Я пишу, а рядом со мной дочь рисует пейзаж с дорогой. Все цветное, посреди дороги белое пятно с глазами, носом и ртом. Что это? Лицо дороги. Пятно яркое, оно бьет, но это же выразительно — лицо дороги одушевило пейзаж. И это не дилетантская выразительность, а специфически детская.
По рельсам едут вагоны. Ящики на колесах. Среди них — целый состав, выполненный в рельефе. Лепешки с окнами, каждая — на четырех колесах. Девочка Соня знает, что вагоны упираются в рельсы четырьмя колесами, а у нее — стоят на одной рельсе. Ну что? Она видит состав, движущийся по рельсам, в одной плоскости. Как видит, так и лепит. Какое право я имею покушаться на виденье тем, что слеплю три недостающие плоскости, дно и прибавлю еще два колеса? Я испорчу ее работу. Потому как то, что она делала, выражает ее сегодняшнее пространственное восприятие. Позже оно будет меняться и обретать форму.
Витя А., тот самый, что принес рюкзак с дорогами, на перепутье между плоскостью и объемом. Это мы и видим: милиционер (круглая скульптура) подошел к машине (машина — в рельефе, и шофер машине — в рельефе). Мальчик уже умеет лепить и круглую скульптуру, и рельеф. Он свободен в выборе, как хочет, так и компонует. Вот и скомпоновал — разные по форме элементы в органичное целое. Такой прием использовали и великие скульпторы (это один из главных художественных приемов Джакомо Манцу). Ребенок пришел к нему самостоятельно. Он же, Витя, сконструировал из пластмассовых шестеренок мозаики мотоцикл с коляской и посадил в ней пластилиновых людей.
Инночка все, что ни слепит, заворачивает в фантики.
— Так же ничего не видно, — говорю ей.
— Зато тепло, — отвечает Инночка.
Она хочет поскорее стать мамой и чтобы у нее было шестеро детей. Она всех на ночь будет укрывать одеялками и, как ее мама, подтыкать одеялки под пятки.
Закутывание малышей, утят, котят, которых она в изобилии лепит, не замуровывание, а «чтобы было тепло». Не зная мотива, можно было бы трактовать Иннины работы как стремление к замкнутости. Видя результат и не понимая процесса, мы часто ошибаемся.
Осуществленное стремление Инночки всех обогреть и утеплить важнее самих скульптур, как бы прекрасны они ни были.
Для непосвященных ее работы — конфеты в обертках, а для нас с ней — символ тепла и материнской заботы.
Это важно понять. Тогда вместо пособий по лепке серьезных авторов, рассказывающих, как научить ребенка катать морковку, мы обратимся к книгам о сущности детского мировосприятия, а значит, и творчества. Спрос рождает предложение. И такие книги наконец будут написаны.
Если бы новорожденный ребенок умел говорить, он бы рассказал нам нечто такое, что опрокинуло бы наше нынешнее представление о человеке. Но младенец не умеет говорить. Он подает нам знаки, мы можем попытаться с помощью этих знаков проникнуть в тайны природы.
Работы детей — это тоже своего рода знаки, и они еще неотторжимы от субъекта. Продукты творчества не отстранены от личности ребенка-творца. Пока мы не изменим подхода к самой сущности детского творчества, мы ничего не поймем в нем. А значит, и в детях.
Закон преображения — первый закон. Всё может стать всем. Всё годится для всего. Всем можно заменить всё.
Мы задумали устроить пир. Соорудили стол из ящика, покрыли скатертью из фантиков, вылепили посуду и еду. И тут у нас кончился пластилин. Ну и что? Есть проволока, бумага и фломастеры. И мы, за один урок, научились мастерить стулья из проволоки с сиденьями из бумаги. Нарисованных и вырезанных гостей усадили на стулья, и у нас вышла уникальная композиция: пестрый стол с цветными пластилиновыми тарелками и яствами (японский торт, китайское пирожное — все заморское: надо же как-то оправдать явное несовершенство кондитерских изделий), стулья из медной проволоки и бумажные рисованные сладкоежки.
