— А потом?

Емельянов неопределенно пожал плечами.

— Наверное, за границу подамся… Там меня не найдут.

— Без документов? Без денег?

— Придумаю что-нибудь… Есть друзья…

— Ну смотри, коли так. «Посылу» передашь обязательно. Скажешь, что от меня, тебе помогут.

Емельянов хотел еще что-то сказать, но Сивый остановил его.

— Смотри не потеряй. Там шмонают. Сунешь под язык — не найдут.

Эти вагоны не значатся ни в одном железнодорожном расписании; на них никогда не бывает табличек маршрутов, в тамбуре не встречает пассажиров приветливая проводница в синем форменном костюме с железнодорожными шпалами в петлицах, не предлагает чай с сахаром, не раздает сыроватое постельное белье, не проверяет билеты, не гоняет «зайцев» — проезд тут бесплатный.

Называется этот специальный вагон в официальных документах «вагон-зак», а в народе — почему-то «столыпинский».

Матовые стекла с решетками — за ними ничего не видно. Внешне ничем не отличается от обыкновенного багажного или почтового — так что непосвященный не поймет; он будет равнодушным взглядом скользить по нему, не задумываясь о том, что за толстыми матовыми стеклами с массивными решетками могут быть люди… много людей.

И цепляют вагон-заки, как правило, к обыкновенным неторопливым почтовым поездам.

Купе, где должна сидеть проводница, занимает начальник конвоя. Соседнее — четверка солдат в гимнастерках с красными погонами и буквами «ВВ». Дальше — купе-пищеблок, мимо которого зэку лучше всего проходить быстрей, чтобы запахи не раздражали обоняние. Ведь горячие блюда положены только охране, а спецконтингент обходится сухим пайком. Все купе по размерам такие же, как и в обыкновенном поезде, только пассажиров в них напихивают вдвое, а то и втрое больше.

В купе пахло вонючими носками, селедкой и табачным дымом — несмотря на страшную духоту, многие покуривали. Припрятать от всех шмонов сигареты и спички для заключенного — дело святое.

Емельянов уже знал, что спустя несколько часов после того, как поезд отправится от одной из подмосковных станций, его должны вывести якобы для повторного осмотра, а потом он должен попроситься в туалет.

В вагон-заках каждого заключенного в туалет водят поодиночке. Впереди — один конвойный, кобура с пистолетом предусмотрительно сдвинута на живот. Дальше — заключенный, руки назад, сзади — другой конвойный, тоже с пистолетом.

Время шло, однако никто Дмитрия не вызывал. Емельянов уже начал было волноваться: может быть, он что-то напутал? Может быть, Сивый не сумел договориться, «подмазать», и конвоиры ничего не знают?

Вскоре в купе потушили свет, и заключенные улеглись спать. Восемь человек на жестких полках без матрацев.

В купе было душно — не продохнуть; Дима, уже привыкший за время своего пребывания в Бутырках к духоте и тесноте, стал даже задыхаться.

Но вскоре неожиданно зажегся свет.

— Что такое — приехали уже? — Емельянов поднял голову от подушки.

Лежавший на соседней полке зэк поморщился. У него это был уже не первый этап.

— Нет, это они шмон решили снова навести, суки.

Вскоре распахнулась зарешеченная дверь, и на пороге вырос сержант, а рядом — двое конвойных.

— Подъем!..

Шмон длился долго — наверное, минут по двадцать в каждом купе. Однако так ничего особенного и не нашли, и сержант с солдатами, издевательски пожелав всем спокойной ночи, ушли к себе.

— С чего это они вдруг решили опять шмоном заняться? — спросил Емельянов.

Его сосед покачал головой.

— Известное дело, чего…

— Чего же?

— Да чтобы не отоспался никто, чтобы сил у нас бежать не осталось, — ответил тот.

Емельянов уже задремал, когда опять послышался лязг ключа в дверном замке.

— Зэка Емельянов, на выход!

Сложив руки за спиной, как полагается, Емельянов вышел в коридор.

Там находился один прапорщик, начальник конвоя. Он приказал Дмитрию встать лицом к стене и упереться в нее руками. Потом обхлопал его с ног до головы. Но в рот, куда был спрятан цилиндрик, не заглядывал. После обыска Емельянов очень выразительно посмотрел на прапорщика.

