифом… например, он слишком долго надевает пижаму…
— Лейтенант Уилер, — сказала она слабым голосом, — вы отвратительны!
— Затем, — взглянул я на нее торжественно, — в вашу жизнь входит новая большая Любовь — я, к примеру!
— А теперь вы смешны!
— Есть причины, по которым вы не хотите оставить шерифа и в то же время меня. Шерифу вы вынуждены уделять большую часть своего времени, если не все, но вы хотите часть времени проводить также и со мной. Так вот какие отговорки вы бы придумывали для шерифа?
Она подумала немного, наморщив лобик.
— Я должна ухаживать за больной подругой? — Я грустно покачал головой. — Нет? — спросила она и вздохнула. — Ну хорошо, я занимаюсь учебой ночами, чтобы впоследствии самой стать шерифом?
— Аннабел, пошевелите мозгами, — сказал я удрученно.
— Это непросто, лейтенант, потому что девушка с таким широким кругом интересов встанет перед настоящей проблемой!
— Неужели?
— Она должна быть неподражаемой лгуньей с великолепной памятью, прежде всего, даже если бы отношения зашли так далеко, как вы говорите.
— Скорее всего, вы правы, — сказал я задумчиво, — огромное спасибо!
— За что? — изумленно взглянула она на меня.
— Я еще не уверен, — сказал я честно, — но думаю, что вы кое-что прояснили. Позвольте поздравить вас, мисс Джексон, вы первая оказали мне несомненную помощь!
— Этот порыв у вас, я думаю, из-за жары, — сказала она медленно, — у вас что, с головой не в порядке? Что с вами, лейтенант?
— Размягчение мозга, — сказал я злобно. — Скажите мне, а у вас…
— Вон! — яростно сказала она, схватив тяжелую стальную линейку.
Я пошел перекусить в одной забегаловке поблизости и углубился в меню. Они преимущёственно специализировались здесь на подгоревшей пище. Только две вещи я категорически отказывался делать — есть пищу, покрытую горелой коркой, и носить шорты, потому что не признавал никогда их за одежду.
В итоге я заказал только салат и кофе, отчего лицо официантки вытянулось от разочарования. Готовят здесь отменно грязно. Ну что же, есть все-таки надо.
Вместо покойной Бернис Кейнс в приемной Торро сидела новая секретарша. Она внимательно посмотрела на меня, и, когда я ей представился, ее серые глаза засветились извечным женским любопытством.
— Доктор Торро занят с пациентом, — прошептала она. — Думаю, что как очень мужественный человек, он хочет углубиться в работу, чтобы забыть свое горе.
— Вы имеете в виду его жену?
Ее глаза широко раскрылись.
— А кого же еще?
— Да, конечно, — сказал я, — .будьте любезны, доложите ему обо мне.
Она немного помедлила, затем решительно сжала губы:
— Я понимаю, что это не мое дело, лейтенант, но не кажется ли вам, что вы пришли не вовремя? Сегодня мой первый рабочий день здесь, но я уже узнала, как доктор может сердиться! Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы оставили его с работой и горем наедине.
— Голубушка, — постарался я улыбнуться как можно приятнее, — если вы не наберете номер и не скажете ему, что я его жду, этот день будет также и вашим последним днем здесь. Нельзя сказать, что я не разделяю ваши высокие чувства, напротив, но думаю, что иногда их лучше держать при себе.
Губы ее побелели, но рука потянулась к телефону. Через несколько секунд она повесила трубку и взглянула на меня:
— Доктор выйдет к вам через несколько минут, лейтенант!
Отойдя от стола, я закурил сигарету.
Через пять минут дверь кабинета открылась, и доктор Торро пропустил впереди себя слишком полную, слишком нарядную и слишком пожилую даму, которая с умилением смотрела на него, будто он был ее любимой собачкой чихуахуа. Наконец, он избавился от нее, коротко кивнул мне и пригласил в кабинет. Когда я вошел, он закрыл за собой дверь и обошел вокруг стола, направляясь к своему креслу. Костюм оливкового цвета на этот раз был элегантен, как никогда. Он посмотрел на мена и вдруг нервно пригладил свой коротко остриженный седой ежик.
