У начальства теперь как родной: улыбки, уступки и тому подобное. Это приятно, но главное — красиво держался, вот в чем изюм.

27 сентября

Сегодня пожинал плоды доброй воли. Идет сентябрь, пора сбора и отгрузки плодов земли. Участились поездки на овощную базу. Пока стояло бабье лето, народ отрывался от основной работы легко, но с наступлением похолодания число энтузиастов упало. Пришли ко мне, хотя я уже там был. Пока я внутренне прикидывал — ехать или бунтовать, женщины вспомнили, как я отказался от турпоездки, а недавно в числе первых посетил овощную базу. Они потребовали справедливости, заявили, что нельзя абсолютно все взваливать на одного человека и тому подобное. Составитель списка Валентин Филимонов ушел от нас, не решив проблемы.

Я уже не раз замечал: очень сильная штука репутация. Раз ты хороший, можешь даже гадость сделать, с тебя все стечет, как с гуся вода. Раз ты плохой, не ходи на Эверест в интересах общества. Взойдешь, все равно не поверят, а если поверят, не придадут значения. Я хороший и поэтому вдогонку за Филимоновым не побежал и на базу не поехал — массы не хотят!

12 октября

Снова герой нашего времени. Тютюше исполнилось двадцать пять. В секторе устроили маленький банкет с шампанским, и тут уж я показал себя с лучшей стороны. Сейчас, оглядываясь на прожитое, удивляюсь, как это я все успел. Со Львом на пару поехали сначала за шампузой (7 бут.) и за фруктами на Центральный рынок. Потом к Тютюше домой за пирогами, которые мама напекла. Только собрались спуститься вниз и предварительно пообедать, как кто-то обнаружил, что не куплены цветы, и я отправился за розами. Не успел их доставить, прибежала сама Тютюша с опрокинутым лицом — она забыла принести кофе и умоляет добыть свежемолотого или по крайней мере растворимого. Я буквально не стоял на ногах, но собрался с силами и двинул на Пушкинскую... Кончилось тем, что за меня предложили первый тост, но шеф вовремя поправил и начали с именинницы...

Потом говорили слова про меня, было приятно. Ничто человеческое мне не чуждо!

30 ноября

Звонила мать насчет деда. Просила почаще его вспоминать и заглядывать. Ну что же, выдать звонок, пообщаться — это реально, но ездить... Матушку мою заносит. Дед с бабушкой живут на Ордынке, я на Черняховского — один бензин во что обойдется, а время! Им-то спешить некуда, а каково нам. Эпоха другая, совсем другая, нужно в конце концов это понять. До нового года, естественно, и думать нечего. Может быть, в феврале заеду к Дню Советской Армии. У деда вся грудь в орденах.

С этим решил.

Только что пришел от соседей — фиксирую. Живут две сестры — пенсионерки. Еще очень и очень ничего, но боятся высоты. Залез на стремянку и поменял лампу в люстре. За то, что забрался под потолок и не свалился им на голову, был осыпан комплиментами, как космонавт, и награжден банкой варенья. У собственной двери очень кстати встретил Льва Крошкина. Он не упустил случая показать клыки: А я думал, тебе все лампочки до лампочки».

24 декабря

До сих пор зол, как черт, но все же пишу. Шеф, который прекрасно знает, как я встречаю Новый год — не где-нибудь, а в экзотическом месте и обязательно прихватываю дня два-три, чтобы покататься на лыжах, записал меня тренером в зимний детский лагерь! Черная неблагодарность! Чьи-то дети поедут на каникулы за город укреплять расшатанное школой здоровье, а я буду с ними физкультурой заниматься! Ну не бред? Спрашиваю: «Нельзя ли выделить для этой цели родителя или родительницу? Кстати, и за своими бы присмотрели». Отвечает: «Можно, но ты у нас единственный разрядник. Остальные дилетанты со спортивным образованием в объеме неполной средней школы».

