Глава 9

Кушетка, на которой я сидел в комнате ожидания больницы, казалась с каждой минутой все тверже и тверже. Я перелистывал газету, а напротив, в неудобном кресле, бездельничал Рой Хардин с сигаретой в руке. Он, тоже всю ночь проторчал здесь. Он еще не снял повязку, наполовину закрывавшую его правый глаз. Я просмотрел еще пару страниц и решил нарушить молчание, наступившее час назад, когда Мартин и Талбот вышли из комнаты.

— Что с вашим глазом? — спросил я.

Хардин вытащил платок и высморкался.

— Ага,— пробормотал я и достал последнюю сигарету из пачки.

Окно с молочным стеклом в маленькой комнате осветило солнце. Через некоторое время вернулись Талбот и Мартин. Я встал, одернул пиджак и посмотрел на Мартина. Его светло-рыжие волосы взмокли от пота, глаза покрылись сеткой красных прожилок.,

— Что нового? — спросил я.

— Из него ничего не вытянешь,— ответил Талбот. — Он утверждает, будто решил встретиться с девушкой только для того, чтобы выяснить, чего она хочет. И якобы надеялся узнать от нее что-нибудь об убийце Фридмана.

— Самое худшее, — мрачно перебил его Мартин,— что у нас недостаточно улик для его ареста. — Он посмотрел на меня покрасневшими глазами. — Я только надеюсь, Камерон, что вы своей идеей не все нам испортили.—Затем он обратился к Талботу, прислонившемуся к стене: — А вы, лейтенант... вам вообще не следовало идти на такое сумасбродное дело. Вы обязаны были проинформировать меня о своих намерениях. Прежде чем что-то предпринимать, надо собрать побольше фактов. Теперь мы...

— Вы же восхищались, когда я утром рассказал, как он попался на подсадную утку, —заметил я.

— То было утром, черт возьми! И что получилось? Ничего.

— Вы сцапали убийцу.

— Прекрасно! Но это только ваше утверждение. Почему он пошел на преступление? Его мотив?

Мартин был разгневан, ибо знал, что рано или поздно какой-нибудь репортер, разнюхает, что произошло в больнице. Что он тогда скажет прессе?

Я, улыбаясь, пожал плечами.

Лицо его стало багрово-красным. Он со злостью повернулся и зашагал к двери. Хардин вскочил на ноги и последовал за ним.

— Мы сели в хорошую лужу, — пробормотал Талбот, когда мы остались вдвоем.:— Я должен был спросить вас, почему он их убил, прежде чем устраивать ловушку. — Он оттолкнулся от стены и, посмотрев на меня из-под опущенных век, тихо спросил: — А может, вам кое-что известно?

Я подумал о том, что рассказал мне Джил Холидей.

— Я не уверен. Можно мне с ним побеседовать?

— Значит, известно?

— Я этого не говорил.

— Хорошо, я не возражаю. Он не так уж плох и выдержит непродолжительный разговор. Идемте.

Я покачал головой.

— Я хочу потолковать с ним наедине.

— Это невозможно, вы же понимаете.

Тогда отвезите меня в мотель, и я вообще уеду отсюда.

— Послушайте, Камерон. Если я оставлю вас наедине с ним...

— Что здесь страшного? — улыбнулся я.

— Мне несдобровать, если так дальше пойдет, — пробормотал он. — Ну, ступайте, если желаете.

— Что у Хардина с глазом? — обернулся я, уходя.

Талбот усмехнулся.

— Хардин нарвался на гориллу Голдинга. На сей раз все прошло не так гладко, как обычно. ,

Я злорадствовал.

Перед одноместной палатой сидел на стуле полицейский. Когда мы приблизились, он встал. Талбот приказал ему пропустить меня, и он снова уселся.

— Постарайтесь не задерживаться, — напутствовал , меня Талбот.

Аллан лежал на куче подушек и смотрел в открытое окно. Когда я вошел и закрыл дверь, он даже не шевельнулся. Голова его была забинтована, рука висела на перевязи, но вид его не внушал опасений.

Он не ответил на мое приветствие, и я заметил:

— Вам повезло, что вы находитесь в отдельной палате, а не под могильной плитой.

Аллан молчал, упорно не отрываясь от окна. Я тоже посмотрел вниз, на двор.

— Вам не удастся долго продержаться, Аллан. Рано или поздно вас заставят говорить. — Я словно обращался к стене.— Существует только один пункт, который мы еще не выяснили, — продолжал я. — Мы знаем, что именно видел Рубин Сноу в доме Фридмана в день его убийства и что он пытался вас этим шантажировать.