— В туалет, гражданин начальник…

По его взгляду Дима понял, что все в порядке.

— Идем…

Вообще-то, по существующему положению, на оправку зэков выводят солдаты. Сейчас ни одного из них в коридоре не было.

Они дошли до туалета.

— Прямо, — послышалась команда за спиной у Емельянова. Он открыл дверь в тамбур и шагнул туда. Прапорщик молча достал из кармана специальный ключ, открыл входную дверь вагона и быстро распахнул. Свежий встречный ветер с воем ворвался внутрь тамбура.

— Вали отсюда! — сказал прапорщик. — Только ударь меня сначала… Ну, быстрей!

Дима, не долго думая, съездил кулаком по физиономии тюремщика и выпрыгнул в неизвестность…

Скатываясь по железнодорожной насыпи, он чувствовал, как в тело впиваются острые грани щебенки. В ноздри ударил запах креозота, смолы и сухой полыни.

Превозмогая боль, он пытался затормозить, но не смог избежать несшегося на него огромного черного дерева, которое ударило его с силой парового молота…

Придя в себя, Дима увидел вечереющее сентябрьское небо. По небу плыли тучи. Кругом стояла тишина. Только звенело в ушах, видимо, от небольшой контузии.

Он попытался встать. Но тут же со стоном опустился — все тело ломило от падения.

С трудом поднявшись, он осмотрелся: какие-то железнодорожные постройки, выкрашенные белым, шлагбаумы, пыльная дорога…

Надо было идти, и как можно скорей. И Дима, превозмогая боль, пошел по направлению к лесу — сквозь редкие деревья виднелась гладь водоема.

Река неторопливо несла свои темные воды. Осень в этом году была теплой и сухой, но к вечеру все-таки холодало.

Емельянов снял с себя черную куртку, выданную в тюрьме, критически осмотрел ее — в такой одежде идти дальше не стоило.

«Интересно, где я нахожусь? — подумал Емельянов, поеживаясь от холода. — И куда мне теперь податься? Денег нет, документов нет, одежды — тоже, считай, нет…»

Дима уселся на кучу листвы и, обхватив голову руками, предался тяжелым размышлениям.

Надо было бежать куда-нибудь за пределы России, и это было очевидно. Но как?!

Оставалась одна надежда — та самая «посыла», ради которой Сивый и организовал это бегство. Его люди обещали помочь.

Он побрел вдоль берега и вскоре вышел на шоссейную дорогу. И там Емельянов понял, что фортуна на его стороне. Он увидел бытовку дорожных ремонтников, рабочий день которых закончился. Сильный парень без труда взломал дверь — там нашлась одежда, хоть и грязная, но по размеру, а в кармане штанов даже пара тысячных бумажек, на которые он купил в ближайшем придорожном ларьке буханку хлеба и тут же ее съел.

Теперь надо было выполнить поручение Сивого. Денег, однако, чтобы позвонить по телефону, не было. Телефона не было тоже.

Емельянов узнал у ларечника, что ближайший находится на железнодорожной станции в пяти километрах.

Старые, испачканные мазутом и краской брюки, телогрейка, вязаная лыжная шапочка, резиновые сапоги — конечно же, видок непрезентабельный, однако куда лучше, чем черная роба заключенного. Кто может подумать, что это не работяга-строитель?

До небольшой станции он добрался без особых приключений и выяснил, что находится уже во Владимирской области. Он быстро нашел междугородный переговорный пункт — однако толку от этого было мало ввиду отсутствия денег.

Авантюрное решение пришло сразу: через несколько минут он стучал в дверь начальника железнодорожной станции.

— Войдите, — послышалось из-за двери.

Дима буквально влетел в кабинет — запыхавшись, утирая пот со лба.

— Надо срочно позвонить, — выговорил он, косясь на телефон. — Там, на двадцать первом километре, трубопровод прорвало. Меня прораб направил. Нигде связи нет…

Открытое, честное лицо парня, его пролетарский вид располагали к доверию, и начальник станции не стал выпытывать, что и как, и беспрекословно предоставил телефон в распоряжение Емельянова.