— Да-а? А во сколько ты сама меня родила? В 17?!

— Дурой была потому что, — говорю. — Как ты. Ах, мне 17, а я все еще девственница! — передразнила я дочкин тон. — Вот и получила результат, с первого-то раза!

И вся моя жизнь пошла наперекос. Только дочери об этом я не расскажу никогда. Незачем. Я-то мою девочку не брошу и за порог никогда не выставлю, пусть ее хоть четверню в подоле приносит. Вот только ж хочется, чтобы дочка моих ошибок не повторяла. Чтобы счастлива была в полноценной семье, не только с детьми, но и с мужем. Что я, много хочу, спрашивается? Вот то-то ж и оно.

— Это физиология, понимаешь? — вконец разоралась Ира. — Фи-зи-о-ло-гия! Я нормальная здоровая девушка, мне это на-до, надо, понимаешь? Это естественный физиологический процесс! Без которого женщине не выжить, она болеть начинает, понимаешь? Стареть и болеть! А я не хочу…

— Умная ты, как я погляжу! — обозлилась я. — Физиология! Да я уже лет 20 живу без этой твоей физиологии и живу нормально, чтоб ты знала!

— НУ ТАК ПОРА ПРЕКРАТИТЬ ТЕБЕ ЖИТЬ НОРМАЛЬНО!!! Ты же еще совсем не старая, мама, найди себе кого-нибудь! НАЙДИ СЕБЕ МУЖИКА, и отстань от меня со своей средневековой моралью! ОТВАЛИ, ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! В по-ко-е, поняла?!

Она выскочила в коридор. Дернула куртку с вешалки и — в подъезд, только дверь вслед ахнула. Поговорили, называется. Вот что мне с ней теперь делать, а? Выросла дочурочка. Выросла…

Ох, и долго же я после этого крепилась, очень мне не хотелось, чтобы девочка восприняла мою заботу о ней как слабость, со всеми выползающими из этого последствиями. Так и прожили мы, страшно выдумать, аж три недели, я себе, она — себе, два чужих человека.

Честно скажу, не знала я, как к ней подступиться. Ведь опять орать начнет, и снова мы переругаемся. Дочку же, как я теперь понимаю, держали не столько гонор и злость, сколько страх. И выяснилось это, как и всегда в таких делах получается, чисто случайно.

Началось с того, что зачастил к моей девочке какой-то подозрительный тип. С козлиной бородкой, невнятной национальности. Запрется с ней в комнате и — шу-шу-шу. Войдешь к ним, сразу же замолкают и смотрят на тебя волками. Ну, правильно, а вы на моем месте о чем в первую голову подумали бы?! Я день терпела, два. На третий не выдержала, потребовала ясности:

— Вы кто такой, молодой человек? И что вы потеряли в комнате моей дочери?

— Мама! Стучаться надо, блин!

— Язык с мылом мыть будешь, Ира, — пригрозила я (дочурка-то вовсе не "блин" заявила, сами понимаете). — А вы не тушуйтесь, мил человек, на вопросик ответьте, пожалуйста. Кто вы такой и какого чертова черта вы здесь делаете?

Ну, тут он начинает по-научному заворачивать. Что у Ирочки — аура рваная, в дырах, черных кругах и квадратах, что это порча. Что если бы это одна только порча, а то — полный набор негатива. Что он, Зурик то есть Зураев, есть известный маг и экстрасенс, что подобные случаи как раз в его компетенции. Что работы по восстановлению ауры тут очень много, прямо хоть топись и вешайся, очень, мол, сильное материнское проклятие и…

— Что?! — осатанела я, разобрав из всей тирады только последнюю фразу. — Да ты что несешь, сукин ты сын?! Чтобы я… Собственную дочь… Вон! ВОН из квартиры немедленно!

Маг сбежал, бормоча что-то уже про мою ауру, дескать, по ней тоже чистка кармы рыдает и плачет.

— В гробу я тебя видала, недоносок! — бешено ору, швыряя ему вслед все, что попадает под руку. — Вместе с твоей гребаной синергетикой организма и космоса!

— Мама! Да мама же! — дочка тянет меня назад, в квартиру. — Успокойся!

— Чтобы духу твоего здесь не было! — по подъезду метался дробным эхом топот улепетывающего со всех ног мага. — Не то я те так карму прочищу, на сто жизней вперед хватит!

— Мам, прекрати!

— Что это такое было, дочь? — яростно спрашиваю у Ирины, с лязгом захлопывая входную дверь. — С кем ты еще связалась на мою голову?