Прентик медленно повернул голову.

— Я уже объяснял вашим друзьям из полиции: это бессмыслица.

— Но вы поспешили встретиться с подружкой Сноу, когда она вам позвонила.

— Естественно. Такой телефонный разговор у каждого возбудил бы любопытство. Я думал, она расскажет что-то такое, что помогло бы расследованию.

— А почему же вы понадеялись только на свои силы и не обратились в полицию?

— Тогда.... тогда я об этом не подумал. Кроме того, было уже поздно, а я слишком нервничал.

Он погладил правой рукой красную полосу на шее.

— Неважное объяснение, Аллан. Между прочим, полиция знает достаточно много. Например, то, что вы пытались втянуть в дело племянницу Фридмана, наплетя ей всякую чепуху о дядином завещании. Она была так глупа, что поверила вам. — Теперь я поставил на карту все.— Нам известно также, что, когда Рубин Сноу начал вас шантажировать, вы позвали его на свидание в уединенное место, где могли заставить его замолчать, не опасаясь, что кто-нибудь вам помешает. Загвоздка оказалась только в том, что Рубин догадался о ваших замыслах. Он взял для защиты нож и ранил вас в руку, прежде чем вы его убили. История с подростками, напавшими на вас и отобравшими ключи, была только выдумкой. А выдумке насчет ключей полагалось лишь увеличить подозрения к Арлене Тревис.

Аллан закрыл глаза, и полоса на щеке еще больше покраснела. Однако он не проронил ни слова.

— Я знаю также,— продолжал я,— что именно вы утащили мой пистолет, после того как меня ударили по голове в доме Фридмана. Поскольку я у вас брал ключ, только вам было известно, что я собираюсь осмотреть дом. Когда я ушел от вас, вероятно, вы решили, что я мог что-то заметить в то утро, когда мы нашли труп Фридмана. Что-то заметить и отправиться проверить. Я застал там Арлену Тревис, обыскивавшую комнату Фридмана, но, прежде чем мне удалось что-то узнать от нее, ее спутник треснул меня сзади по голове— тот парень, который сопровождал ее в дом Фридмана. Вы подождали, пока они уйдут, и вошли сами. Я почувствовал, как кто-то наклонился ко мне, когда я валялся на полу, наполовину без сознания. Я протянул руку и нащупал гладкую ткань, которую принял тогда за женское платье. На самом деле это была перевязь, на которой висела ваша раненая рука. Вы взяли мой пистолет, а затем поехали к Каделлу и убили его вместе с подружкой.

— Какая чепуха! Сплошные выдумки!

— Нет, и вы знаете, что это правда. Я недавно сказал, что нам еще не ясен только один пункт, но я ошибся — их два. Я еще не совсем понимаю, по какой причине вы убили Каделла, во уже догадываюсь. Загадкой для меня остается лишь то, почему вы не прикончили Фридмана до того, как он вызвал меня в Алма-Висту.

Прентик перевернулся на другой бок.

— Камерон, я себя плохо чувствую и не могу больше выслушивать вашу чушь. Зачем же я все это сделал?

— Затем, что вы были влюблены в нее, — ответил я.

Его тело замерло под простыней. Тихим, хриплым голосом он спросил:

— Что вы сказали?

— Я сказал, что вы были в нее влюблены. Я видел ее фото в вашей спальне, разве вы не в курсе? В тот день, когда во время вшита к Каделлу вас избили. Я держал в руках ее портрет, но еще не знал, кто она. И, даже взглянув на картину Джила Холидея, я еще ничего не понял, Только вчера вечером, когда мне довелось просмотреть несколько фото совсем другого рода, меня озарило. Я сразу сообразил, что случившееся связано с письмами, которые получал Фридман. И с мнимым покушением на вас, когда вы ехали в его машине, и, возможно, с причиной, по которой вы убили Каделла и его блондинку.

Лицо Аллана стало белым, как повязка.

— А теперь я хочу поведать вам о моей важнейшей проблеме, Аллан, — продолжал я. — О ней я не говорил полиции, хотя обязан был сказать. Я не объяснил им, что нужно обыскать вашу квартиру, хотя почти не сомневаюсь, что там обнаружатся все улики.— Я встал и подошел к окну. — Догадываетесь, почему я умолчал об этом?

Он устало потряс головой и с жалким видом посмотрел, на меня.

— Потому что я узнал, что мать Денизы еще жива, — произнес я. — Потому что я могу себе представить, как ее потрясет сообщение о том, что смерть дочери повлекла за собой четыре убийства. А кроме того — газеты. Как переживет подобное мать?