ти матери забота о ней перешла к честолюбивому отцу, который льстил себя

надеждой, что ее красота привлечет завидного жениха, прежде чем она

отважится сделать собственный выбор. Он не ошибся в первой части своего

предположения: нежный расцвет ее ума и красоты покорил множество сердец, но,

хотя во всем остальном Роз была сама покорность, в вопросе о замужестве

она отказывалась повиноваться даже королеве, заслужив тем самым ее

ненависть. Мы обе могли бы оплакивать это печальное сходство наших судеб, и

при той искренности, которой отличается юность, мне нелегко было

удержаться от жалоб. В силу своего положения при дворе и склада характера мы

обе высоко ценили дружбу леди Арундел, старшей сестры сэра Филиппа,

которая уже давно удалилась от королевского двора и поселилась в одном из

поместий брата на берегу Темзы после того, как был заключен в тюрьму ее

муж. Лишенная блеска своей более красивой и удачливой сестры, леди

Арундел обладала душевной силой и стойкостью, которая сделала бы честь

римлянке. С детства любимая Елизаветой, она могла бы остаться в милости и

тогда, когда муж ее пал жертвой королевского гнева, но она неуклонно

настаивала на том, чтобы разделить с ним заточение; когда же, в скором времени,

тюрьма сделалась его могилой, она удалилась от света в благородной

бедности и своим небольшим доходом была обязана лишь щедрости брата. Так в

безгрешном и достойном вдовстве проходили дни этой прекрасной женщины,

которая теперь наслаждалась самой большой радостью, доступной

человеку, — радостью быть окруженной друзьями, привлечь которых она могла

единственно своими достоинствами.

В те дни разразился гнев Филиппа Второго им были заняты

помыслы всех вокруг, в особенности королевы, для которой сердечные дела

всегда были заботой второстепенной, и я стала надеяться, что лорд Лейстер

воспользуется этим обстоятельством, чтобы найти возможность для наших

будущих встреч и хоть немного облегчить для меня невыносимое бремя

постоянного притворства. И тут, в довершение своих несчастий, я увидела, что

тот, ради кого я отказалась от всех прав, даваемых моим полом и

происхождением, тот, кому принадлежала душа моя, взирает на меня с холодностью и

пренебрежением. Я заглянула в глубину своего сердца и там не нашла ничего,

за что могла бы упрекнуть себя, но, увы, сознание своей правоты не могло

вернуть мне покоя. Меня начала страшить мысль, что его утоленная страсть

уступила место честолюбию, что, видя во мне единственную преграду между

собой и Елизаветой (которая становилась к нему все благосклоннее), он в

тщеславии своем сожалеет, что позволил мне стать такой преградой. Хотя

королева всегда обращалась со мной много лучше, чем с моей сестрой, считая Эл-

линор любимицей Лейстера, я возненавидела ее вдвое сильнее прежнего, так

как в ней видела причину его переменившихся чувств ко мне. И все же, хотя

неудовольствие лорда Лейстера выражалось явно, оно не проистекало от

равнодушия: старательно избегая разговоров со мной, он при этом неотступно

следил за моим поведением, он всегда был в поле моего зрения — и всегда

недосягаем. Нетрудно было догадаться, что он ревнует меня. Увы, подозрения

быстро находят повод, которого ищут. Румянец, вспыхивающий на моем

лице, смущение и замешательство, когда кто-нибудь из предполагаемых

поклонников обращался ко мне, подтверждали его злосчастное предубеждение, а

невозможность оправдаться доводила меня до отчаяния. Вскоре судьба не

преминула обрушить на меня новое несчастье.

