— Что это на вас, миледи? — спросил он, приподнимаясь на кровати.

— Это батист.

При большой любви северян к бархату и парче, закупаемым в Верге, этот вид ткани был им почти неизвестен по причине дороговизны и полной бесполезности в холодном климате.

— Хорошо, а то я уже подумал… не важно.

— Вам нравится? — спросила Лейлис, забираясь на постель. У нее совершенно не получалось изображать кокетство. Но это, скорее всего, только к лучшему.

— Безусловно, — он протянул руку и коснулся ткани на ее груди, как бы невзначай задев сосок. — Но вам, вероятно, будет холодно ночью в таком… одеянии.

— Нет, если вы будете рядом, — ответила Лейлис, пододвигаясь к нему ближе. С ним не нужно было играть в те игры, которые южные женщины считали признаком хорошего воспитания, — все это было неуместно. Все проблемы в их отношениях возникали исключительно по той причине, что ей не хватало духу выражать прямо, что она думает и чего хочет. А Рейвин, хоть и не любил болтать, особенно на чужом для него языке, сложностей с изъявлением желаний явно не имел.

Одну руку он положил ей на талию, другой сдвинул выше полы сорочки, поглаживая обнаженное бедро. Ладони у него были холодные и жесткие, как всегда, и от этих прикосновений по коже сразу побежали мурашки, но неприятно не было. Может быть, только и нужно было проявить немного инициативы, чтобы справиться с собственным смущением.

— Ох… мне завтра вставать до рассвета, — деланно сокрушенно сообщил Рейвин, но руки убрать и не подумал.

— А еще и полуночи нет… — у Лейлис вырвался нервный смешок. Становилось немного не по себе, но отступать уже было поздно, оставалось только довериться супругу. Тот, по счастью, не торопился, не срывал с нее одежду и не раздевался сам, только целовал и гладил. Было приятно, особенно когда он касался ее шеи и внутренней стороны бедер. Кожа вдруг стала очень чувствительной, и даже легкое касание заставляло Лейлис закусывать губу и выгибаться. Начавшую мешать батистовую сорочку она стянула с себя сама и отбросила куда-то в изножье кровати. В голове вертелись обрывками слова брачных обетов, и казалось, что в том, что происходит сейчас, и заключается их смысл. Наверное, именно об этом и говорилось во всех наставлениях, которые ей приходилось читать, именно это и значит быть одним целым с мужем, и одновременно принадлежать ему, разделив вместе с ним это странное наслаждение. В тот момент она подумала, что смогла бы полюбить этого мужчину, если бы он всегда был так заботлив и нежен к ней.

Когда Рейвин легким щекочущим движением провел по ее животу и опустил руку ниже, Лейлис не смогла сдержать протяжный стон. К счастью, у нее не было времени задуматься над вопросом, можно ли делать так, прилично ли это, и так далее. Она обхватила его плечи, прижалась к нему еще теснее и сама закинула ноги ему на пояс. Вначале было больно, но не настолько, чтобы нельзя было потерпеть. В первый раз она даже толком не понимала, что с ней делают, теперь же ярко ощущалось все — горячее движение внутри, влажные прикосновения губ к шее, сбившееся дыхание, гулко отдающееся в ушах учащенное сердцебиение, тепло, сила и желание…

После они лежали, обнявшись и не торопясь накрываться одеялом. Лейлис украдкой смахнула выступившие в уголках глаз слезы. Рейвин внимательно вглядывался в ее раскрасневшееся лицо.

— Настолько… неприятно? — осторожно спросил он.

— Мне было хорошо, — ответила она и доверчиво потерлась щекой о его здоровое плечо.

Он кивнул и закрыл глаза, откидываясь на подушку. Лейлис ждала, что он скажет, что любит ее, но он промолчал.

Проснулась Лейлис, когда за окном было еще совершенно темно, но лорд Рейвин, уже полностью собранный, натягивал сапоги, сидя на краю постели. Одет он был не в бархатный камзол, как обычно, а в куртку из вареной кожи, под рукой лежал свернутый походный плащ и поясная сумка.

— Спите, миледи, еще очень рано, — сказал Эстергар, заметив, что жена проснулась.

— Куда вы собираетесь? — сонно спросила она, закутываясь плотнее в одеяло.

— На охоту, с лордом Хэнредом, — ответил Рейвин.

— На медведя?

— Надеюсь, что нет, — по его тону совершенно невозможно было понять, говорит он серьезно или иронизирует — для этого нужно было очень хорошо его знать.

