— Я надеюсь, ты не открыл какую-то восточную кухню, Сережа, — принимаю приглашение Рябова.

— Конечно, нет. Мне тоже не нравятся жареные гусеницы, — предугадал мои дальнейшие соображения по поводу своего заведения Рябов.

Откровенно говоря, Сережа обманул мои ожидания. Мне казалось, что его ресторан будет украшен очередной неоновой вывеской на английском языке, а тут все скромненько и непривычно. Никаких «Эльдорадо», «Зодиаков» и прочих «Парадизов», уже начинающих действовать на нервы. Над входом скромная и ни к чему не обязывающая надпись «Трактиръ». Именно так, с ером на конце.

Зато в дверях стоит швейцар, что с ходу определяет класс ресторана. Швейцар небрежным взглядом скользнул по мне, и вместо того, чтобы пошире распахнуть дверь, тут же уставился в невидимую точку над моей головой, успев предварительно огладить свою роскошную бороду.

— Поработать не желаешь? — спрашиваю у рябовского цербера, продолжающего делать вид монумента у громадной лакированной двери с резными изображениями кистей винограда.

— Свободных мест нет, — наконец-то разлепил губы швейцар и презрительным взглядом скользнул по десятидолларовой купюре, которую я ему продемонстрировал.

— Форма у тебя, прямо как у адмирала, — огорчился я, — но больше, чем на бывшего майора, все равно не тянешь.

Швейцар даже не пошевелился, отвел взгляд в сторону и уперся им в светофор, словно увидел его впервые.

По-видимому, кто-то из охраны успел позвонить в этот кабак, потому что, отстранив швейцара с его рабочего места, на улицу выскочил Рябов, окинул меня критическим взглядом и поздоровался:

— Ты что, переодеться не мог?

— Сережа, я прямо с тренировки. Кроме того, мне так удобно.

Рябов недовольно покачал головой. Еще бы. Если он уверен, что его ресторан лучше моего, то появление в «Трактире» клиента в таком импозантном виде может удивить постоянных посетителей.

Я посмотрел на швейцара, который всем своим видом доказывал, что теперь моя персона гораздо дороже для него, чем висящий неподалеку светофор. Он напряженно улыбался, прижимая дверь одной рукой к стене, а второй — свою роскошную фуражку поближе к сердцу. Унюхал сходу, что его хозяин не выскакивает встречать первого попавшегося посетителя, и окончательно понял: только по-настоящему богатый человек может себе позволить ходить в чем ему удобно, а не так, как общепринято.

— Мне твой кабак не нравится, — заявил я Рябову, — никакой демократичности. Цербер твой, кстати, в майорах ходил?

— В подполковниках, — чуть ли не с гордостью заметил Сережа. — А насчет демократичности… Скажи, что боишься проиграть.

— Никогда, — решительно подтягиваю измятые спортивные брюки повыше и командую: — Вперед, за гастритом.

Швейцар продолжал героически прижимать дверь к стене, а фуражку к груди, но при этом умудрился еще и вытянуться по стойке «смирно».

— Служи, Подполкан, — небрежно бросаю в его сторону и успеваю заметить, как на суровом лице отставника проскочили положительные эмоции.

Кабак Рябова оглушил меня тишиной, хотя свободных столиков было мало. Обшитые настоящим деревом, а не дешевым пластиком стены, лоск паркета, а главное — отсутствие эстрады. Вот это да, наверное, единственный ресторан в городе, где можно пообщаться, не перекрикивая рева так называемого оркестра. Чем еще удивит Сережа?

По залу тихо скользили официанты. Все ребята, как на подбор, в непривычной униформе: тонкие длинные белоснежные полотняные рубахи с орнаментом у ворота, перехваченные у талии тонкими поясками, ярко-красные кожаные сапожки.

— В отдельный кабинет не желаете? — гнусным голосом прошептал на ухо Сережа.

— Это что, заведение для голубых? — тем же тоном парировал я. — Ладно, Серега, не дуйся. Давай в отдельный кабинет, а то в зале публика непривычная — ни бандюг, ни сучек, а тем более — иностранцев.

— А этим хронцам мои цены вообще не по карману, — гордо заметил Сережа. — Привыкли, что за десять долларов у нас можно было гудеть на всю катушку. Ничего, теперь быстро отучатся.