Прелестная Роз Сесил, чье дружеское расположение ко мне я уже

упоминала, своей горячей привязанностью постепенно завоевала мое ответное

чувство. Разговоры с нею о лорде Лейстере были для меня отрадой, и потому я

не сразу заметила, что для нее они представляют такой же неиссякаемый

интерес, как для меня, но ее пылкая готовность вновь и вновь возвращаться к

этой теме, когда меня глубокая печаль заставляла обходить молчанием его

имя, наконец открыла мне глаза. Я стала наблюдать за ней более пристально

и увидела, как, побуждаемая своей привязанностью, она стремится неизменно

быть подле лорда Лейстера, как румянец и бурное волнение при всяком его

обращении к ней безошибочно выдают ее тайную сердечную склонность. Есть

жены, которые воспользовались бы возможностью дать ей суровую отповедь,

но она была так невинна, что я не могла и не считала достойным в чем бы то

ни было ее подозревать. Раз вечером под влиянием почудившегося ей

пренебрежения, непереносимого для ее тонкой натуры, она дала волю слезам и во

всем открылась мне. Она говорила, что тщетно возраст и обстоятельства

разделяют ее с лордом Лейстером: ей больше радости в том, чтобы молчаливо

восхищаться им, чем быть предметом восхищения всего мира.

— Ах, сударыня! — горячо воскликнула она. — Какое это варварство —

наследственная вражда! Постарайтесь для меня, моя дорогая Матильда,

убедите милорда отказаться от столь нелепого предрассудка. Поверьте, ваша

услуга удвоит привязанность, которая вызвана равно присущими вам

достоинствами и вашей принадлежностью к этой семье.

И эта просьба была обращена к жене! К жене, сказала я? Увы, к любящей

женщине, безумно, безмерно любящей! Она обняла меня и скрыла свои

слезы и свое смятение на моей груди, в которой бушевала мука еще более

непереносимая. Пораженная в самое сердце ее невинностью и постигшей ее

печальной участью, я осыпала ее ласками и проливала над ней слезы, как мать

над ребенком. У меня было довольно времени, чтобы обдумать ответ, и я

сказала, что в моих силах — лишь пожалеть ее, ибо для всех очевидно, как мало

мое влияние на милорда. Я ласково пыталась дать ей понять всю

безнадежность ее нежных чувств к лорду Лейстеру, столь явно отличаемому

королевой, что его брак с любой другой женщиной маловероятен, не говоря уже об

их большой разнице в летах.

Она отвечала, что, часто обдумывая это, разрешила для себя все

затруднения. Королева более озабочена войной, чем браком, и если лорд Лейстер

отдаст должное ее любящему сердцу, он безусловно не сочтет ее юность

недостатком.

Словом, я видела, что она твердо решила верить в то, чего ей желалось. Я

не возвращалась более к этому разговору, но с бесконечной грустью наблюда-

ла, как эта прелестная девушка всей душой отдается страсти, по столь

многим причинам безнадежной. Королева недолго оставалась в неведении, и

несчастная Роз обнаружила, что о ее любви известно всем вокруг, кроме того, к

кому она обращена, он же выказывал ей холодность, граничащую с

неприязнью. В своих горестях она неизменно искала сочувствия у меня, и нередко я

давала ей то утешение, которое не в силах была найти для себя.

В виду столь значительного события, как ожидаемое испанское

вторжение, вся Англия готовилась взять в руки оружие, и лорд Лейстер как

главнокомандующий уже отбыл к войскам. Я простилась с ним вместе со всем

королевским двором, не имея возможности сказать ни единого слова, которое

могло бы принести ему или мне душевный покой. Тягость моего положения

сделалась непереносимой, когда опасения за жизнь и безопасность супруга

прибавились ко всем прочим опасениям, и я решилась объясниться с ним

невзирая на последствия. Власть над моими поступками, естественно

проистекающая из моей любви и его преимущества в летах, была в присутствии лорда

Лейстер а неоспорима, но исчезла вместе с ним. Гордость моя наконец

склонилась перед долгом, и в своем письме я молила его позволить мне узнать, в чем

заключается моя невольная вина, и искупить ее, пока не поздно мне вернуть