Охотились обычно в рощах за озером Асмри, где было относительно безопасно. Впрочем, никто не мог бы сказать заранее, какие именно звери там могут встретиться, и не сочтут ли они охотника своей добычей. Лейлис пыталась дознаться у леди Бертрады, когда Рейвин и остальные вернутся, но та ничего конкретного не сообщала. Выходило, что не меньше трех дней, но вряд ли дольше полутора недель, зависит от многих вещей, в том числе погоды и удачи. Риенар Фэренгсен уехал в свой замок, пообещав прислать письмо, когда доберется. Оставалось только сидеть в библиотеке, читать книги и слушать истории мастера Ханома.

Рейвин со своими людьми вернулся через четыре дня. С собой они привезли трофеи в виде рогов и одно животное целиком. Лейлис тогда в первый раз увидела мохнатого лося с клыками длиной в полпяди. Леди Бертрада вышла, сдержанно расцеловалась с сыном и вернулась в свои покои. Весь вечер она сидела за столиком, читая какую-то книгу, перед ней стояло блюдо с едой и кувшин вина, что свидетельствовало о том, что к ужину ее можно было не ждать.

В этом положении ее и нашел лорд Хэнред, заявившейся к ней без приглашения.

— Леди Бертрада, это вам, — он положил перед ней на стол тушку серебристо-серого зверька с длинным пушистым хвостом.

— Ох, мертвая крыса. Благодарю, лорд Хэнред, — леди Эстергар равнодушно посмотрела на подарок и снова уткнулась в книгу.

— Это осатра, — обиделся старик. — Просто она уже начала линять.

— Ничего страшного. Полагаю, из нее все-таки можно сделать что-то полезное для слуг.

— Как вам угодно, — пробубнил Хэнред. Ценность одной такой шкурки на юге традиционно определялась количеством полновесных золотых монет, которые можно было выложить вплотную друг к другу по длине хвоста каждого зверька. Именно по этой причине один южный лорд попробовал когда-то чеканить монеты вдвое тоньше обычного, но затея не встретила понимания у северных компаньонов.

— У вас все, лорд Хэнред? — спросила леди Бертрада, не отрываясь от книги.

Старик вздохнул, пододвинул себе кресло и сел за стол напротив женщины.

— Столько лет прошло, неужели вы все еще злитесь на меня из-за той истории? Пора бы уже все забыть.

Она резко захлопнула фолиант и бросила на Хэнреда негодующий взгляд.

— Ах, так мне забыть, как вы держали меня связанной в темнице?

— А зачем вы бросились с кинжалом на леди Сунну? — парировал тот, но как-то неуверенно, будто чувствуя смущение.

— Вы прекрасно знаете: затем, что она была проклятая потаскуха, — отрезала леди Бертрада.

Хэнред долго молчал, потом примирительно заговорил:

— Оставьте грехи мертвых прошлому. И леди Сунна, и ваш муж уже упокоились в своих могилах, а на Солнечной дороге, как говорят, нет ни вражды, ни страсти, ни ненависти. И живым негоже враждовать с теми, кого уже нет.

— Я не испытываю неприязни к мертвым, лорд Хэнред, — проговорила женщина, выделяя каждое слово. — Только к вам, как к пособнику того бесчестия. Скажите мне, почему вы еще здесь?

— Я только хотел убедиться, что у Рейвина все хорошо в его браке. Поэтому и остался. Не нужно быть особо проницательным, чтобы понять, что вы не очень приязненно отнеслись к девице, которую он выбрал себе в жены. Нужно же было хоть кому-то ее поддержать первое время.

— А как я могла бы к ней отнестись? Ведь она приехала с вами.

— Я здесь совершенно ни при чем! — возмутился он. — Я только в Верге узнал от внука, что ваш сын везет с собой какую-то девицу, вот и все!

— Ну, может быть, может быть… — недоверчиво протянула леди Бертрада.

— Я в молодости ходил на восток, дальше Кейремфорда, — начал вспоминать лорд Хэнред. — Один из моих спутников схватил лихорадку, пришлось оставить его в крепости недалеко от Флавингтона, а второй замерз насмерть во время одной из стоянок. Я шел к Белому Зубу, но заплутал и отклонился к северу. Понял это, только когда дошел до скалистой пустыни. Ни одного животного, ни деревца, только острые камни, трещины и ледяные глыбы. Налетела ужасная непогода, мне ничего не оставалось, кроме как забиться в расщелину в камне и попытаться развести огонь. И в ту ночь я увидел существ, которых мало кто из живых видел. Одна из этих тварей проползла мимо меня, не заметив, но я сквозь завесу пурги разглядел — у нее был хвост, как у гигантской змеи, человеческий торс и руки, а голова… на ней, по счастью, было какое-то подобие капюшона, и мне не довелось увидеть лица этого чудовища…