— Я знаю историю умершей девушки, — сказал я, — и не знаю, как замяли это дело после самоубийства Меннинга.

— Досадно! — вскричал он. — Исключительно досадно! В то время, если бы сделали рекламу вокруг смерти этой девушки, это было бы…

— Досадно?

— Конечно! Но теперь? — Он пожал худыми плечами. — Я больше не помещаю деньги в фильмы производства Котса. Вообще не помещаю денег в кино. Так зачем мне беспокоиться, что мое имя произнесено в связи с…

— Я понял, что, в сущности, речь шла не о ваших деньгах, мистер Блейн. По моим сведениям, вы были только ширмой. Деньги давал Кент Фарго.

Он заколебался.

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть этого заявления, лейтенант.

— Допустим на минуту, что Джорджия Браун сказала правду; если она упомянет об этом в своем телеинтервью, вас это не обеспокоит?

— Не понимаю, почему бы это меня обеспокоило, — ответил он надменно.

— Это может обеспокоить Фарго.

Он резко снял очки и осмотрел их на свет; потом с торжествующим ворчанием повторил процедуру протирания их стекол.

— Почему вы не спросите об этом мистера Фарго? — подозрительно спросил он наконец.

— Я его спрошу, — сказал я. — Мистер Блейн, мы должны быть реалистами, я так думаю. Убита женщина. Перед смертью она назвала имена людей, о которых хотела говорить в телепередаче Паулы Рейд. Четыре имени, в их числе ваше и Фарго. Это ставит вас обоих, так же как и двух других, в положение главных подозреваемых. Я вас прошу помочь мне, а вы знать ничего не хотите.

Он несколько секунд пристально глядел на меня.

— Честно, лейтенант, — сказал он наконец, — я ничем не могу быть вам полезен. Я сожалею об этом. Если вы хотите знать мое мнение, совершенно личное, Джорджия Браун срочно нуждалась в деньгах; она пошла к этой… гм… телевизионной интервьюерше и уверила ее, что она в состоянии поднять завесу над скандалом с Меннингом. Все это, разумеется, за звонкую монету. Если бы интервью состоялось, я уверен, что оно потерпело бы фиаско. Публичные разоблачения, касающиеся смерти Ли, нанесли бы ущерб только одной особе.

— И кто эта особа?

Он ухмыльнулся:

— Сама Джорджия Браун. Я не знаю, насколько вы в курсе данных событий, лейтенант, но из того, что вы мне уже сказали, ясно, что вы должны знать достаточно много. Вы знаете истинную роль, которую играла Джорджия?

— Я предпочел бы услышать вашу версию, — сказал я вежливо.

— Она была обыкновенной сводницей! Она подбирала девушек, девочек, которые были слабостью Меннинга. Она убеждала их, что он их выдвинет, и приглашала их на уик-энд. Это она нашла ту крошку. Она прекрасно знала ее возраст, но не думайте, что это ее смущало!

— Вы правы, эта Джорджия совершенно очаровательна!

— Лейтенант, — сказал он убежденно, — Джорджия Браун была развращенным существом, полностью развращенным, и мир будет чище без нее!

Он откинулся на спинку кресла и трагически скрестил руки на груди:

— Теперь, я полагаю, вы меня арестуете?

— Думаю, что вы выразили мнение большинства о Джорджии Браун, — откликнулся я. — И я не считаю это преступлением. Вы можете еще что-нибудь сказать, мистер Блейн?

— Нет. Я, вероятно, и так сказал лишнее.

— Я вам очень признателен.

Я встал и направился к двери.

— Лейтенант!

Я обернулся:

— Да, мистер Блейн?

— Не ошибитесь: Джорджия Браун была не дура. По-моему, она выбрала четыре имени, которые заботливо передала мисс Рейд, основываясь на их общественной ценности, чтобы запросить подороже. Если бы Джорджия знала, что ее разоблачения могут угрожать ее жизни, она бы этого не сделала. Она слишком дорожила своей шкурой, чтобы рисковать ею.

— Значит, вы думаете, что эти четыре имени абсолютно ничего не значат?

— Абсолютно ничего, — убежденно подтвердил он.

Я закрыл глаза и мысленно сосчитал до четырех… роскошных блондинок.

— И зачем только я к вам пришел! — посетовал я и вышел.

Камердинер меня ждал и слегка поклонился:

— Вот ваша шляпа, сэр.

