— Ну… это… всё равно нехорошо так с уважаемыми людьми поступать, — набычился бунтовщик.

Офицер покрутил головой, увидел фельдфебеля и подбежал к нему.

— Они же не могут из-за этого бунтовать, правда?

— Ну, ваше благородие, как сказать…

— Могут или нет? Вы должны знать правила…

— Приказ — оно, конечно, дело серьёзное, но и арестовывать уважаемых людей как последних бродяг тоже не совсем разумно. Тут же все свои, сами и разберёмся. Зачем сразу же в колодки сажать? Они и так никуда не убегут.

Капитан, судя по всему, начал колебаться.

— Да и понять их можно. Они же не врага какого спасали, а землячку свою… — добавил фельдфебель, — а вы с ними так круто. Ну, поговорили бы, объяснили, что и как, рассказали как чародейка опасна… … Они бы и осознали, что глупость сморозили. А вы сразу унижать. Совсем нехорошо себя к людям поставили, ваше благородие.

— Вы предлагаете их освободить? — спросил капитан, — и тогда вернёте знамя и разойдётесь по палаткам?

— Думаю, это могло бы решить вопрос, — кивнул фельдфебель.

Капитан нерешительно мялся. Собравшиеся потихоньку со всего лагеря солдаты ждали.

Внимательно следившей за этой сценой бритый тюремщик опустил железную маску на землю и подошёл к капитану.

— Решать, конечно, вам, — чуть присвистывая, сказал он, — но ставлю вас в известность, что о происшедшем будет доложено его светлости барону… во всех деталях.

Капитан нервно поёжился и несколько раз перевёл взгляд с фельдфебеля на тюремщика и обратно.

— Хотя с другой стороны… — забормотал он.

— С любой стороны не думаю, что его светлость посчитает разумным оставить на командном посту человека, вынужденного идти на поводу у подчинённых, — холодно добавил бритый.

Офицер вздрогнул.

— Я приказываю… — его голос сорвался, и он закашлялся, — я приказываю вернуть знамя в палатку и немедленно разойтись. Дело ваших товарищей будет рассмотрено трибуналом с полной тщательностью и ни один невинный не пострадает. Я лично прослежу за этим…

Он осмотрел притихших солдат. Те неловко отводили глаза.

— Зря вы так, ваше благородие, — вздохнул фельдфебель, и осуждающе покачал головой.

Бунтующие у знамени нервно переминались с ноги на ногу, кое-кто уже с надеждой глядел в сторону палатки, где оно обычно хранилось.

— Надеюсь, виновные в подстрекательстве и бунтовщики также будут привлечены к ответственности? — невинно поинтересовался бритый тюремщик, — думаю, его светлости бы хотелось быть уверенным в надёжности своих войск.

— Ты капитану-то не подсказывай, — возмутился кто-то в задних рядах.

Бритый повернулся на голос, но говоривший уже предусмотрительно укрылся за спинами товарищей.

— Да, несомненно, — страдальчески выдавил из себя офицер, — я прослежу, чтобы зачинщики были наказаны…

— Прислал барон холуя на нашу голову, — продолжил неведомый возмутитель спокойствия из толпы, — да кто он вообще такой, чтобы капитану приказывать?

— Никто мне не приказывает, — дёрнулся офицер, бросив неприязненный взгляд на бритого, — я сам здесь приказываю. Кто-то с этим не согласен?

Он обвёл толпу взглядом. Толпа бурчала, но явных возражений не выказывала.

— Гнида бритая, — раздражённо выкрикнули из-за спин.

Тюремщик быстрым движением выхватил кинжал и метнул в толпу. Донеслись ругательства и звук падающего тела. Солдаты расступились. На освободившемся пространстве сидел небритый солдат с торчавшей из плеча рукояткой кинжала и исподлобья глядел на обидчика.

— Он оскорбил доверенное лицо барона, — пояснил капитану тот, — и тем самым оскорбил самого барона. Прикажите его арестовать.

Капитан слегка побледнел, но сделал знак фельдфебелю. Тот опять грустно вздохнул, покачал головой, и махнул стоявшим рядом дюжим мечникам.

— Возьмите его.

Раненый поднял голову и истошно крикнул:

— Своих бьёшь, да?

Мечники остановились и поглядели на фельдфебеля. Толпа вокруг раненого вдруг уплотнилась и помрачнела.

— Возможно, это было лишним… — пробормотал капитан, лицо которого окончательно приобрело землистый оттенок.

