– Вообще-то ещё вопрос, что в ящиках стола. Может, там шары для бильярда. Или гантели. И насчёт твёрдости вороны я не уверена. По-моему, заливаешь ты, серый.

– Ворона умеет летать. И стол полетит, если его выставить за окно третьего этажа. Это два.

– Но ворону-то не надо никуда выставлять! Она и так отлично летает.

– И, наконец, главное. Оба имеют отношение к классической поэзии. Это три.

– Ну, это уж слишком! – возмутилась девочка. – За столом можно, конечно, написать что угодно. Даже и стихи. Но при чём тут ворона?! Там вовсе был ворон! А не ворона твоя облезлая! Это разные птицы вообще! Нам биологиня объясняла.

– Что-то Ваши постоянные возражения утомили меня, – сердито зарычал Волк; звериные инстинкты явно начали одерживать над ним верх, тестостерон ударил в голову. – И знаешь, что я думаю? Девочка-девочка, я тебя, пожалуй, если не возражаешь, съем!

Оглянулась Некрасная Шапочка вокруг. Слева – бурелом, справа – болото, спереди – что-то вроде заброшенного кладбища домашних животных, сзади – вообще ничего интересного. Оттуда она, собственно, и пришла.

Поняла опрометчивая туристка, что помощи ждать неоткуда, вздохнула, открыла большой рот – и съела Злого Волка. Проглотила, практически не жуя. Ничего, через пищевод, разными напитками да бигмаками тренированный, как-то проскочило, а там дальше – желудок. Молодой, здоровый – переварит. Справится..

Вот такая нынче пошла молодёжь – инициативная, самостоятельная, вострая. На ходу подмётки срежут! В хорошем смысле этих слов.

И без всяких там охотников, между прочим, обошлось.

А вы всё: «МЧС, МЧС»…

Сказка о туманном взгляде

Этот взгляд…

Кайл знал за собой такую беду – неадекватную реакцию на столь распространённую – особенно в эпоху косметических модуляторов и торжества пластической хирургии – деталь женского лица, как красивые глаза. Умные или нарочито глупые; закрытые ото всех, как призрачные забрала, или распахнутые в мир, будто створки окна на даче; добрые или ледяные; невинные или опытные, как десять тысяч эдемских змиев… И всё это каждый раз оказывалось одной сплошной ложью, бесцельным, мелким враньём, наигранной позой, многажды тренированной и отшлифованной до самоварного блеска путём обезьяньего кривляния перед зеркалом (простите, безгрешные приматы). Интеллектуалки на поверку представали глубокомысленными дурёхами; глупышки – хладнокровными, расчётливыми базарными бабами; замкнутые – тупицами, малоразговорчивыми лишь ввиду тотального отсутствия мыслей; общительные – такими же дебилками, но болтливыми, как птицы-говоруны; невинные – опытными профурсетками или отмороженными, будто только что покинувшими монастырскую школу, жеманницами; развратные… О, эти и вправду были шлюхами, но скучными и тоскливыми, как блуд домохозяйки с соседом по этажу.

А Кайл всё тонул и тонул в серо-буро-чёрно-голубых болотах – с неизменным дерьмом в итоге. Но особенную слабость он питал к девам с загадочным затуманенным взором. Ради таинственных глубоких глаз, этих чёртовых гляделок с ни гроша ни стоящей поволокой он готов был форсировать реки, прорубаться сквозь реликтовые джунгли и орды голодных каннибалов, сражаться с чудом сохранившимися ветряными мельницами и инопланетными монстрами, преодолевать миллионы парсеков в поисках цветика аленького… И он таки всё это совершал, снова и снова, дабы в очередной раз обнаружить за прекрасным фасадом ту же пустоту, труху, паутину и тараканов за плинтусом.

