Рожанов, начальник осведомительного отдела при губернском старосте, получил донесение, что в черниговской губернской земской управе работает статистиком Софья Соколовская, возглавлявшая Черниговский Совет рабочих депутатов при большевиках. Рожанов был удивлен, он не поверил бы этому, если бы донесение не исходило от губерниального коменданта. Гетманским властям известно было, что все видные большевики ушли из Чернигова за день до вступления в него германских и петлюровских войск. Рожанов распорядился об аресте Соколовской.
«Губерниальный комендант» арестовал Соколовскую, а на следующий день Рожанов решил сам сделать ей допрос.
— Надеюсь, известны причины взятия вас под стражу? — добродушно усмехаясь, спросил Рожанов.
— Речь может идти не о причинах, а о мотивах ареста,— резко сказала Соколовская.— Но мотивы вам лучше известны, чем мне,— с иронией добавила она.
— Разве вы отрицаете, что всего два месяца тому назад находились во главе большевистского комитета? — с той же добродушной усмешкой продолжал Рожанов, хотя едва заметная тень пробежал по его лицу.
— Вы введены в заблуждение, никакого большевистского комитета я не знаю, а вследствие этого и не могла его возглавлять,— твердо сказала Соколовская.
— Странно, непонятно. Посмотрите это предписание, оно подписано Соколовской. Получается, что вы меня вводите в заблуждение,— явно нервничая, сказал Рожанов, передавая Соколовской папку, в которой она увидела одно из распоряжений Черниговского Совета о мобилизации гужевого транспорта на доставку дров из лесного массива.
— Совет рабочих депутатов и большевистский комитет — это разные вещи,— решительно произнесла Соня.— Но, прежде всего, прошу внести ясность, что здесь происходит — дознание или следствие? — И далее продолжала:— Мне известно, что дознание имеют право проводить чины милиции городской думы, а следствие — судебный следователь. Насколько я разбираюсь, вы не принадлежите ни к первым, ни ко вторым. Но раз уж меня допрашиваете, я хотела бы знать, на основании каких статей уголовного или гражданского права я арестована?
Начальник осведомительного отдела понял, что перед ним человек, сведущий в правоведении. Он долго объяснял Соколовской, что «новые условия» призвали к жизни новые судебно-следственные органы, в том числе и Осведомительный отдел, что милиция городской думы вливается в державную варту, которая одновременно является и уголовным, и политическим органом, а варта в свою очередь действует под непосредственным руководством германской фельджандармерии. По словам Рожанова выходило, что Соколовская арестована как председатель Совета рабочих депутатов.
— Разве этого недостаточно для того, чтобы вас привлечь к ответственности? — заключил Рожанов.
— Да, совершенно недостаточно,— уверенно заявила Соколовская.— Совет рабочих и солдатских депутатов возник в результате свержения самодержавия. Совет избирался всеми слоями населения, и он являлся представительным органом всего народа. По рекомендации городской думы, гласным которой я являюсь, меня избрали товарищем председателя президиума Совета, позже стала председателем. Вопрос же о партийной принадлежности — это личное дело каждого гражданина свободной страны. Если бы я чувствовала себя виновной в каком-то преступлении, то не осталась в Чернигове.
— Вы подозреваетесь в том, что, будучи председателем Совета, собственноручно подписывали приказы об аресте офицеров,— промолвил Рожанов, роясь в папке с бумагами.
— Советская власть офицеров не арестовывала, если они не вели против нас борьбу. У вас нет ни одного доказательства, подтверждающего предъявляемые мне обвинения. Если обнаружите хотя бы один ордер на арест офицеров за моей подписью, готова нести любую ответственность.
Найдя в папке какую-то бумагу, Рожанов читает: «В дни господства большевиков в Чернигове Соколовская работала рука об руку с советским начальником гарнизона гор. Чернигова Порядиным, расстрелявшим целый ряд лиц, собственноручно подписывала и отдавала приказы об аресте офицеров».— Ну, что вы скажете на это?
— Даже показания одного свидетеля недостаточно для обвинения в таком преступлении, вы же пользуетесь, откровенно говоря, подметными письмами какого-то негодяя,— с возмущением произнесла Соколовская.— Еще раз настаиваю: предъявите хотя бы один подписанный мною приказ об аресте офицеров.
— Мы с вами, сударыня, одного сословия, и я считаю совсем неуместным обвинение меня в нечестности. Я честный человек и пользоваться подметными письмами не могу.
— Как же так? Считая себя честным человеком, вы пытаетесь обвинять без доказательств? При таких обстоятельствах трудно говорить даже об обычной бухгалтерской честности, а есть еще и рыцарская честь, что не одно и то же.
— Допустим, что у нас нет прямых доказательств об арестах офицеров по вашему приказанию, но как вы объясните такой документ,— сказал Рожанов и неожиданно спросил: — Кто председательствовал на заседании Совета рабочих и солдатских депутатов, на котором постановлено наложить на город Чернигов шестьсот тысяч рублей контрибуции?
— Председательствовала я, но контрибуция была наложена не на город Чернигов, а на крупную черниговскую буржуазию, объявившую саботаж местной власти.
— На какие нужды большевиков были направлены суммы денег, полученные по контрибуции? — продолжал допрос Рожанов.
— Можете получить справку у городской управы. Она подтвердит, что все деньги пошли на сиротский дом, в котором немало детей и офицеров, и на содержание других благотворительных заведений.
— У вас есть в городе сообщники? — вдруг вырвалось у явно начинавшего нервничать Рожанова,— то есть я имею в виду в смысле друзей,— поспешил добавить он.
Ответы Соколовской все более и более приводили в замешательство начальника осведомительного отдела. Уже прошло более полутора часов, как он начал допрос, а результатов не было никаких. Еще больше растерялся Рожанов, когда он прочел принесенную делопроизводителем какую-то голубоватую бумагу [8]. Пытался он предъявить Соколовской обвинение в том, что она при ликвидации дел Совета рабочих и солдатских депутатов в качестве председателя ликвидационной комиссии уничтожила многие документы и скрыла печати Совета, и в том, что имеет в своем распоряжении крупные денежные средства, оставленные ей большевиками, но результат был один и тот же: дознание не подвинулось вперед ни на шаг. В конце концов Рожанов позвал делопроизводителя и предложил ему взять у Соколовской подписку о невыезде из Чернигова и, обращаясь к ней, произнес сухо:
— Можете быть пока свободны. Но скажу вам откровенно: я не уверен, что в политическом отношении вы порядочный человек. В тон ему Соколовская сказала улыбаясь:
— Вы особенно не огорчайтесь. Распознать политическое лицо человека нелегкое дело, тем более женщины. Недаром французы говорят: «Нет ничего более трудного, как распознать хороший арбуз и порядочную женщину».
Дав подписку о невыезде, Соколовская покинула помещение осведомительного отдела.