Такие вот дела, Леша! Шурует где-то этот подлец Гросс. Ловко рассчитал. Еще свалит под откос эшелон с самолетами или танками — большой ущерб обороноспособности нашей. Работает в одиночку. Поймай его!.. Это все равно, что иголку в стоге сена отыскать!

А искать надобно. Чекисты чекистами. Но и нам не следует забывать о долге. Кровь Федора Пыжика требует возмездия!

Честно признаюсь: плакал, узнав о гибели Федора. Такой был неприметный внешне!.. Человек, Леша,— это не внешность, это- душа! Федор был человеком с большой буквы!

Письмо на этом заканчиваю. Жми руку,

ГОГА.

ВСТРЕЧА НА ГОРЕ МТАЦМИНДА

Если вы, ребята, спросите меня, какие самые красивые города в нашей стране, я назову много городов: Москва, Ленинград, Киев, Владивосток, Ташкент, Сочи... И среди них я обязательно вспомню Тбилиси.

Чудесный город!

Расположен Тбилиси по обеим сторонам реки Мктвари (Кура). Левобережная часть города более равнинна, хотя и там есть всякие гористые места,— знаменитый Метехский замок, район Авлабар, поднимающийся все выше и выше... А на правой стороне Куры знаменитый проспект Руставели, от которого вверх карабкаются улочки в сторону фуникулера, вагончики которого взбираются на поросшую зеленью гору Мтацминда. На склоне этой прекрасной горы высится храм, а неподалеку могила Александра Сергеевича Грибоедова.

Я влюблен в Тбилиси. Здесь живут многие мои фронтовые друзья, здесь школа моя, в которой я проучился в 1934 и 1930 году. Она вот где расположена: там, где от проспекта Руставели Верийский спуск сворачивает направо, а налево — поднимается в гору улица имени Варнова. Прошагал метров двести вверх, и вот она, школа.

В эту школу принесли свои документы Леша, Глеб и Эркин.

Да, ребята! Им крупно повезло — после долгой разлуки — они вместе, в начале апреля 1941 года вновь встретились.

В эту пору в Тбилиси ранняя весна. Уже зеленеют деревья и тучи приносят уже не снег, а грозовые короткие ливни, вроде тех, что в России называют «грибными дождями».

Вьющаяся шоссейная дорога-серпантин так и зазывает подняться на Мтацминду. А надо учиться, работать в цирке. И еще — разобраться во взаимоотношениях с соучениками 10-го «В».

Сообщение это требует некоторых пояснений. Вышло так, что синеглазый Алеша за три дня покорил сердце белокурой красавицы Иры. Он и не желал этого. Ира ему нравилась, но Алеша не выражал своих эмоций. Что касается Иры, то она сочетала в себе стыдливость и скромность грузинки с бесшабашной удалью запорожских сечевиков. И в данном случае сечевики взяли верх. Ира написала Алеше записку, ничуть не хуже, чем Татьяна — письмо Онегину. Она так начала: «Я вам пишу, чего же боле... И еще я могу сказать, что, я знаю, в вашей воле после уроков подняться на Мтацминду, где мы вместе поупражняемся в решении задач.»

Прекрасное, деловое и эмоциональное письмо.

Одна беда — письмо это попало Гиви Дарбайсели. А парень Гиви — просто чудо. Высоченный, под метр девяносто, плечи широкие, а талия осиная. Черные, пылающие огнем глаза, тонкие, в стрелочку, усики. Он первый на перемене подошел к циркачам, раскинул по старинной традиции руки, сказал:

— Дарагие! Ваабще-то по традиции палагается навичков побить мала-мала. Но вы разве навички! Мы полюбили вас с первого взгляда на манеж!

И он стал верным другом «трех мушкетеров». И весь класс подружился с ними, поскольку Гиви был негласным главой класса. И еще все знали, что он влюблен и Иру. Еще бы не знать. По ночам Гиви бродил по городу и исписывал несмываемой краской «Ира», «Ира!», «Ира!!!» стены домов. Не на первом этаже, нет! На уровне второго этажа, на уровне третьего! И если внимательно разобраться, как это он делал, то придется признать, что Гиви проявлял чудеса храбрости.

