Таня осмотрелась. Комната ей понравилась: стены светло выбелены, посредине большой раздвижной

стол, покрытый скатертью, налево, около стены, — деревянная кровать с высокой периной под покрывалом, с

горкой взбитых подушек в белоснежных наволочках. Кровать невольно привлекала внимание девушки — уже

более месяца Таня спала не раздеваясь и отдохнуть на такой постели было очень соблазнительно. В одном углу

комнаты стоял высокий старомодный комод, в другом — маленькая этажерка с книгами Два небольших окна

выходили в палисадник, они были открыты, и теплый ветерок шевелил тюлевые занавески.

Таня присела на стул, поставила около себя маленький кожаный чемоданчик, который до сих пор

держала в руках, и посмотрела на хозяйку, стоявшую в дверях. Мария Николаевна откровенно любовалась

девушкой Но вдруг какая-то тень пробежала по ее лицу. Может быть, она подумала о том, что вовсе не на войне

место этой совсем юной девушке с голубыми глазами и светлыми пышными волосами.

— У вас хорошо здесь: тихо, и деревьев много на улице, — сказала Таня.

— Да Слава богу, когда фронты проходили, немцы как-то обошли наш поселок Все осталось, как было,

— ответила хозяйка и, спохватившись, проворно вышла на кухню. Таня слышала, как она передвигала кастрюли

на плите.

Через несколько минут Мария Николаевна вернулась и

предложила девушке помыться.

— Да, я забыла вам сказать, чемодан ваш с бельем еще

утром принесли, и белье я погладила. — Она произнесла это с

довольной улыбкой, словно подчеркивая: “Вот я как ждала вас,

все уже подготовила”. — А вода у нас хорошая, мягкая…

— Благодарю вас, — ответила Таня, а про себя подума-

ла: “Это, наверное, полковник велел принести сюда мое белье

и нагреть воды. Вот какой заботливый! Вот спасибо ему…”

Уже несколько дней находилась Таня у Марии Никола-

евны. Утром она вставала рано, занималась гимнастикой, умы-

валась, надевала свое любимое синее платье. Потом садилась

перед зеркалом и причесывалась: сзади все волосы забирала

вверх и прикалывала, а передние волнистые пряди аккуратно

укладывала, подвертывая концы и закрепляя их шпильками-

невидимками. Ей нравились свои волосы, и она любила ухажи-

вать за ними. После завтрака она перебирала книги на этажер-

ке у Марии Николаевны, но каждый раз ничего не находила,

что бы почитать: на этажерке стояли только учебники для

старших классов средней школы. Как видно, у хозяйки были

взрослые дети, но живы ли они, где находятся сейчас — об

этом Таня не спрашивала, так же как и ей хозяйка никаких воп-

росов не задавала. Мария Николаевна вообще больше молчала;

молча она готовила для Тани обеды и ухаживала за ней, как за

своей дочерью. В эти дни отдыха Таня, присев у окна, нередко

уходила воспоминаниями в прошлые, довоенные годы своей

жизни, которые казались теперь какими-то очень далекими.

Таня выросла в Туле. Отец ее — знатный оружейник и

известный в городе любитель-голубятник. По вечерам, в свободные часы, он поднимался на крышу дома, где

была пристроена красивая голубятня с лесенками, крылечками, с украшенными резьбой окошечками, и

выпускал своих любимцев — сизых, белых, пестрых. От отца это увлечение передалось и Тане. Она вместе с

отцом взбиралась на крышу, следила, как он выпускает голубей, и, пристроившись около голубятни, запрокинув

голову, с замиранием сердца наблюдала за полетом птиц, кружившихся высоко над домом. Она завидовала им.

Ей самой хотелось так же взмыть в воздух, падать и вновь стремительно уноситься ввысь. Тогда она мечтала

стать парашютисткой.