— Вы офицер или тряпка? — рявкнул бритый, в глазах которого вдруг проступил страх, — вы в состоянии контролировать своих людей или они могут крутить вами как хотят?

— Вы забываетесь! — капитан сжал кулаки.

— А вы позволяете своим подчинённым освобождать преступников, оскорблять его светлость и после всего этого ещё и уходить от наказания!

Солдатская масса как-то странно уплотнялась и густела, хотя число людей нисколько не прибавлялось.

Бритый посмотрел в толпу и попятился.

— Я доложу барону! Вас повесят на крепостной стене! Грязные мужики!!! Кем вы себя возомнили?!

— Бей его, ребята! — не слишком уверенно прозвучало из толпы, — он ранил Кина… вот гад.

Фельдфебель демонстративно отвернулся.

— Не подходите ко мне! Не смейте меня трогать!! — тюремщик выхватил короткий меч и выставил перед собой, — не прикасайтесь ко мне, грязные свиньи, я всё доложу барону… вы ответите, вы за всё ответите, я вас собственными руками…

Он осёкся, но было поздно. Толпа резко качнулась и мгновенно затопила площадку в центре лагеря.

— Не надо… не трогайте… я всё забуду… я никому не скажу… — донеслось из людской гущи, потом раздались крики, перешедшие в хрип и бульканье.

Сим увидела, как над толпой выросли пики, на которых ещё подёргивалось долговязое тело. Затем пики опустились, и тело полетело в канаву. А потом толпа снова взорвалась.

— Держите! Убегает!! Хватай его!!!

— Нет! Нет! Умоляю… пощадите… я никому не хотел зла… пожалуйста…

Девушка увидела, как по грязи волокут нечто ещё совсем недавно бывшее капитаном, а сейчас больше напоминавшее вяло дёргающий тощими конечностями шматок мокрой глины.

— В колодки посадить, также как он наших мужиков заковал…

— На пики его, кровопивца, на пики!!!

— Вздёрнуть на берёзе, и вся недолга…

— Ради всего святого, пощадите… я не хотел…

— А ну тихо! — фельдфебельский бас перекрыл гам, и движение в толпе остановилось.

Рослая фигура ледоколом проплыла сквозь людскую массу.

— Господин Климп, пожалуйста, умоляю вас… — капитан жалобно всхлипывал.

— Что вы делаете? — пробасил фельдфебель, развернувшись к толпе, — тот мерзавец напал первым, но это ваш капитан… вы ему присягали.

Толпа заколыхалась и начала пятиться, оставив съёжившегося капитана в центре небольшого пустого пространства.

— Он заковал наших товарищей… — выкрикнули из толпы, — как последних воров!

— Правда! Заковал!!

— А меня всё время на дежурство ночью ставил… и приказал выпороть, когда я его чуть кипятком не облил… и ведь ни капли же на него не попало!

— А меня, в том месяце…

— Тихо! — фельдфебель грозно встопорщил усы, — всё должно быть по правилам. Если мы объявляем бунт, мы не должны трогать капитана. Да, он был не лучшим командиром, но таковы правила. Нельзя убивать офицеров.

Толпа тут же согласно загудела, кивая головами.

Капитан, пошатываясь, встал из грязи.

— Вы меня не убьёте? — в его глазах диким пламенем горела отчаянная надежда.

— Нет, ваше благородие, не убьём. Но на вашем месте я бы побыстрее убрался из лагеря. Вы многим насолили, и я за всеми не услежу… Уж извиняйте.

Капитан вжал голову, обхватил плечи руками и, спотыкаясь, затрусил к опушке леса.

— А что теперь? — спросил кто-то, провожая офицера взглядом.

Толпа загалдела. Фельдфебель, сложив на груди руки, задумчиво шевелил усами, напоминая философствующего моржа.

— Пожалуйста, — произнесла Сим.

Её никто не услышал.

— Эй, кто-нибудь? Вы меня слышите? Послушайте… Хоть кто-нибудь меня слышит? Вы что, оглохли все?! Да перестаньте же галдеть… Ну, хорошо… сейчас вы точно услышите…

Она не ошиблась. Взрыв действительно было хорошо слышно. Толпа моментально рассеялась, очистив площадь, на которой в полуприсяде застыло несколько оглушённых. Крыши стоявших ближе к находившемуся в нескольких метрах над землёй эпицентру палаток кое-где слегка затлели, и только сырая погода не позволила огню разгореться.