Фред ночью спал плохо, каждый раз возвращался мыслями к туманному намеку Розенберга. Для Фреда

не составляло тайны, почему нацисты с ним возятся, охотно предоставляют возможность путешествовать по

стране, ведут долгие беседы. Конечно, идет игра в кошки-мышки. Гитлер заинтересован, чтобы информация,

которой начиняют англичанина, поступала в лондонский Форин Оффис. Фред прилагал все усилия, чтобы

именно эта сторона его деятельности становилась известной нацистским главарям. Пока это ему удавалось.

Около двух пополудни — Фред уже собирался пообедать

— раздался телефонный звонок.

— Как самочувствие, мой друг? Спали, надеюсь,

хорошо? Ну и прекрасно. Тогда будьте готовы: сейчас за вамп

заедет машина. Что? Нет, пообедаем позже. Знаете, я очень рад

за вас: с вами хочет побеседовать фюрер…

“В конце концов если отправляешься в ад, то почему бы

не встретиться с дьяволом?” — усмехнулся Саммербэг.

Надевая галстук, вдруг вспомнил свою встречу с Генри-

хом Гиммлером — и слегка покраснел. Впервые за все поездки

в Германию он испытал что-то вроде унижения. С Розенбергом,

с Эрихом Кохом и даже с малоразговорчивым Гессом Фред вел

себя свободно, раскованно, совершенно не испытывая чувства

неуверенности и страха. Но когда Гиммлер, принимая гостя в

своем кабинете, льдисто сверкнул пенсне и немигающе

уставился на Фреда, тот, к своему стыду, вздрогнул. На миг

почудилось, что за столом сидит не теплокровное человеческое

существо, а какая-то доисторическая рептилия. Хотя с тех пор

прошло больше года, Фред и сейчас ощутил ледяное прикосно-

вение щупальцев испуга. Но Фред быстро овладел собой и уже

в “хорхе”, сидя позади адъютанта Розенберга, с удовлетворени-

ем почувствовал в себе азарт охотника, а не трепетную робость

дичи. Даже тяжелые своды и массивные лестничные марши

рейхсканцелярии не подавили этого чувства. В приемной

стояли несколько эсесовцев. Их черная форма настолько впи-

сывалась в мрачные апартаменты, что уже ничего не добавляла

к общему впечатлению. Было бы куда страшнее, если б они ока-

зались в белом, невольно отметил про себя Саммербэг.

Едва он переступил порог приемной, как из массивных

дверей кабинета вышел Розенберг.

— Приветствую, друг мой, — начальник внешнеполитического отдела привычно улыбался. — Рад видеть

в полном здравии. Проходите, фюрер ждет вас…

Фред, конечно, не знал, что накануне у Гитлера с Розенбергом произошел касающийся его разговор.

— Мой фюрер, — сказал Розенберг, — я уже не раз докладывал вам об этом англичанине. Теперь он

собирается отбывать восвояси. Мне думается, все идет отлично. Не помешал бы заключительный аккорд…

— Вы хотите, чтобы я принял его? — быстро откликнулся Гитлер.

Розенберг молча наклонил голову.

Гитлер резко встал с кресла и, сложив руки на животе, заходил по кабинету. Остановился у большого

глобуса, стоявшего в углу, повернулся.

— Вы думаете, игра стоит свеч? А если он водит нас за нос?

Розенберг усмехнулся. Он хорошо изучил Гитлера.

— Все может быть, мой фюрер. Но пока его доклады “Форин оффису” можно считать блестящими — с

нашей точки зрения. Кроме того, вы знаете, я сам терпеть не могу иметь дело с вылощенными дипломатами.

Этот англичанин не дипломат. А его связи и воззрения… в общем, полагаю, что для дымовой завесы он может

пригодиться.