О этот взор, печально светящийся, как фонарь в тумане, вопрошающий о чём-то, но из чертовской дали, откуда и вопроса-то не услышать, лишь невнятное эхо – или, скорее, тень эха – достигала зачарованного наблюдателя, позволяя догадаться, что вопрос действительно был задан…

Он встретил ЕЁ в кафе-мороженом. Точнее, в не слишком тщательно загримированном под таковое баре, рассчитанном на космических странников, не желающих слишком удаляться от порта ради столь прозаичных вещей, как еда и выпивка. Грубые мужики и омужичившиеся за годы полётов бабы различных рас и самого неожиданного телосложения почти что битком заполоняли зал, и ОНА, спросив разрешения, подсела за столик к нему. Единственной альтернативой был бассейн с царской водкой для альдебаранцев, так что выбирать, думается, было нетрудно. Она казалась человеком – хотя по нынешним временам разве разберёшь? И выглядела на фоне здешней публики настоящим цветочком, этаким аметистом в оправе из колючей проволоки.

И ТОТ САМЫЙ ВЗГЛЯД…

А наш практически прекрасный и относительно молодой принц успел-таки легонько принять на грудь, причём напитки попадались сплошь незнакомые (и честно сказать, было их немало).

– По-моему, нам следует познакомиться, – решительно заявил он, едва соседке принесли заказ: нечто салатного цвета в высоком запотевшем бокале и внушительную порцию мороженого под комбинированным соусом. – Меня зовут Кайл. Когда вообще зовут.

– Хорошо, – ответила ОНА на космолингве же. – А меня – Марена.

– В дороге быстро знакомятся, – сообщил Кайл, отведав очередной из предложенных официантом коктейлей. – Откуда вы, Марена?

Девушка попробовала алый шарик мороженого, одобрила его вкус полукивком и отпила глоток.

– Вы слышали о такой планете – Пыльная Буря? Это моя родина. Там не слишком комфортно, но пегасы прижились лучше, чем где бы то ни было. Однако мне, увы, пришлось покинуть Бурю после одной истории. Дело в том, что как-то весь безветренный сезон на ферме моего отца работал один ковбой. А я была совсем ещё девчонкой. Ну и…

Дослушав до конца, Кайл буквально взвыл от ярости. Типичная история, конечно, но было в ней нечто такое, что глубоко его зацепило. И вообще: обмануть доверие такой девушки, к тому же ещё и подарить кольцо её покойной матери своей новой невесте!.. Да будь здесь этот Хумарио, Кайл бы его!.. Нет, не убил, пожалуй. Сидеть потом ещё из-за всякой мрази. Но нокаутировал – это уж наверняка.

– Значит, Вы хотите, чтобы я сообщила личную информацию о себе? Вам, случайному соседу по столику? – Марена отпила ещё один микроскопический глоток. – А почему бы и нет, в самом деле? Я родилась на семнадцатом спутнике в искусственной системе А239-бис. Меня воспитывали роботы, с другими людьми я встретилась в двенадцать лет, три месяца и шестнадцать дней – по земному календарю. Данное пребывание на населённой планете – первое на моём счету, если игнорировать пребывание в зале ожидания на пункте пересадки. Но его можно не считать, не так ли?..

ОНА доела красный шарик и принялась за тёмно-синий.

– Так что же ты хочешь услышать, Кайл? Я – со второго от звезды камня Беты Паука. Мы, простые работяги, рубим беленит, чтобы расфуфыренные дамочки и женоподобные метросексуалы с прочих миров Вселенной могли менять цвет кожи как им заблагорассудится. Или хитина – у кого уж что имеется…

ОНА рассказывала ещё и ещё, прерываясь лишь затем, чтобы продегустировать очередной катышек мороженого или зелёный напиток. У Кайла голова пошла кругом. Собеседница родилась на десятках планет и ковчегов в различных регионах Космоса (и однажды – за его пределами). ОНА выращивала хищные орхидеи, тонула, сгорала в лесном пожаре, чтобы очнуться в чужом теле в ином месте и времени, оказывалась единственной, кто помнил, как мир был уничтожен в катаклизме и воссоздан заново, неожиданно для себя становилась симбионтом сложной органической конструкции, была персонажем викторианского романа, оживлённым божественной силой...