Хорошо, что Студент не привередлив. Ему все равно, какая девушка в койке лежит. В конце концов, она же не на холсте изображена, в реставрации не нуждается, зачем тогда уделять повышенное внимание к ее внешности? Больше того, поручи это дело Косте, он Студенту вместо девушки может своего гомика шутки ради подсунуть. Но в отличие от генерального менеджера, Студент бы вряд ли сходу заметил разницу. А может, и вовсе бы не заметил. В конце концов гомик — не финифть, которую он как-то на спор вслепую от эмали отличил.

— А-уу… — продолжала исходить криком девушка, никак не прореагировав на мое появление.

— Давно голос срываешь? — спросил я.

— Часа два, — охотно пожаловалась она. — Все, ребята, забодали. Больше вы меня сюда не дергайте.

На мой голос из кухни заявился рябовский гвардеец, напоминающий смесь славянского шкафа со «стенкой» в готическом стиле и вопросительно уставился на меня.

— Значит так, трудящиеся, — обращаюсь ко всем присутствующим, — в ваших рабочих взаимоотношениях сами разбирайтесь, кто там кого куда или за что дергает. Только сперва освободите помещение.

Боец облегченно вздохнул и галантно обратился к даме:

— Пошли, курва. Я тебе повыступаю.

Девушка почему-то не рискнула вступить на путь выяснения отношений, видимо, к словам моим прислушалась и тут же пошла другой дорогой. По направлению к двери. Следом за ней неслышно нес свое огромное тело рябовский гвардеец в традиционной униформе, позволявшей сразу определить, кто он. Если вижу пусть даже незнакомого бойца, на котором красно-голубой адидасовский костюм и белоснежные кроссовки «Рибок», сразу понимаю, на кого он работает. У других команд бойцы в иной униформе ходят, чтобы в крайнем случае никаких недоразумений не было. Даже по внешнему виду бойца можно понять, кто его хозяин, и делать нужные выводы; позволяющие экономить время, исключать разборки.

Студент сидел спиной к открытой двери, но все происходившее в его квартире, волновало моего главного эксперта не больше, чем меня результаты очередных выборов в местные органы самоуправления. Для того, чтобы обратить на себя внимание, я сперва решил бросить в него какой-то из книг, в изобилии валявшихся на полу, однако не решился. В прошлый раз после меткого попадания каталогом по спине Студента, он набросился на меня и чуть было не прочитал лекцию о бережном отношении к старинным изданиям.

Я прикурил сигарету, пустил голубоватую струю дыма в сторону этого колдуна от живописи, однако Студент, конечно же, не прореагировал. Что ему сигарета, если бы я подпалил кресло, на котором он сидит, Студент вряд ли прореагировал до того, как огонь добрался бы до его задницы.

Поэтому я просто положил руку на холст перед его носом. Студент, как положено большому эксперту, сразу понял, что эта рука на картине не нарисована, и повернул голову с явной неохотой.

— Здравствуй, гений, — сказал я. — Дождался все-таки встречи с Башкирцевой? Везет же некоторым.

— Здравствуйте, — выпалил Студент. — Тут такое привезли, что Башкирцева представляет гораздо меньший интерес.

И этот туда же. В прошлый раз при упоминании о Башкирцевой он по комнате чуть колесом не ходил, горел от нетерпения поскорее ее работы увидеть, из шкуры своей ученой готов был выползть, лишь бы поскорее они сюда попали. И вот результат. Пресс-группа, чтобы угодить Студенту, раздобыла холсты Башкирцевой, Босягин ранение получил, Рябова от более важных дел отвлекали, а ему, видите ли, уже Башкирцева неинтересна. Он ее работы облизать успел, успокоился. Теперь ему что-то новенькое подавай. Вернее, уже подали.

— Ты мне о своих интересах позже расскажешь. Что с Башкирцевой?

— Два превосходных пейзажа. Прекрасно отреставрированы. Вы их в частной коллекции приобрели?

Опять за свое. Теперь Башкирцева Студента не так сильно увлекает. Ему гораздо интереснее занести в один из своих гроссбухов дополнительные данные о прежнем местонахождении полотен.