В отдельном кабинете сразу бросились в глаза кресла, состоящие из набора предметов крестьянского обихода: спинки в виде дуг, локотники — топоры. Я пригляделся повнимательнее — нет, не подделка, а настоящая работа художника — резчика Шутова, удачно вписавшаяся в эту стилизованную под русскую избу комнату. Во сколько же обошлась Сереже его затея, даже трудно представить.

— Чем кормить будешь? — спрашиваю Рябова. — Ну, давай, рекламируй: лучшие вина из Италии, изысканные закуски…

— Не дождешься, — спокойно ответил Сережа. — Лучшие вина… Привезут какой-то дешевый шмурдяк, которым в той Италии местные бомжи заливаются и… Ладно.

Рябов щелкнул пальцами, и в кабинете тут же оказался один из молодцев, словно выскочивший из полузабытой детской сказки с меню на федосковском подносе.

Я уселся поудобнее в старинном кресле и скользнул взглядом по длинному списку, где значились расстегаи, жареные мозги, кулебяки, раковый суп и другие давным-давно позабытые блюда, которыми регулярно питались наши предки.

Одобрительно кивнув головой, я обратился к теперь уже точно половому:

— Для начала принеси мне пачку «Пэлл-Мэлла». Или в вашем заведении только махра имеется?

Официант вопросительно посмотрел на Рябова, тот молча кивнул, и парень неслышно выскользнул за дверь.

— Ага, — догадался я, — так ты еще здесь и курить запретил. Тоже отличительная черта заведения. Только скажи честно: под видом седла косули вы свинину подаете или говядину? И что это за самогон — рябиновая, брусничная? А налимьи печенки ты лично из бычков вытягиваешь?

— Прямиком из Сибири. Местных продуктов почти нет.

— А откуда все эти деликатесы?

— Мясо, в основном, из Болгарии. Птица тоже, у нас фазанов и куропаток почти не осталось. Ну, и из Венгрии. Рыба, сам понимаешь… Только настойки и хлеб местного производства. У меня свое подсобное хозяйство, все делается по старинным рецептам.

— А цены?

— Крутые, — откровенно признался Рябов.

— Понятно, все из-за границы.

— Да нет. В той же Болгарии продукты раз в десять дешевле, чем у нас. И гораздо чище. А цены крутые потому, что сюда приходят те, кто любит пожрать, а не палить время. Сегодня в любой городской забегаловке, мало-мальски приличной, человек платит за ужин до пятидесяти баксов. У меня — раз в пять дороже.

— Но зато он может небрежно обронить в разговоре, что ужинал в «Трактире», и его акции в деловом мире сходу повышаются на несколько пунктов.

— И это тоже. Но главное, люди знают, зачем сюда идут. Мы ведь даже поваров из Германии пригласили. У нас мясо по-настоящему готовить разучились.

Рябов не успел продолжить рекламу своего заведения, как внезапно возникший официант положил передо мной пачку сигарет, бросил взгляд в сторону Сережи и тут же выскользнул из кабинета, не ожидая моего заказа.

— Ты их лично воспитываешь? — киваю головой в сторону закрывающейся двери.

— Я тут почти не бываю. Здесь есть директор — он за все отвечает, — скромно ответил Рябов. — Ты есть будешь?

— Обязательно. Хотя кофе — это тот напиток, которым плевались твои любимые бояре. Но, надеюсь, он тут водится? И кстати, когда будет Ляхов?

— Он уже здесь.

— Рябов, что ты себе позволяешь? Я понимаю, реклама — это двигатель, но мне сейчас гораздо интереснее пообщаться с Ляховым, чем вникать в тонкости твоего творения.

Сережа хитро улыбнулся, и я сразу понял, чего он добивается.

— Ладно, Рябов, — расстегиваю карман спортивной курточки и бросаю на стол смятый доллар, — ты победил.

Рябов бережно расправил купюру и вздохнул:

— Кто, кроме меня, знает, во сколько мне обошелся этот бакс.

— Заведение доход дает?

— Еще какой.

— Ну тогда не плачь. Однако я предлагаю еще одно пари. Как насчет заведения более демократичного и пользующегося повышенным спросом?

— У тебя и так ресторан есть.