Чему мы научились? Гнуть из проволоки. Чтобы сделать стул из проволоки, оказывается, надо рассчитать ее длину, иначе может не хватить на ножки. А как не хватит — начинай сначала. Иные по нескольку раз переделывают, но никто не капризничает. «Сладкий» стол манит пировать. Пир, — значит, гости. А гости что, стоять должны?
У нас свои ценности. Вот, например, коробка из-под конфет ассорти — большая ценность. В ней есть коричневая прозрачная прокладка с углублениями для конфет. Если вырезать каждую такую «пасочку» в виде клубники или прямоугольника, то считай, что у ребенка в руках балкон, верх от коляски, таз для посуды, блюдо, тачка без колес, черепицы крыши и еще много чего. Если даже ничего не вырезать, а взять и соединить проволокой четыре такие вкладки, получится современный многоэтажный дом с фантиками вместо занавесок. Как настоящий. Во дворе дома — карусели. Материал все тот же — проволока и «пасочки», клумбы с цветами и т. д. и т. п. Пластилиновые жители домов везут коляску из того же материала на настоящих колесах — костяшках старых счетов. Оживает двор: кто качается на качелях, кто забивает «козла» у подъезда…
Это не случайная поделка, а композиция, обнаруживающая наблюдательность и изобретательность детей. На выставках же нам показывают бездушные макеты из спичек или пластилиновых бревен, покрытых сверху лаком.
Сколько труда положили дети на такую мертвечину! Ее могли создать и роботы. В экспонатах детских выставок часто нет ничего детского, поскольку в них отсутствует главное — творческое, преобразующее начало.
В каком-то очередном пособии по лепке я наткнулась на главу: «Домашняя утварь, предметы быта». В ней описывалось, как делать из глины посуду, декоративные блюда и прочие утилитарные ценности. Давалась методика: скатать шарик, расплющить обработать край, нанести узор и т. д. и т. п. Отставив книгу, я пыталась представить себе автора пособия и тех, к кому обращен его труд. Не смогла.
Мы тоже лепим «домашнюю утварь» и декоративные блюда
С Нового года остались свечи. Цветные, для праздничного пирога. Дети мечтали их зажечь. Я раздала каждому по свече (это оказалось непросто — одним хотелось зеленого цвета, другим — голубого, третьим — желтого, и не было под боком психолога изучающего цветовые предпочтения). У кого получится самый красивый подсвечник, тому первому и зажигать свечу. За 40 минут, отведенных на занятие, дети успели вылепить по подсвечнику и расписать его гуашью.
Можно было бы разделить эту работу на три урока: на первом — вылепить, на втором — расписать, а уж на третьем — устроить чай при свечах в собственноручно сделанных подсвечниках. Но мне, как и детям, хочется сразу — придумать, сделать и зажечь свечи. Влияет ли спешка на качество? И да, и нет. Нерасторопных детей заманчивая цель быстро собирает, вынуждает сосредоточиться. Склонных же к тщательной работе спешка сбивает с толку. Им приходится идти на оптимальный вариант, тогда как они привыкли к аккуратности и обстоятельности. Значит, несобранные дети вынуждены будут собраться (что само по себе очень важно), а аккуратные успеют «сбить форму», но зато не утонут в «перечислительных» подробностях орнамента.
Основная цель сегодня — освобождение нас, взрослых, от догм. Существующие методические разработки избавляют педагогов от импровизаций, а детей — от потребности творить.
«Чтобы научить ребенка рисовать (лепить), нужно спросить его: «Умеешь ли ты рисовать (лепить)?» «Нет», — скажет он. Ты должен ответить: «Каждый человек (тем более ребенок) умеет рисовать и лепить. Над этим он задумается: как же так, он умеет и не знал, что умеет! Он так удивится этому, что начнет все делать сам и увидит, что выходит», — рассуждает моя дочь. Маняпонимает, что и книги и педагоги должны в первую очередь внушить ребенку веру в свои силы. Интересно, откуда она знает, что на вопрос «Умеешь ли ты рисовать?» ребенок ответит «нет». Откуда? Да из школьной практики, где ее одноклассники боятся провести линию «не так».
А методисты нам знай пишут про цилиндры с отверстиями в 2 см в диаметре.