Всего одна ночь
Стояла глубокая ночь, но город не спал. То тут, то там слышался веселый смех, громкие голоса, рассказывающие очередную страшилку, а иногда и визг испуганной особо ретивым рассказчиком девчонки. На улице – тридцать первое октября. Канун Дня всех святых.
С улицы донеслись детские голоса, и в дверь постучали.
«Господи, да как же они достали! Время-то недетское, всем спать пора!» — Арина поставила кружку с еле теплым молоком на деревянный подлокотник кресла и пошла открывать. Наученная горьким опытом прошлых лет, девушка заранее разменяла пару тысяч рублей по сотням и купила недорогих конфет. Лучше потерять немного денег, чем потратить кучу нервов, отбиваясь от галдящей детворы.
В темном коридоре, на широком подоконнике, стояла большая плетеная чаша, наполовину наполненная разными конфетами, рядом лежала поредевшая стопка сотенных купюр и коробка длинных каминных спичек. На высокой подставке стоял атрибут праздника — тыква. Арина чуть ли не полдня выдалбливала сладкую сердцевину из этого яркого оранжевого овоща. Потом аккуратно вырезала треугольные глаза и оскаленный рот. Внутрь поставила свечку, которую зажигала для антуража — если приходили дети с улицы. Поддавшись ребячеству, она натыкала в щель рта заостренных палочек, набранных с улицы: вкупе с горящей внутри свечой оскал получался внушительный и откидывал страшную тень.
Арина, взяв в руки чашу, распахнула двери. Тут же в дом проник детский гомон, разлетаясь по комнатам и забиваясь в темные углы.
На крыльце под дверью стояло несколько детишек разного возраста — от шести до десяти лет. Выстроившись в полукруг, они хором прокричали:
Ты мертвяк, а я невеста,
Нет нам в мире больше места,
Если хочешь дальше жить,
С угощеньем не скупись!
Спокойно выслушав страшилки, Арина ответила заученной фразой:
Чёрный дом, чёрный дом,
Привидения стонут в нём.
Кандалами все гремят,
Напугать всех вас хотят.
Не боитесь? Заходите!
И конфеты получите! (с)
Ребята, особенно те, кто помладше, завизжали на разные лады. Они набились в тесный коридор, и, толкая друг друга локтями, кивали на оскаленную тыкву, светящуюся изнутри. Они протягивали ладошки, сложенные лодочкой, куда Арина сыпала конфеты и прилагала денежку.
Довольные дети, получившие здесь и конфет, и денег, убежали, оставляя Арину снова один на один со своей тишиной. Дом погрузился в темноту, потому как свечку девушка задула.
Уставшая хозяйка направилась вглубь комнат, цепляя оставленную по пути электронную книжку. Время движется к полуночи, когда уже эти хождения прекратятся-то? Уютно устроившись в кресле и поправляя сползающий клетчатый плед, Арина погрузилась в придуманный автором книги мир.
До следующего набега детворы.
Та же церемония: зажигание свечки, чаша в руки, улыбка на лицо, и вперед — развлекать мелких. Проговорив кричалки и получив за то вознаграждение, очередная партия раскрашенных детей отбыла.
Без пяти двенадцать. Пробежало еще одно нашествие празднующих: конфет осталось на две партии, денег почему-то на одну.
Зачитавшись, Арина вздрогнула от резко прозвучавшего звонка. Задремала она, что ли? Откинув плед, девушка направилась к двери.
На автомате проделала заученные действия: зажгла свечку, взяла конфетную чашу в руки, пробормотала стишок на память и распахнула двери, привычно подняв взгляд на полтора метра — примерный рост ходивших детей.
Взгляд уперся в живот, обтянутый белой рубашкой, заправленной в черные брюки. Медленно поднимая глаза, Арина вздрогнула, посмотрев в лицо пришедшего.
Чаша выпала из дрогнувших рук, конфеты рассыпались по всему коридору, деньги разлетелись по углам.
Девушка, замерев на мгновение, кинулась на шею замершему в дверях молодому мужчине. Высокий, с черными глазами и волосами – он просто стоял в двери, не пробуя войти.
— Ты пришел, Лёшка! Лёшка! Лёшенька! Я знала, что вернешься! Они говорили... — тут голос ей изменил, и девушка всхлипнула, — говорили, что ты пропал, и что умер, говорили... такие гадости...