Я ждала, что дочка начнет орать и ругаться, как всегда. Но она меня удивила. Обхватила голову руками, медленно так, и зарыдала. В голос, захлебываясь и воя.

Я растерялась до того, что так и стояла столбом, не зная, как быть. Такие слезы без причины не наваливаются. Аж страшно стало. Что случилось?

— Ты же ничего не знаешь, мама! — давилась слезами Ира. — Ничего… не понимаешь…

— Так объясни, — обнимаю, веду на кухню — отпаивать чаем с валерьянкой. — Что с тобой случилось, девочка моя? Что за слезы, что за беда? Что это за цадик к тебе приходил?

— Ты не поймешь…

— А ты расскажи. Я уж постараюсь понять.

Она только головой мотает. Не верит мне. Не хочет верить. Вот ведь наказание. И как же мне теперь с нею быть?

Чай с валерьянкой, однако же, возымели свое действие. Ира чуть успокоилась. Пошла в свою комнату, вернулась, протягивает мне газетку, одно из этих кошмарных сектантских изданий про конец света и всякие ауры, кстати, так оно и звалось гордо: "Аура"

— Читай!

— Да тыщу лет мне упал этот твой бред про третий глаз и всепланетный разум! — возмущаюсь я.

— Нет, ты прочитай, прочитай. Ты поймешь сейчас все.

Пожимаю плечами. Ссориться, терять с таким трудом обретенный мир? Еще чего!

— Град-убийца, — читаю яркий смачный заголовок и фыркаю:- что за чушь! Хм, хм… Ну… С некоторых пор в нашем городе начали происходить удивительные и страшные события. Град-убийца собирает свои жертвы. Вот статистка последних лет: убито более десяти молодых мужчин… — отрываюсь от газетенки и фыркаю:- Ага, " Градом"! Тем, что в Осетии недавно выпал.

— Ты читай, читай, — мрачно посоветовала дочь.

Посмотрела я на нее, какая она серьезная, мрачная. И несчастная. Такая жалкая и потерянная, что аж сердце щемит… И язык мой не повернулся съехидничать. Дочитывала я статейку в молчании.

— Да чушь все это… — сказала я неуверенно. — Байка. Как про этих ваших… эльфов и вампиров. Все знают, что их нету, но все почему-то верят.

Ира торопливо вытерла щеки. И рассказала. Она рассказала мне все!

Когда это случилось в первый раз. Когда во второй. Был и третий. И четвертый с пятым. Шестой случай оборвал жизнь насильника, бросившегося на Иру при входе подъезд. Седьмой случай, восьмой… И всегда, всегда, когда дочку кто-то обнимал и хотел поцелуев с продолжением, этот кто-то погибал непременно. Тут же, на месте.

От града.

А недавно Ира влюбилась. По-настоящему. Но погода портилась на каждом свидании, и при одном только взгляде на грозовые тучи пропадало всякое желание не то чтобы поцеловаться, даже за руку любимого взять. Парень и охладел к подруге-ледышке. Стал засматриваться на других, не таких закомплексованных…

— Вот тогда ты к этому Зурику, — догадалась я.

— Да-да, — закивала Ира. — Он обещал помочь!

— Бред какой-то, — сказала я. — Все это настолько ненаучно… И достаточно глупо звучит. Ну сама подумай, откуда у безмозглого града такая избирательность? Да еще чтобы наповал! Быть такого не может. Не может быть!

— Я говорила, — обреченно сказала дочь. — Ты не поверишь…

— Я верю, маленькая, — нежно сказала я. — Верю. Такое выдумать невозможно…

— А что же нам делать теперь, мама? Что?

Я обняла ее, притянула к себе. Долго гладила по голове, как маленькую, утешала. Бедная девочка, надо ж такому было случиться, причем именно с ней. Ну то есть в град-убийцу я не верила ни на вот столечко, слишком уж все это фантастически выглядело. А вот то, что у Иры проблемы с личной жизнью, доказательств не требовало. Град-убийца, это надо же!

Скорее всего, Ира сама убивала этих кобелей. Как, откуда я знаю. В состоянии аффекта, наверное. Неперенесенный длительный стресс, ушедший в подсознание, вырывается на волю при сходных обстоятельствах. Подсознание, оно ведь тупое, ему все равно, насилуют тебя или просто поцеловать хотят. Знаем, слышали, вон по телевизору каждый день "Суд идет" — как раз про такие вот аффекты. Человек в таком состоянии на все способен. И потом, что характерно, просто не помнит подробностей. А град — чем не бальзам на бунтующую психику? Это не я, не я, я ни при чем, это все град!