Тогда Стривенс заметил, что если это так, то есть веская причина, по которой мы должны ускорить поиски и найти Уайтекера, пока эти крысы до него не добрались.

Потом мы вернулись в кабинет Херрика. Там мы поговорили еще немного, и он сказал, что подключит к работе людей из Специального отдела Ярда и Министерства внутренних дел и что он уверен, что новости появятся буквально через несколько дней.

Я заметил, что меня все это очень устраивает и что я вернусь в свой номер, распакую вещи, немного выпью и потом снова свяжусь с ним.

Я простился с ним и вернулся на Джермин-стрит. Там я открыл бутылку виски, выпил немного и погрузился в размышления. Возможно, вы, ребята, удивитесь, почему я не открыл все Херрику и заместителю комиссара. Так вот. Тут есть причина.

Я уверен, что, если бы рассказал Херрику о Карлетте, он взял бы ее, а мне этого не хотелось. Кроме того, узнав об адресе, который мне дал липовый Грант, он занялся бы им. Я уверен, что он не позволил бы мне заняться тем, что я задумал, потому что считал бы, что игра не стоит свеч.

Поэтому у меня были свои соображения по этому делу. Я уверен, что ребята из иностранного отдела гестапо знают, что Уайтекер изобрел новый пикирующий бомбардировщик, и попытаются стянуть синьки. Я убежден, что они готовы заплатить за них. Поэтому в игру ввели Карлетту. Карлетта знает Уайтекера и каким-то образом уговорила его удрать в Англию.

Так или иначе, они готовы сделать свою работу и знают, что я прибыл сюда, чтобы им помешать.

И они уже успели доставить мне неприятности. Кар-летта приплыла на одном корабле со мной, а Мандерс, очевидно человек гестапо, работал радистом на «Флориде». Они считают, что вывели меня из игры до того, как я повидался с Херриком, поскольку мои документы, в том числе личная карточка агента ФБР, были у них на руках: И я знаю, зачем они им понадобились. Мандерс и Карлетта считали, что, пока мне без документов удастся связаться с Херриком, они сделают свою работу.

Вот так-то, ребята.

Без четверти девять я прервал свои глубокие размышления, снял трубку и позвонил в справочную. На это ушло много времени, потому что начался налет, загрохотали скорострельные пушки, а где-то поблизости начали сбрасывать бомбы.

Когда я дозвонился до справочной, то извинился, что беспокою их, но объяснил, что незнаком со страной и мне очень нужно узнать номер телефона Лаурел Лаун в Весп-оф-Хилл, Хэмпстед. Я сказал, что потерял номер, но мне нужно срочно позвонить туда.

После долгой паузы мне ответили, что не могут сообщить номер телефона, потому что адресная служба не работает.

Я спустился вниз и заказал бутерброды и кофе. После этого я был готов к действиям. Я открыл свои чемоданы и извлек маленький пистолет 25-го калибра, который всегда таскаю с собой. Этот пистолет ловко пристроен на веревке в правом рукаве моего пальто. Стоит мне прислониться к чему-нибудь, как пистолет начинает скользить прямо в ладонь.

Потом я надел пальто, в правый карман сунул свой «люгер», сбежал вниз по лестнице й пошел на Риджент-стрит, где поймал такси. Шоферу я сказал, чтобы он отвез меня в Весп-оф-Хилл в Хэмпстеде.

Сидя на заднем сиденье, я ухмылялся при мысли о том, что сказал бы Херрик, если бы знал, как быстро я начал действовать за его спиной. Я всегда считал, что если берешься за игру, то надо действовать быстро.

Помню, однажды в Цинциннати я занимался делом о подлоге. Как-то вечером я сидел в квартире у одной бабенки и рассказывал ей о своей жизни. После этого она сказала мне, что у нее коротышка-муж, который ее не понимает, что он уезжает от нее на уик-энд, что ее душа истосковалась, но она не разводится с ним потому, что ее чувствительная душа не перенесет гласности.

Потом она обвила руками мою шею и сказала со вздохом: «Лемми... Я не могу жить без тебя. Я вся твоя». В этот момент мой взгляд упал на кучу газетных вырезок в углу. Я выскользнул из ее объятий, сказал, что скоро вернусь, и выскочил вниз.