— Что-нибудь еще, лейтенант? — спросил он сорвавшимся голосом.
— Не знаю, — признался я, — надеюсь, что вы мне что-то расскажете.
— Я мог бы, если бы вы прекратили говорить намеками и объяснили мне, в чем дело!
— Вы были близки с мисс Кейнс? — спросил я, усевшись поудобнее в кресло и закурив новую сигарету.
— Я вам уже рассказывал.
— Настолько близки, что она вас никогда не обманывала?
Бледное аскетическое лицо его медленно потемнело, пальцы сжались в кулаки. Глаза его стали холоднее арктического льда, когда он поднял их на меня.
— Вы сошли с ума? — Он почти выплюнул эти слова мне в лицо.
— Возможно, — пожал я плечами. — Сегодня утром Фрэнк Корбан заявил, что мисс Кейнс вела своего рода двойную игру с вами и с другим парнем в одно и то же время.
— Это абсурд!
— Это вы так говорите, а я бы хотел быть уверенным, — сказал я вежливо.
Он внезапно поднес палец ко рту и прикусил его ровными крепкими зубами.
— Если можете, постарайтесь отнестись к этому бесстрастно, — предложил я. — Вы можете припомнить последние два месяца? Помните ли вы, какие отговорки были у мисс Кейнс и как часто она к ним прибегала?
— Конечно нет! — рявкнул он. — Это смешно, Бернис никогда… Вы прекрасно знаете, что Корбан — псих со склонностью к насилию. Он может сказать все, что угодно… — Голос его сорвался, зубами он продолжал теребить палец, на котором была повязка. — У нее часто бывали мигрени. Иногда мне приходилось отпускать ее домой раньше, чтобы она могла прилечь и отдохнуть. Помню, она отсутствовала два выходных подряд, но это нелепость — подозревать ее!
— А вам не кажется, что она симулировала мигрени? — спросил я мягко. — Вы могли бы определить это?
— Не в ранней стадии, — ответил он, — а только застарелые мигрени, когда человек не может пошевельнуть головой, по цвету лица, затем раздраженное общее состояние — но все это чепуха!
— Не было когда-нибудь так, что она жаловалась на мигрень, а выглядела лучше, чем при обычных приступах?
— Если она лгала! — взорвался он. — Но чем вы это объясните, почему она должна была обманывать меня, как вы изящно выразились!
— Не знаю, — сказал я, — я уже сказал вам, что это не моя идея!
— Мы очень любили друг друга, — сказал он спокойно, — и собирались пожениться.
— Конечно, — кивнул я вежливо. — И все же я должен найти убийцу.
— Я понимаю, но мне ужасно тяжело помнить об этом все время. У вас есть еще вопросы, лейтенант?
— Нет, это все, — сказал я.
— А о ком шла речь, я имею в виду Корбана, кого он имел в виду, когда говорил, что Бернис вела двойную игру?
— Хола Бейкера.
— Бейкера? — Он хрипло засмеялся. — Ничего более нелепого я не мог представить. Она никогда не находила его привлекательным, это был не ее тип мужчин.
— Раз вы так считаете, доктор, — сказал я, — тогда все это несерьезно.
Он нервно забарабанил пальцами по столу, вены на его лбу вздулись.
— А может быть, и нет, — прошептал он. — Я так хотел верить этим мигреням, но никогда не был точно уверен, что они были настоящими. — Он уставился на стену позади меня, рот его скривился в ужасной гримасе. — Она вела себя несколько странно последние два месяца. Временами была неестественно возбуждена, а временами очень удручена. — Он пытался улыбнуться. — Беда профессоров-психиатров, лейтенант, в том, что они излишне подозрительны. Эти скачки в ее настроении начали меня беспокоить — налицо была ранняя стадия шизофрении, все ее симптомы, понимаете?