Мейсон обнял Дафнию Шелби за плечи и довел ее до машины. Он чувствовал, что она дрожит, словно осиновый лист.
— Спокойнее, Дафния, спокойнее! По-видимому, нам приходится бороться против какого-то сложного и запутанного заговора. Этого человека нашли в 21-м номере. Какой номер вы сняли для дяди?
— Этот самый, 21-й.
Мейсон усадил Дафнию на заднее сиденье, заставив Деллу Стрит передвинуться в другой угол, и продолжал расспросы:
— Вы ходили в китайский ресторан и там брали кушанья на вынос?
— Да.
— Кто вас обслуживал?
— Понятия не имею. Какая-то девушка.
— Не китаянка?
— Нет. Повар был китаец.
— Каким образом вы попали в этот ресторан?
Дафния ткнула пальцем:
— Их реклама видна отсюда.
Мейсон взглянул в ту сторону: высоко в небе горели зеленые буквы:«Китайская кухня. Отпуск обедов на дом».
— Когда лейтенант Трэгг спросил вас о снотворных таблетках, вы стали открывать сумочку?
Дафния кивнула.
— Они и правда у вас есть?
— Нет, просто он протянул руку и так спросил, что я машинально полезла в сумочку. На какое-то мгновение я позабыла, что оставила их дяде Горасу.
— Так и вспоминайте дальше про эту подробность. Не отвечайте ни на какие вопросы относительно снотворного. Дальше, Экзеттер прибыл в этот мотель где-то среди дня. Выходит, они знали, куда вы поместили своего дядюшку и просто выбирали наиболее подходящее время, чтобы добраться до него.
— Почему же они не вызвали полицию и не вернули его в санаторий? — возразила Дафния.— Ведь именно этого мы с ним больше всего боялись.
— Скорее всего, потому, что они опасались, что назначенный судом врач сразу же обследует его, а им надо было предварительно «обработать» его, а потом уже допускать к нему доктора Олма.
— Так вы предполагаете, что они увезли с собой дядю Гораса?
— Вполне вероятно.
— Что будет теперь?
— Они станут пичкать его наркотиками, они станут всячески терроризировать его. А когда он будет доведен до практически невменяемого состояния, вернут его в санаторий и известят доктора Олма.
— Неужели этому никак нельзя помешать? Надо постараться отыскать дядю Гораса.
— Я еще ничего не знаю... Надо учесть две возможности... Первое — это то, что ваш дядя уехал отсюда с Борденом Финчли. Но почему-то я не верю в эту возможность.
— Что же тогда еще?
— Он уехал отсюда по собственному желанию.
— Но почему? Зачем это ему понадобилось?
Мейсон посмотрел ей прямо в глаза.
— Потому что он убил Ральфа Экзеттера.
— Боже мой, дядя Горас не стал бы...— Она замолчала.
— Вот именно. Вы не можете знать всех подробностей его пребывания в доме без вас и в этом санатории. Вы не знаете его психического состояния. Вы дали ему снотворное. Допустим, Экзеттер занял соседний номер и после того, как вы уехали из мотеля, явился к вашему дяде и стал предъявлять различные требования. Учтите, что в действительности Экзеттер вовсе не приятель Бордена Финчли. Его интересовало только одно — получить деньги, а деньги могли прийти к нему только от Гораса Шелби.
Предположим, Экзеттер потребовал от вашего дяди 125 тысяч за свое с ним сотрудничество. Далее, допустим, что Экзеттер сказал, что он ничего не ел и принялся уничтожать остатки кушаний в картонках. Горасу страшно хотелось отделаться от этого человека, и он подмешал снотворное в острые китайские блюда. Растереть таблетки в порошок — одна минута! Возможно, первоначально он намеревался усыпить Экзеттера и удрать. Но после того, как он увидел, что один из его врагов лежит совершенно беспомощный перед ним, он решил отомстить хотя бы ему за все свои страдания.
Дафния покачала головой.
— Только не дядя Горас! Он не способен на такие вещи. Он бы и мухи не обидел.
— В таком случае, если Горас Шелби ни при чем, остается всего один подозреваемый.
— Кто?
— Вы!
— Я?
Мейсон кивнул.
Она решительно затрясла головой.
— Нет, дядя Борден мог так поступить, но ни я, ни дядя Горас не способны на такие кошмарные вещи.
— Вашего дядюшку Бордена мы не оставим без внимания,— серьезно сказал Мейсон.— Мы его непременно проверим.
— Когда?
— Немедленно,— сказал Мейсон, выключая мотор.
— А что я должна делать? — спросила Дафния.
— Вы поедете в свой отель и останетесь в нем. Если вы снова начнете проявлять активность и куда-то удирать, вас обвинят в преднамеренном убийстве.
— Ральфа Экзеттера?
— Да.
— Но ради чего я стала бы его убивать?
— Я могу привести с полдесятка причин... Одна из них, что он является движущей силой против вашего дяди Гораса. Именно он оказывал давление на Финчли. Ну а если я придумал пять причин, полиция изобретет десяток. Вы еще не выбрались из трясины, молодая леди. Вы под подозрением, можете в этом не сомневаться. Существуют люди, которые полагают, что за покровом ангельской невинности скрывается расчетливая интриганка, пытающаяся любой ценой обеспечить свое будущее.
— Я буду с вами совершенно откровенна, мистер Мейсон. И я до сих пор вас ни в чем не обманула.
— Точно. Вы рассказали мне все то, что хотели рассказать. Вы выложили на стол все те карты, которые хотели мне показать. Но я относился бы к вам с большим доверием, Дафния, если бы вы не затеяли всей этой истории с освобождением вашего дядюшки из так называемого санатория, ибо я совершенно не уверен, сделали ли вы это ради себя или ради него, но в любом случае вы не пожелали посчитаться со мной. Я не буду говорить, что в итоге вы страшно все усложнили, если не сказать: погубили. Я многим рисковал, раздобывая для вас деньги, и вам следовало бы относиться ко мне с большим доверием и помогать мне во всем.
— Я все понимаю, мистер Мейсон.— Не думайте, что я не ценю вашего отношения.
— Если вы вернули эти деньги дядюшке, то это большой плюс в вашу пользу, однако не обольщайтесь: еще до завтрашнего дня полиция начнет за вами охоту. Если к вам явятся, я хочу, чтобы вы настояли на том, чтобы позвонить мне. Я вам дам номер телефона, по которому меня можно будет отыскать ночью. Ни при каких обстоятельствах не отвечайте ни на какие вопросы. И тем временем не подвергайте сомнению все то, что буду делать я.
— Не понимаю, почему я вдруг могу подвергнуть сомнению ваши поступки?
— Потому что я, если мне представится возможность, намерен подкинуть полиции вашего дядю Гораса в качестве ложной приманки.
— Как это?
— Постараюсь внушить им мысль о том, что Ральфа Экзеттера убил он и что в тот момент он был если не с юридической, то с медицинской точки зрения невменяем.