Я спросил у лифтера, замужем ли эта леди и кто ее муж. За пятерку парень выложил мне, что она уже семнадцать раз была замужем и что ее теперешний партнер — боксер-тяжеловес. Когда я об этом узнал, то решил, что лучше иметь дело с парочкой гремучих змей.

Потом я встал в начале коридора и стал поглядывать на дверь этой бабы. А минуты две спустя появился какой-то парень. В нем было больше семи футов роста и он был очень похож на гориллу. Я не спеша спустился вниз и напился от радости. Меня все удивляло, почему эта баба, которая так боится гласности, хранит дома целую кучу газетных вырезок. Во всяком случае, ребята, учтите, что наблюдательность — великое дело.

В четверть десятого я вылез из такси на Весп-оф-Хилл. Расплатившись с шофером, я пошел пешком. Начал накрапывать дождь, и уже было темно. Спросив парочку прохожих, я нашел этот Лаурел Лаун. Это был большой дом, стоящий в стороне от дороги и окруженный забором. Ворота были открыты, и перед домом стояла машина.

Я не вошел в ворота, на что кто-то, видимо, надеялся. Вместо этого я перебрался через забор с задней стороны дома, махнул прямо в кусты и притаился. Я огляделся вокруг, но ничего не смог увидеть. В доме было тихо и спокойно.

Я пытался разыскать какой-нибудь вход. В шести футах над землей было окно, наверное из кладовой. Стволом своего «люгера» я выбил стекло и забрался. Очутившись внутри, я задернул занавески и зажег зажигалку.

Я действительно находился в кладовой. Тут было полно всяких пустых кувшинов и бутылок, но они выглядели так, будто здесь никто не жил.

Я открыл дверь и вышел на кухню. Потом осторожно пошел по длинному коридору в переднюю часть дома. В этот коридор выходило несколько комнат, но все они были пусты. В одной или двух была какая-то обстановка, но все пропахло пылью.

В холле была лестница, ведущая наверх. Я бесшумно двинулся к ней. На полпути к лестнице был поворот, и когда я добрался до этого места, то увидел свет, выходящий из-под двери. .

Я остановился и прислушался, но ничего не услышал. Я добрался до двери, нагнулся и заглянул в замочную скважину. Прямо напротив я мог видеть горящий камин и кресло. Минут пять я прислушивался, но ничего не случилось. Я тихонько взялся за ручку двери и начал мягко ее поворачивать. Наконец я приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Она была довольно больших размеров. Часть обстановки я не видел, но пару кресел у камина и стол разглядел.

Я пошел к столу. Едва дойдя до него, я уловил запах табачного дыма. Кто-то курил турецкие сигареты. Я сунул руку в карман и достал свой портсигар, когда услышал:

— Положите руку на стол и не двигайтесь, иначе я убью вас.

Ребята... Ох, ребята! Это был женский голос. Такой мягкий голос, что дрожь охватила меня всего от кончиков ушей до ног. Мне было бы любопытно узнать, как она выглядит.

Я начал улыбаться.

— Полагаю, я могу достать сигарету? — сказал я.— Я очень долго не курил.

— Стойте на месте,— был ответ.— Можете положить на стол свой портсигар и закурить.

Я горячо поблагодарил, положил портсигар на стол и достал сигарету. Пока я это делал, она обошла вокруг стола и остановилась передо мной.

Я уже говорил вам о ее голосе. Теперь я должен сказать, что все остальное соответствовало ему. Когда я взглянул на эту детку, я почувствовал себя так, будто в меня со всех сторон вонзили кучу булавок.

На ней был каракулевый жакет, а,под ним черное платье с голубым воротником. С такой фигурой, как у нее, она могла носить старый мешок и все равно была бы красавицей.

Под голубым тюрбаном с платиновой заколкой лежали волны рыжих волос, а запах от них исходил такой, что я и описать не могу. Когда я говорю, что она была рыжей, я имею в виду тот цвет, которым так часто пользовался Тициан. Тон ее лица напоминал лучшие сливки, брови были черные, а глаза смотрели злобно, как у черта.

Я вздохнул. До меня дошло, что в этой красотке есть что-то необычное, поэтому я взглянул на ее ножки. Поверьте мне, они тоже были хороши. Один взгляд на такие ножки, и любой дедушка пустился бы в пляс. Черные шелковые чулки и туфли заканчивали картину И делали ее похожей на голливудский кадр. Но были еще детали.