— Лишнее любопытство может пагубно отразиться на твоем здоровье, — это мой традиционный ответ на нескромные вопросы Студента.

Сегодня Студент даже не пытается надуться. Видимо, здорово группа Бойко поработала. Если у Студента температура подымается прямо на глазах, значит картинами Башкирцевой пресс-группа не ограничилась. Не берусь судить, дороже ли эти пока неизвестные мне экспонаты, чем работы Марии Башкирцевой, но уже ясно — их история для Студента куда увлекательнее. И, быть может, среди новых поступлений есть такие произведения искусства, по сравнению с которыми работы Башкирцевой могут показаться стразами рядом с бриллиантами. По крайней мере, по своей стоимости.

Но сейчас не это главное, пусть даже Башкирцева в десять раз дешевле. Я пошел на бартерную сделку и обязан сдержать свое слово. Да и германского партнера подвести не имею права, пусть он на этот раз озадачил меня каким-то дешевым янтарем.

Студент нырнул между столом и залежами книг, вытащил две небольшие картины в подделанных под старину современных рамах и только теперь заметил, что я курю. Он тут же нашел на своем рабочем столе свободное место, поставил на него ногу и приоткрыл форточку.

Я бросил взгляд в углы работ Башкирцевой. На обеих картинах стояла подпись «Marie Constantin Russ».

Дополнительных сведений о произведениях Башкирцевой, чтобы поднять их цену, мне уже не нужно. Того, что Студент в прошлый раз поведал, с головой хватит при торговле с Ляховым. Так что пришла очередь и до необычайных находок, взволновавших Студента. Иначе он, того глядишь, от нетерпения лопнет. Да и мне самому интересно — чем ответил Бойко за повышенную заботу фирмы по отношению к нуждам его скромной жены.

— Студент, ты обладаешь не только глубокими знаниями, даром исследователя, но и умением убеждать людей, — замечаю, поудобнее располагаясь в старинном кресле. Этот комплимент оказал на эксперта такое же воздействие, как недавние призывы ожидавшей его девушки. Студент пропустил мои слова мимо ушей, потому что все его внимание уже было сосредоточено на небольшом портрете, лежащем на краю громадного стола.

Студент бережно подал картину и тут же пододвинул к себе поближе большую стопку книг, рукописных и фирменных каталогов, поверх которых лежали листки желтоватой бумаги, исписанные его рукой. Почерк у Студента отменный, чтобы разобраться в его записях, бригаде экспертов месяца работы явно не хватит. И когда он уже научится работать на компьютере, стоящем в углу комнаты? Пока Студент использует эту технику явно по назначению, разложив на коробке свои драгоценные записи.

Я внимательно посмотрел на портрет с изображением человека в гражданском мундире с орденами святой Анны и Владимира.

— Интересная работа, Студент, судя по некоторым деталям, в частности покрою жилета и шейному платку, ей лет сто пятьдесят. Прекрасный портрет, хотя и не подписной.

— Это работа Левицкого, — заявил Студент. — Помните, как звали Левицкого?

Видимо от радости у него крыша окончательно поехала. По части знаний я, конечно, Студенту в подметки не гожусь, но задавать такие простые вопросы мне — верх бестактности. Студент, Студент, а быть может, ты и прав. Все мы меняемся с годами. Самому себе могу признаться, я уже забыл, когда держал книгу в руках, зато научился постоянно таскать при себе пистолет. И как только не перекраивает нас жизнь…

— Левицкого с детства звали Димой, — глухо ответил я, ожидая какого-то подвоха.

— Это другой Левицкий, — выпалил Студент. — Вы слышали о художнике Петре Левицком?

Я отрицательно покачал головой. Жизнь действительно немного изменила меня. Сперва неизвестная мне Башкирцева, теперь еще один Левицкий, о котором тоже понятие не имею. Хорошим я стал специалистом своего дела, дальше просто некуда. Привык к тому, что лежит на поверхности, перестал работать над собой, и вот результат — Студент уже посматривает на меня, как преподаватель на школяра. А ведь еще несколько лет назад он советовался со мной в процессе работы.

— Не удивительно, — заметил Студент, — любителям живописи этот художник практически неизвестен.