Лестница была длинной и вела в захламленную донельзя полутемную комнату. Вдоль стен бесконечными рядами тянулись книжные полки, чья монотонность разрывалась лишь узким и окном и потухшим камином, а в центре возвышался стол, заваленный бумагами и пергаментными свитками. Волшебник широким жестом смахнул их на пол, едва не сбив просторным рукавом массивную бронзовую чернильницу.

Усадив девочку на высокий и на редкость неудобный стул, он опустился в кресло напротив и приказал:

— Расскажи подробно, что ты видела на кухне.

Слегка запинаясь, Мольфи еще раз рассказала все как было.

— И часто ты так себе представляешь мир?

— Иногда, когда скучно, и нечего делать…

— И всегда он был таким же, как и обычный, и только свечка показалась тебе странной?

— Да, — она удивилась, ведь она уже трижды ему об этом сказала, неужели у волшебников такая плохая память.

Чародей закрыл глаза, сложил перед лицом руки домиком, и затих. Он сидел неподвижно, и Малфриде стало казаться, что он заснул. Она уже собралась было его разбудить, но тут маг внезапно встрепенулся, быстро поднялся из кресла и, бормоча себе под нос, стал что-то искать среди наполнявшего комнату хлама. Наконец он выудил из-под шкафа металлический поднос и опустил его на стол перед девочкой. Потом достал несколько золотистых стружек, предназначенных для растопки, и бросил их на поднос.

— Закрой глаза — приказал он.

Малфрида послушалась.

— Теперь представляй себе комнату, как ты представляла кухню. Получается?

— Да.

— Видишь стружки на подносе?

Она напрягла воображение. Стружки лежали перед ней словно настоящие, только цвет их был бледным и неровным…

— Да.

— Ты видишь, как от них поднимается струйка дыма? Как они начинают тлеть?

— Не-е-т.

— Присмотрись внимательно, ты должна это видеть… Но не вздумай открывать глаза, только думай.

Мольфи не видела никаких признаков горения, но маг должен знать лучше, может он поджег их, когда она уже закрыла глаза. Девочка напрягла воображение… Вот тоненькая струйка дыма начинается подниматься из закрученных кольцами стружек, вот проявляется один огонек, второй… В сером мире ее мысленных образов огонь казался странно ярким, настоящим, не таким призрачным, как все остальное. Она даже отчетливо почувствовала запах горящей смолы.

— Открой глаза, — в голосе мага слышалось странное возбуждение.

Мольфи подняла веки и вздрогнула от неожиданности. Стружки горели ярким, светлым пламенем.

— Вы зажгли их? — слегка испуганно спросила она.

— Нет, это ты зажгла их! — волшебник нервно прошел из одного угла комнаты в другой и снова вернулся к столу.

Он еще немного посмотрел на горящие стружки на подносе, затем бросил их в камин.

— Даже не верится, — пробормотал он себе под нос, — без всякой подготовки и тренировки… Какие способности, какой талант.

— Что-то неправильно? — спросила Мольфи.

— А? Что? — волшебник растерянно обернулся к ней, — нет, нет, все правильно, все правильно…

Он снова опустился в кресло напротив и задумался.

Девочка молча разглядывала его уже поношенное и местами залоснившееся бурое одеяние и темный от патины символический бронзовый ключ на груди.

Через окно донеслись голоса и шум. Волшебник поднялся и выглянул в окно.

— Похоже твои родные предположили, что с тобой случилось что-то неприятное и бросились вызволять тебя из моих лап, — он сухо рассмеялся, — пойдем успокоим их, пока они не выломали дверь, я не настолько богат, чтобы заказывать новую.

— Понимаете, уважаемый Торбен, — волшебник чуть нервно теребил край полотняной салфетки, — ваша дочь Малфрида обладает просто выдающимся талантом к колдовству…

— Ей всего семь, — угрюмо ответил сидевший напротив грузный человек и сжал пудовые кулаки.

— Да, да, конечно, в этом то и проблема. В столь юном возрасте она еще не сможет быть принята на обучение ни в одну из трех магических конгрегаций…

— И что? — Торбен был немногословен.