Лёшка, отмерев, обнял в ответ девушку, и пробормотал хриплым, будто ото сна, голосом:
— Пригласишь войти?
— Господи! Ну что за вопрос! Проходи, конечно! Для тебя — всегда!
— Всегда... Это хорошее слово... — и Лёшка рассмеялся каркающим смехом с неприятными металлическими нотками.
Арина глянула ему в лицо. Да нет, тот же Алёша, ее Лёшенька, с которым они прожили вместе два года в этом самом доме и собирались пожениться. А потом он пропал. Вот так просто — был человек, и нет человека. И куда делся, никто не знает и не видел. Арина уезжала на две недели в командировку, а приехав, попала к шапочному разбору: Алёшу признали пропавшим без вести. Будучи в командировке, созванивались они первые три дня, после стало не до того: во-первых, времени не было вообще, от слова "совсем", а во-вторых, дорого.
Арина даже не стала звонить и предупреждать о возвращении, самолет прилетал в четыре утра, и в это время ей хотелось только спать и ничего более. Зайдя в дом, девушка кулем свалилась на диван в зале, даже не дойдя до спальни.
А когда проснулась, уже ближе к обеду, тогда и выяснились такие печальные подробности.
С тех пор прошел почти год. Точную дату пропажи сказать никто не мог, и Арина считала от первого ноября. Потому что тридцать первого Алексея видели друзья незадолго до полуночи. Возле кладбища. С одной стороны, странное место для времяпрепровождения, а с другой — Хеллоуин и новые веяния предполагают и не такое. На эту мелочь закрыли глаза и дело о пропаже тоже.
И все. Ни ответа, ни привета.
А теперь он пришел. Вот так просто, и в то же время будто чужой — позвонил в дверь, забыв, что у него тоже есть ключи.
Изменившийся голос, каким Лёша говорил либо в сильном подпитии, либо, когда был зол, обращал на себя внимание. Но сейчас ничего такого не наблюдалось. Пристальный взгляд черных глаз — будто в душу заглянул, Арина даже передернула плечами, прогоняя наваждение. Нервные движения пальцев — может, все-таки, пьян? Девушка, уткнувшись носом в шею, медленно вдохнула. Нет, алкоголем не пахнет. Его запах. Только разбавленный чем-то сладким. И еще чем-то, не поддающемся определению. Что-то знакомое, но далекое, из детства, только у Арины сложились такие ощущения, будто это знакомое не очень приятное. Даже совсем не приятное.
— Я скучала, Лёш, я так скучала! Расскажешь, где был?
Парень, замерев на мгновение, медленно кивнул:
— Потом, — и, крепче обнимая ее, гладил по спине, лаская, и шептал, — я тоже скучал. Я скучал.
Прошел целый год, а ее тело не забыло. И сейчас, чувствуя рядом любимого, всеми струнками живущей в нем души тянулось к нему.
Несмотря на высокий рост, мощным Алексей никогда не был: тонкое и стройное тело, в меру накачанное, было гибким и невероятно сексуальным. Рельефный живот и сильная спина всегда заставляли Арину желать своего Алёшку и отдаваться ему страстно и бесстыдно.
Так и сейчас — малого намека было достаточно, чтобы Арина вспыхнула, как спичка, забыв, что он пропал на целый год, не подавая о себе никаких вестей, что она думала, будто он умер, или просто ушел к другой, или... Она все узнает и обо всем расспросит. Только потом. Когда ненасытное тело утолит свою жажду по ласке.
Тишину дома нарушали еле слышные стоны.
До спальни они не дошли, упав на диван, стоявший в зале, где читала Арина. Рядом на полу валялся скинутый с кресла клетчатый плед. Там же кучей была свалена сорванная одежда. Два обнаженных молодых тела сплетались и расплетались в любовных объятьях. Никакой нежности. Хищные поцелуи, до синяков и боли, с укусами до крови, резкие толчки, хрипы и крики наслаждения, когда тело выгибается в оргазменных судорогах, стоны, распаляющие еще больше, суматошный шепот "Еще! Еще!", пошлые шлепки влажных от пота тел, и вот он, пик наслаждения! Протяжный стон сорванного горла, и все стихает. Лишь еле слышные вздохи не остывших от секса тел. "Зверя выпустили на волю!" — подумала Арина, дрожа от удовлетворения.