— Спасибо, — ответил я надменно и вырвал шляпу из его рук. — Я вижу, что подкладка пока на месте.

— Если позволите мне замечание, сэр, то ваш головной убор отлично сохранился, — сказал он сладко. — Он, вероятно, принадлежал еще вашему отцу?

Ночь была светлой, идеально подходящей для ночного раута. Полумесяц в безоблачном небе и приятно теплая погода без духоты. Я чувствовал себя в полной форме, когда стучал в дверь Кей Стейнвей.

Дверь открылась, выпустив волну музыки и шум голосов.

— Проходил мимо, и, так как крюк составил всего двадцать километров…

— Входите же, — сказала она.

На ней было облегающее платье из розового муслина с вшивным поясом и расклешенной юбкой.

— Пойдемте, я представлю вас другим гостям, и вы мне скажете, порадует ли ваше сердце это зрелище.

Я последовал за ней в гостиную, где волны голубого дыма скрывали лица. Оглушительная сутолока, хотя всего десяток гостей. Кей представила меня. Я не запомнил имен. Не важно. Они тоже не запомнили моего. Затем появились и знакомые персоны.

— Это ваш выходной вечер, лейтенант? — спросила Паула Рейд. — Или вас привела сюда работа?

— Да, — ответил я, — я не хочу, чтобы мои мозги лопнули раньше времени.

Я с интересом уставился на нее. На ней было голубое бархатное платье с декольте ниже груди, которое, по-видимому, держалось лишь на одном энтузиазме. В футляре из черного джерси, закрывающем горло, Дженис Юргенс выглядела рядом с ней строгой, почти суровой.

— Я вам приготовлю стаканчик, Эл, — сказала Кей. — Виски со льдом?

— И чуть-чуть содовой.

Мы составили трио с Паулой и Дженис, но, увы, ненадолго. Вскоре к нам подошел Норман Котс с буйно окрашенным коктейлем в изящной руке.

— Счастлив снова видеть вас, лейтенант, — сказал он с улыбкой.

Кей Стейнвей подошла и протянула мне стакан.

Я поблагодарил ее.

— Смерть Джорджии должна страшно осложнить вам существование, — любезно пояснил Котс Пауле. — Что вы будете делать с вашей субботней передачей?

— Я выпутаюсь, — сухо ответила Паула. — Можете не радоваться, Норман.

— Радоваться? — Он принял приличествующий случаю сокрушенный вид. — Я огорчен за вас, дорогая, право, огорчен.

— Воображаю!

— Я считаю, что для вас, милочка, это единственный случай, — промурлыкала Кей, обращаясь к Пауле. — Не смогли бы вы интервьюировать себя?

Паула восхитительно улыбнулась.

— Может быть, следовало интервьюировать вас, мой ангел, — ответила она, — но моя программа еще никогда не подвергалась запрету, и я не хотела бы рисковать своим положением.

— Нет, я предпочитаю свою идею, — настаивала Кей. — Это позволило бы вам расшевелить грязь еще сильнее. Ведь в этом как раз цель вашей программы, не так ли, милочка? Раскапывать грязь как можно глубже.

— Может быть, уйдем? — шепнула Пауле Дженис.

— Смешно! — яростно возразила Паула. — Мне только-только становится весело. Скажите, лейтенант, вы допрашивали Кей? Говорят, она была близка с Ли Меннингом как с мужем, хотя брака как раз и не было!

— Мы говорили об этом, — ответил я. — Кей сказала мне, что она была старовата для Меннинга.

— Вы не убедите меня в этом! — фыркнув, сказала Паула.

— В то время мне было девятнадцать лет, — вмешалась Кей. — Если бы вы находились в тех краях, он назвал бы вас мамашей!

— Какой профессиональный юмор! — съязвила Паула. — Настоящая клоунада! Вы уже слышали, как она поет, лейтенант?

— Пауле очень идет голубое, — с улыбкой сказала Кей, — и если вы услышите, что ее волосы были до окраски серыми, то не верьте: они были седыми.

Рассвирепев, Паула бросилась на нее:

— Ах ты…

Но Дженис схватила ее за руку и оттянула назад.

— Немного выдержки, милочка, — сказала Кей. — Вы здесь не на телевидении. Большинство гостей работают в кино. Это имена!

Она удалилась, слегка покачивая бедрами.