— Если мы сообщим властям, вашу дочь направят в одну из сестринских обителей, где она под надлежащим надзором проведет время до достижения необходимого возраста, после чего ей будет предложен выбор — принять обеты жрицы, либо поступить в ту конгрегацию магов, куда ее определят воспитатели…

Стоявшая в углу мать слегка всхлипнула и отвернулась к стене, чтобы не показать слез. Торбен нахмурился.

— Я член городского совета и могу все уладить…

— Именно поэтому я и пришел… — вторую часть фразы "не хватало мне еще и проблем с магистратом" чародей предусмотрительно оставил при себе.

— Ты же можешь ничего никому не говорить? — спросил Торбен.

Маг снова затеребил край салфетки.

— Но вы должны понимать, что рано или поздно это все равно откроется…

— Пусть поздно, — ударил кулаком по столу Торбен.

— Вы не отдаете себе отчета, чем это может обернуться, — полотно салфетки слегка затрещало в костлявых пальцах мага.

Столяр мрачно посмотрел на волшебника, но ничего не сказал. Маг снова заговорил.

— Вы понимаете, что наши бедствия будут неисчислимы, если об этом узнает Имперская Ординатура?

— Я разберусь, — Торбен сжал кулак так, что пальцы побелели.

— Ну, костер-то грозит мне, а не вам… — обидчиво заметил маг.

— Это тебе за беспокойство, — столяр снял с пояса кошель и бросил его на стол. Наполнявшие его монеты глухо звякнули.

— Вы хотите меня подкупить? — не слишком искренне обиделся чародей.

— Да, — в прямоте Торбену отказать было трудно.

Волшебник замолчал и внимательно разглядывал лежавший на столе кошель. Перебиравшие салфетку пальцы остановились.

— С другой стороны, — наконец тихо произнес он, — возможно, никто и не узнает, а когда девочка подрастет…

— Когда подрастет, я сам решу, что делать, — отрезал столяр.

— Только не стоит в этом случае лишний раз упоминать мое имя… — вздернулся маг.

— Не бойся, не выдам.

Чародей еще немного посмотрел на кошель, потом медленно протянул к нему руку

— Магические занятия так дорогостоящи, — оправдывающимся голосом пробормотал он, убирая кошель в недра своего бурого одеяния, — в то время как мои доходы настолько скромны.

Когда за магом закрылась дверь, молча стоявшая в углу женщина снова всхлипнула и пробормотала.

— Это моя кровь. У нас в роду были… странные люди.

Торбен поднял взгляд на жену.

— Моя прабабка была ведуньей. Может и не твое это…

Женщина внимательно посмотрела на мужа.

— Ты мне этого никогда не говорил.

— А какое тебе было дело до моей прабабки?

Она хотела что-то возразить, но он резко ударил кулаком по столу.

— Все, Дагмара. Ни слова больше. Ничего этого никогда не случалось. Ясно.

Жена лишь молча кивнула.

Выйдя на улицу, волшебник поежился. То ли от порыва холодного ночного ветра, то ли еще по какой причине.

— Будем считать, что я ничего не видел, тем более, что маскирующее деньги заклятие было нелегальным, — пробормотал он еле слышно и ни к кому не обращаясь, — но боюсь даже знакомство с Ординатурой станет легкой прогулкой по сравнению с тем, что всех нас ждет, если девочка попадет в руки какого-нибудь чернокнижника…

Мольфи сидела на дощатых мостках, свесив босые ноги в ручей, и внимательно разглядывала свое отражение в воде. Пробегавшая рябь искажала картину, но основные детали разглядеть было вполне можно. И они ей не нравились. Круглые щеки, вздернутый кнопкой нос, веснушки и рыжие лохмы. Ни малейшего сходства с утонченными лицами аристократических красавиц, виденных ею на страницах пары оказавшихся в ее руках книг и на фресках храмов. А ведь ей уже исполнилось пятнадцать и надежда, что с возрастом лицо станет бледным, узким и темноглазым стремительно испарялась.

— Мольфи, ты идешь? — окрикнула ее одна из подруг.