— Ладно, я вам верю, Альфред. Давайте вашего подопечного. Время я завтра уточню…

Едва Фред оказался в кабинете, как Гитлер энергично направился навстречу:

— Нам известно, что в Англии есть высокопоставленные лорды, которые опасаются наших действий. Это

происходит благодаря невежеству, непониманию наших целей и задач. Германская нация, заслужившая всей

своей историей, работоспособностью, умом, храбростью и стойкостью лучшего удела, сегодня задыхается в

тисках географических, экономических, нравственных. Она заслуживает лучшей участи! И мы ее добьемся! Но,

господин Саммербэг, я растоптал Версальский договор вовсе не затем, чтобы пушки смотрели на запад…

Поймите: нужное нам жизненное пространство лежит на востоке. Только мы в состоянии завоевать Россию и

уничтожить коммунистов. Не скрою от. вас: кое-какие экономические нужды мы удовлетворим за счет

внутренней Европы. Все равно множество европейских правительств погрязло в интеллигентской болтовне,

мускулы у них стали дряблыми, эти страны уже самостоятельной роли не играют. Если мы не вольем в них

свежую кровь, носы у них скоро провалятся…

Гитлер на миг умолк, отвернулся, глядя в угол кабинета, словно какая-то мысль отвлекла его.

Розенберг сидел совершенно спокойно, незаметно наблюдая за поведением гостя.

Гитлер глотнул слюну, словно преодолевая комок в горле.

— Я глубоко убежден, что мир сейчас в хаосе и ему нужен новый порядок. Он может опираться только на

трех китов. — Гитлер встал, держа руки на животе. — Да, только на трех! — продолжал он и патетически

воскликнул: — Новый порядок взвалят себе на плечи три сверхдержавы: Британская империя, великая Америка

и новый великий германский рейх!

Фюрер поднял руку с устремленным вверх указательным пальцем; Фред посмотрел на рукав с повязкой,

где в красном круге чернела свастика. Ему показалось, что концы ее по-змеиному шевелятся…

— Вот главная формула перестроения мира, и мы от нее не отступим! — почти выкрикнул Гитлер.

Он сделал паузу, вернулся за стол, положил на него руки. И вдруг резко убрал их. Фред автоматически

успел отметить, что твердые широкие ногти обгрызены.

Саммербэг собрался спросить, какие же страны Европы фюрер считает не играющими самостоятельной

роли, но Гитлер его опередил:

— Конечно, было бы всем нам на пользу, если бы английская авиация удержалась от вмешательства в

локальные выступления вермахта. Возможно широкое соглашение с правительством его величества, в котором

учитывались бы самые разнообразные интересы Великобритании во многих районах планеты… Такое

соглашение возможно, конечно, если в вашем правительстве не возобладают неразумные силы.

Фред воспользовался паузой.

— Какие же силы вы имеете в виду, господин рейхсканцлер?

— Я имею в виду вашего Черчилля и ему подобных, — с вызовом бросил Гитлер. — Неужели он не

понимает, кто подлинный враг Британской империи?! Его речи об угрозе нацизма долетают сюда, как осколки

разорвавшихся снарядов…

Сидевший до этого неподвижно Розенберг зашевелился и, желая смягчить острые углы беседы,

наклонился в сторону Фреда.

— Вы понимаете, мой друг, что подобные речи оставляют шрамы на самосознании немцев. А шрамы,

даже при пластических операциях, не всегда удается сгладить.

Гитлер не поддержал попытку Розенберга смягчить ситуацию.

— Кроме того, хочу сказать вам со всей прямотой, господин Саммербэг: надежды Черчилля удерживать

нас на длинном поводке от Британских островов при помощи Франции — это… — Гитлер остановился в

поисках подходящего сравнения, — это, как назвал свою лучшую книгу мой друг Альфред Розенберг, — “Миф

XX столетия”! Или, лучше скажем, стеклянный горшок на заборе во время сильной бури…

“Итак, долгое время меня уверяли в непоколебимой любви к Англии, теперь начались угрозы, — думал

Саммербэг. — И это, безусловно, симптомично. Фюрер уже что-то решил. Лучше бы он чаще смотрел на

восток, чем на запад!..”

Вслух Фред сказал:

— Я в немалой мере разделяю ваши опасения, господин рейхсканцлер. Меньше всего я хочу, чтобы

немцы и англичане рыли друг другу могилы. Полагаю, это весьма нерентабельно. Однако пока в Англии у

власти нынешнее правительство, думаю, опасаться нечего.

— Если бы не ваши игры в демократию! — воскликнул Гитлер.