Маркушевский нужен был не только для получения информации, но и как прямой вход к нам. Его грохнули, чтобы он не смог сказать мне — никакого Ляхова не знаю. Однако Ляхов прекрасно понимал, что ссылка на покойника вызовет лишь подозрения. Поэтому он подключил Тенгиза. С Тэнго мы тоже разберемся. Он, наверное, у этого деятеля экспертом подрабатывает. Что их связало — мне пока неясно. Знаю только одно, кроме Ляхова, смерть Маркушевского никому не нужна.
— Ты можешь доказать такой факт?
— Сережа, ты видимо переобщался со своими дружка-ми-ментами. Мне ничего доказывать не нужно. Я просто выводы делаю. Кроме того, Ляхов — коллекционер липовый, по верхам плавает, не больше. Интересно, зачем ему потребовалась такая многоходовая комбинация?
— Многоходовая? — удивился Рябов. — Я не в курсе.
— Сережа, я тоже не в курсе всех твоих дел. Но смотри, что получается. Фридриху срочно понадобился янтарь, Тенгизу — японский фаянс. Тенгиз выдает мне клиента для бартера, естественно, с соблюдением своих интересов. Понимаешь?
— Ты же всегда говорил, что сделки полностью лежат на тебе. Зато их безопасность… Я стал подозревать Тенгиза после того, как КГБ его под колпак взял. Ладно. Что дальше?
— Дальше все проще пареной репы. Я позвонил Тенгизу, а он, между прочим, поведал, что Ляхова много лет знает. И тот по-прежнему красавец. А ты мне говорил, что этому деятелю не так давно морду перекраивали. Тогда я понял: Ляхов меня пытается подставить. И еще догадался — он такой же Ляхов, как ты — папа римский. Сережа, скажи, как его зовут?
— Подожди, — попросил Сережа, задумался, а потом сказал: — Значит, они хотели, чтобы янтарь пошел в Германию именно через тебя. И возможно засветить эту операцию, чтобы не было сомнений — мы занимаемся контрабандой произведений искусства. Знаешь, что я тебе скажу в таком случае. Твой партнер германский — «красный носок». Удивляешься?
— Я уже ничему не удивляюсь. Если Тэнго решился подставить меня, отчего Фридриху не помогать «штази»? Не зря Ляхов говорил, что трудился в одном из силовых министерств. Наверняка ему есть кого за границей за кадычок подержать. И в Германии, и в Грузии.
— Тут ты не совсем… Словом, ни в каком силовом министерстве он не работал. Тенгиза заставили вовсе не потому, что… Ты думаешь, они его Шагалом шантажировали? Нет. Ту историю доказать невозможно. А сын Тенгиза в Москве давно. На сыне он и сломался. Хорошо, что у меня детей нет.
Я почему-то подумал: пусть у меня сын есть, однако хрен кто меня на нем сломит, все равно как и на драгоценной жене. Такая семейная жизнь, как у меня, имеет ряд преимуществ — в критической ситуации поймать меня из-за чрезмерной любви к домашним не сможет никто.
— Сережа, по-моему, сейчас твоя очередь что-то поведать.
— Отпечатки пальцев Ляхова у меня были. Связи кое-какие, сам понимаешь. Пригодились наши контакты с госбезопасностью. Саша немного поработал в Москве, потом я подключился. Словом… Ляхов не из КГБ, как это тебе до сих пор кажется. Он — партийный работник.
— Неужели кто-то из этих ребят перекроил свою морду, чтобы делать очередную Великую социалистическую революцию? Он, наверное, не ниже, чем из бывшего ЦК, морда всем известна.
— Самое смешное… Да, он работал в аппарате ЦК КПСС. В группе парттехники. Техника у партии была еще лучше, чем у нашей фирмы. Знаешь, чем они занимались?
— Экспорт революции?
— Это тоже. У них была целая мастерская по изготовлению фальшивых документов. Я тебе даже кое-что в подарок привез. По-видимому, наша партия не во всем КГБ доверяла, если в главном корпусе ЦК такую работу вели. Руководил этой группой некий Осенев. Когда его взяли, так только дома нашли килограмма три печатей и пустых бланков. У этой группы были практически все печати, штемпели, бланки любой страны мира, образцы бумаги, краски. Техника такая… Фальшивомонетчики до сих пор мечтать не могут. С размахом работали. Да, Осенева взяли, а его заместителя до сих пор найти не могут. Анатолия Павловича Покровского. У Анатолия Павловича, не сомневаюсь, одних паспортов — пару дюжин. В том числе и на фамилию Ляхов.