Учеба в школе давалась легко. Таня много читала, очень любила уроки по литературе и одно время была

убеждена, что со временем сама будет преподавать литературу. Но все сложилось иначе. В седьмом классе у них

появилась новая учительница немецкого языка, обаятельная русская женщина, и она так сумела увлечь Таню,

что, окончив десятилетку, девушка поехала в Москву, в институт иностранных языков. Потом было много

сомнений: думала, что она ошиблась и призвание у нее совсем другое. Надо было бы идти в институт

физической культуры, потому что успехи на стадионе приносили ей, казалось, гораздо большее удовлетворение,

чем успехи в немецком языке. Но она сумела переломить себя и потом не пожалела об этом. Когда началась

война, именно отличное знание немецкого языка помогло ей перейти из института в школу разведчиков.

Комсомолке Тане было в то время двадцать лет…

На четвертый день пришел сержант, который привел Таню сюда. Плотно сложенный, лет сорока

мужчина, со смуглым лицом и широкими черными бровями, он был, как всегда, молчалив. За время своей

работы в разведке Таня немало встречала людей, которые умели делать все, много знали, но разговаривали

крайне мало. Сержант относился именно к таким людям. На этот раз он принес пачку топографических карт,

поздоровался, положил карты на стол и сказал:

— Ну, теперь вы уж тут сами… — попрощался и ушел.

Таня развернула сверток. В нем были карты районов Львова, Ковеля, Ровно.

Около недели Таня изучала карты, стараясь запечатлеть их в своей памяти. Как-то вечером к ней зашел

полковник Сергеев. Он тщательно притворил дверь и только после этого поздоровался.

— Ну как, отдохнули?

— Отдохнула, товарищ полковник. Уже надоело сидеть без дела.

— Отдыхайте, отдыхайте, — с отеческой лаской сказал полковник. — Но если вам так скучно, то

занимайтесь понемногу. Принес вам литературу. — Он положил на стол стопку книг.

Затем полковник вынул из кармана два письма, написанные по-немецки, и положил их рядом с книгами.

Это были те рекомендательные письма, которые Таня получила от немецкого генерала.

У этих писем есть своя небольшая история.

Еще во время первой империалистической войны в Россию был завезен матерый немецкий разведчик,

некий Шлемер. Поселился он в Поволжье, Вскоре после Октябрьской революции женился на немке, местной

уроженке. В двадцатом году у них родилась дочь, которую назвали Бертой.

В конце тридцатых годов разведчик был разоблачен и арестован. Знали ли жена и дочь о шпионской

деятельности отца?.. Это не было доказано. Однако жене и дочери известно было, что у Шлемера есть в

Германии поместье и что изредка он получал письма от своего брата — крупного промышленника. Письма эти

никогда не приходили по почте.

После ареста Шлемера дочь его, Берту, исключили из комсомола. Внешне она очень тяжело переживала

это, но ей не верили. Когда началась война, Берта Шлемер пришла в военкомат. Со слезами на глазах просила

она, чтобы её взяли в армию и послали в разведку. Берта клялась, что будет предана своей советской Родине. Ей

отказали. Тогда девушка разыскала старые письма, полученные когда-то отцом из Германии от брата, и вместе

со всеми документами сдала органам советской разведки. Берта предложила использовать свое имя так, как

найдет нужным командование.

Весной сорок третьего года Тане вручили документы на имя Берты Шлемер. Ей предстояло спуститься на

парашюте на территорию, оккупированную немцами, устроиться на работу в штаб крупного соединения и

информировать советское командование о передвижениях гитлеровских войск. И хотя к тому времени Таня уже

была довольно опытной разведчицей, ей ещё не приходилось работать непосредственно среди немцев, в штабе

врага.

В темную, дождливую ночь Таня благополучно спустилась на парашюте в районе Киева. К утру она

вышла на большую дорогу, вдалеке от места приземления, удачно попала в группу женщин-мешочниц,

возвращающихся из сел с продуктами. У первого же немецкого патруля она со слезами на глазах попросила,

чтобы ее направили в немецкую военную комендатуру. В комендатуре девушку принял обер-лейтенант. И перед