Но я-то в Архангельск собрался, у меня свои планы! Выкладываю их шефу, он уже поддается. И тут по известному закону подлости, когда мы уже подыскиваем кандидатуру на замену, входит Колесникова, эта большая энтузиастка спортивных начинаний (лучше бы при ее 90 килограммах подумала о собственной спортивной форме). Колесникова начинает мне льстить и опять-таки вспоминает самаркандскую путевку и мой джентльменский жест. Пришлось популярно объяснить разницу. В Самарканд я мог ехать и не ехать, у меня были другие, не менее интересные варианты, а вот вариант со школьниками поездки в Архангельск никак не заменит. Колесникова и шеф посмотрели на меня так, как будто не узнают. А я всегда был такой. Миндальничать с тем, кто наступает на мое кровное, не буду. Я встал и ушел. Надеюсь, больше они ко мне не пристанут.

Кстати, Лев Крошкин на целый год уезжает в командировку. На месте ему не сидится... Естественно, эгоистом и тому подобное меня теперь никто не обзовет!

На двадцать четвертом декабря дневник, к сожалению, обрывается. О других благородных деяниях Иннокентия Пискунова человечество так и не узнает...

Под окнами дома дворник с метлой. Из подъезда выходит лифтерша.

— Гляди, — говорит дворник, показывая метлой на светящиеся окна, — все нормальные люди по субботам культурно отдыхают, а эти ученые кандидаты до утра свет жгут...

Лифтерша задирает голову вверх.

— Работы у них много, вот до утра и не управляются, — поддерживает она дворника.

Огни в доме один за другим гаснут, а из подъезда выходят школьники — кто с ранцем за плечами, кто с портфелем в руках.

— Вот тебе и ученые кандидаты, — всплескивает руками лифтерша, — это же наши ребята по субботам учиться идут!

— Смотри ты! Значит, у них рабочая неделя больше, чем у этих самых ученых кандидатов. — Дворник в недоумении покачивает головой.

— Я лично интересуюсь, когда всем школьникам облегчение выйдет, — не успокаивается лифтерша. — Жалко их, перегружены больно. Слышала, опыты по введению пятидневки в разных школах проводятся, да дело что-то медленно подвигается. А тут еще родители заставляют ребят то на пианино учиться, то плаванием заниматься, то теннисом, то хоккеем... — продолжает она. — Поутру в школу спешат, а их, как тростиночки на ветру, качает.

— Потерпи маленько, — говорит дворник, — для ребятишек перемены к лучшему уже наметились.

— Знаю, педагогические академики ломают голову над учебной пятидневкой для шестилетних малышей. Не затянули бы только...

— Ничего, — успокаивает дворник, — работа сложная, и заботы академиков понять надо. Зато сделают всерьез и надолго. А малыши подождут. У них вся жизнь впереди! А я так располагаю, моя трехлетняя внучка подрастет вовремя: два выходных у нее будет.

— Говорят, жизнь быстро проходит. Быстро-то оно быстро, да не в том беда. Знать бы, как прожить. Я вот, Клавдия Михайловна Крапивницкая, дожила до пятидесяти восьми лет и осталась одна...

Родилась я и выросла в Можайске. Может быть, знаете, есть такой городок под Москвой, там у нас неподалеку Бородино. Знаменитое место.

Отец мой работал на железной дороге и дружил с одним обходчиком, у которого был сын Костя. Отцы про нас, маленьких, говорили в шутку: жених и невеста. А мы подросли и вправду влюбились друг в друга. Чуть смеркается, Костя бежит. Летом каждую зарю встречали. Потом Костя ушел в армию, на флот. Меня такая тоска разобрала, что я решила бросить учение, уехать в Ленинград и там работать. Думала, Костя рядом будет, поженимся. Так и сделала. Только отец мне работать не разрешил, а наказал учиться дальше. Он мечтал дать своим детям хорошее образование, чтобы каждый специальность имел. Я поступила в фармацевтический техникум и устроилась в общежитии. Каждое воскресенье с Костей встречались, он из Кронштадта приезжал. Бывало, в выходной раньше всех встанешь. И причесаться, и погладить, и одеться успеешь, сидишь как на иголках, ждешь его. Девчата еще спят, а за дверью уже шаги. Костя широко шагал. А потом стучит осторожно, три раза. Всегда с улыбкой. Зубы белые, ровные, глаза голубые, так и играют. Я женщина высокая, а до плеча ему едва доходила. Красавец. Девчонки на него заглядывались, но меня это не беспокоило. Казалось, нас никто не разлучит.