И вдруг записка Иры попала в руки Гиви. Совершенно случайно. Надпись на ней была печатными буквами. Гиви и не предполагал, что это писала Ира. Он как-то вдруг, сам того не замечая, машинально прочитал записку. Сперва и не уловил ее страшного смысла. А потом!.. Шел урок астрономии Учитель объяснял, что такое звездный параллакс. Однако Гиви было не до параллакса. Тут как раз раздался звонок. Гиви вскочил, в голове его закручивался тяжелый смерч. Подошел к парте, за которой сидели трое новичков, отвесил Леше пощечину, произнеся при этом весьма пижонскую фразу]

— Так будет со всяким, кто осмелится осквернить чистую мужскую дружбу! Вызываю на дуэль!..

Конечно, Гиви тут же получил сдачи — прямой в подбородок, да такой, что в глазах его звездочки засверкали. Бойцов разняли.

Ясное дело, Гиви был неправ. Алеша ни в чем перед ним не провинился. Разве Алеша мог нести ответственность за поступки Иры? Но и Гиви надо понять. Такую записку прочитать!..

И здесь в самый раз сказать о том, что в Тбилиси, по-моему, состоялась последняя на территории нашей страны дуэль. Битва происходила на краю школьного двора, кончавшегося обрывом. У противников не было ни кинжалов, ни пистолетов, ни шпаг. Но был обрыв. Около семи метров. И секунданты определили: побежденным признается тот, кто первый попросит пощады или свалится с обрыва. И еще секунданты признали справедливым — использование противниками всех возможных приемов для достижения победы.

Леша хорошо помнил о «подсечке Исияма». Помнил о приемах на удушение. Но Леше не хотелось сбрасывать товарища с семиметровой высоты: тот бы мог искалечиться. И тем более не хотелось душить.

Все, к счастью, обошлось прекрасно. Леша попытался провести подсечку правой, по Гиви разгадал его намерение и, в свою очередь, попробовал сделать зацеп левой йогой. Он, видать, знал толк в национальной грузинской борьбе «чидаоба», изобилующей, как и дзю-до, подсечками, зацепами с последующими бросками через бедро. Леша все же в конце концов, думается, смог бы одолеть грозного противника. Леша был сильнее физически, натренирован, он знал и болевые приемы. Однако пока что схватка шла на равных. Недостаток в технике Гиви компенсировал яростью атак, рождаемых кипевшим в его груди благородным негодованием. Но негодование ему и мешало. Увлекшись атаками, он забыл о защите и пропустил сильнейший удар в солнечное сплетение.

Гнви сел на землю. Леша ждал, пока он отдышится. Приемы можно применять всякие, но в школе действовал железный закон: лежавшего противника не трогать! Наконец Гиви отдышался, а Леша, убаюканный успехом, зазевался и схлопотал хлесткий удар правой. Ничего не скажешь, в этой школе умели за себя постоять!

Гиви, раздувая ноздри, тоже благородно ждал... Леша резко вскочил, бросился вперед, и они схватили друг друга в объятия, словно старинные друзья, не видевшиеся много лет. Замысел Леши был ясен. Ему надоела затянувшаяся дуэль. Руки у Леши могучие, он две двухпудовые гири запросто выжимает по тридцать—сорок раз! Сделав стоику на краю стола, отжимается раз тридцать! Ну, а ноги у него еще сильнее. Ведь он акробат-прыгун. Для того, чтобы сделать с трамплина тронное сальто с пируэтом или отпрыгать в темпе два полных круга «арабских сальто» вокруг манежа, сами понимаете, хилые ноги, «макароны», не годятся — нужны ноги, сильные, как стальные пружины.

И все же Гиви не сдавался. Благородное негодование ему помогало. Мужская половина класса окружила дуэлянтов кольцом. Секунданты то и дело осаживали особенно нетерпеливых болельщиков, в азарте подсказывавших противникам «подходящие», по их мнению, приемы.

Вдруг болельщики расступились, и появился директор школы, высокий, бравый брюнет с проседью, густыми черными бровями и веселыми серыми глазами. Заметив Ираклия Давидовича, противники разжали объятия.

Директор заговорил по-русски, с великолепным акцентом:

— Как приятно видеть такую нэжную дружбу! Прадалжайте абниматься, прошу вас.

Гиви и Леша стояли красные, растерянные, пот струился по их лица:.! Директор не унимался.

— Вах! Я, кажется, ашнбся. Пажалуй, это было не объятие друзей. Как, нэужели? Это была дуэль, да?.. Атвечайте, мои родные выпускники, пачти уже студенты!.. Вах!.. Новичок почти уже народный артист!