— Он ради этого морду кроил?
— Нет, только для того, чтобы красавцем стать. Так ему легче мужикам нравиться и баб убалтывать. Покровского сейчас подозревают во многих интересных делах — от участия в смертях «парашютистов» до размещения партийных денег за рубежом.
— Слушай, а чего их «парашютистами» называют? Их же товарищи по партии из окон без парашютов сбрасывали. Хотя… Знаешь, Сережа, дело «попрыгунчиков» уже гремело, так что пусть себе будут «парашютисты», нам это без разницы. А что, этот вездесущий Анатолий Павлович такой всеядный? Мало ему наворованного партией, что он антиквариатом промышляет?
— Партийные деньги вовсе не его. Да и не такой он наивный. Сразу понял, что из него тоже «парашютиста» сделать могут. Хотя наглый. Привык к своему имени, даже не меняет его. И вообще… Посмотришь материалы, сразу поймешь, отчего Покровский испарился. У него такое прошлое. Богатое. Круче, чем у графа Монте-Кристо. Сам убедишься. Что там «парашютисты»? Удивляюсь, как это Анатолия Павловича не ликвидировали. Наверное, просто сперва не до него было. А когда спохватились — след простыл. Теперь я могу сказать, кто кроил ему морду. Помнишь, ты спрашивал? Сергей Александрович Пчелкин. Был в Москве такой специалист, гроссмейстер пластической хирургии. Мне о нем подробно рассказали, даже фильм один показывали. Он еще совсем молодой был, а ему доверилась Любовь Орлова. Фильм этот называется «Скворец и Лира». Орловой тогда было почти семьдесят лет, но благодаря Пчелкину… В фильме главную роль играла молодая, красивая женщина — ты бы ей и тридцати пяти не дал. После этого фильма Пчелкина пригласили для сотрудничества в группу парттехники. Кроме того, он был консультантом четвертого Главного управления Минздрава СССР. Так что Покровский знал, кто может перекроить его морду. Что Орлова, Пчелкин изменил лицо Корвалана… Помнишь частушку «Поменяли хулигана на Луиса Корвалана. Где б найти такую блядь, чтоб на Брежнева сменять?» Так никто этого Корвалана не обменивал. После пластической операции его нелегально заслали в Чили.
— А кого сейчас обслуживает Пчелкин?
— Никого. Он погиб при не выясненных до сих пор обстоятельствах.
— Интересный все-таки у нас клиент, Сережа. Кто бы с ним не работал, всем одинаково жизнь надоедала.
— Вот-вот. Поэтому я требую… Словом, давай договоримся. Ляхов у меня под контролем, пока еще не все ясно. Не вздумай после нашего разговора брать в руки автомат и идти к Ляхову выяснять отношения. У него есть поддержка в городе на высоком уровне.
— Догадываюсь.
— Может, ты знаешь, отчего Ляхов решил подставить нас?
— Не знаю. А ты?
— Пока не знаю. Только он начал заниматься бомбежкой коллекционеров давно. Еще до того, как партия была вынуждена прятать свои деньги. Кое-какие факты у меня есть.
— А какой подарок ты мне привез?
Рябов раскрыл «дипломат» и вывалил на стол целую груду документов, печатей и штемпелей.
— Иди знай, может понадобится, — заметил Сережа и достал из бокового кармана небольшой целлофановый пакет. — Знаешь, что это?
— Никогда не видел такой радости. Просвети темного.
— Это резиновые матрицы. С отпечатками пальцев Ляхова. Думаю, они нам пригодятся.
— Оставь это хозяйство в сейфе, Сережа. Не волнуйся, я не стану дергаться. До тех пор, пока не выясним, зачем Ляхову понадобилась многоходовка. Сережа, ты сказал, что это подставка. Думаю, ты ошибаешься. Это самая настоящая ловушка. Значит так, ты по своим каналам проверяешь, является ли Фридрих стукачом в импортном варианте. А я до конца разбираюсь, откуда у Ляхова появился янтарь. Тем более, что в связи с появлением у него этого янтаря у меня кое-какие соображения есть.
— Поэтому пресс-группа в Ленинграде?
— Ты не прав, Сережа. Она в Петербурге. Зато могу сказать, что в другом ты прав. Я имею в виду взаимоотношения со Снежаной. Впрочем, с девушкой сам как-нибудь разберусь. А для того, чтобы тебе не приходилось меня сдерживать, судьба Тенгиза — в твоих руках. С Краузе тоже разбирайся. Только запомни, Рябов, Ляхова я оставляю для себя.