Лежит он, оказывается, во дворе на газоне, вокруг разная обор ванная дрянь и шваль набросана, что он изо рта выплюнул, а более ни кого нет. Побежал Женечка по улицам, да только прохожих ни души, и проезжих, и пролётных... Тут-то он и сообразил, что вовсе это был не сон. Вновь зарыдал Женечка и направился еду искать по разным холо дильникам. Что ему ещё-то делать оставалось?

Пища, конечно, кое-где обнаружилась, а вот телевизоры не рабо тали, и поговорить было не с кем. Загрустил отчего-то Женечка, даже отощал. Опечалился. Началось у него полное несварение желудка. С каждым днём ему делалось хуже и хуже, и однажды он умер. От тоски и энтероколита.

А всё потому, что всех съедать нельзя. Кого-то надо было оста вить.

С А Т У Р А Т О Р

В цехе у Женечкиного папы стоит аппарат с жутким названием "Са туратор". Папа говорит, что это совсем не опасная штуковина, наобо рот, очень даже полезная, поит всех проходящих газированной водой, причём совершенно бесплатно. Он и сына приглашал на работу, чтобы развеять беспочвенные страхи, но Женечка не пошёл. Он знает, что бе зобидная дотоле машина, едва завидев его, заскрежещет чугунными шестерёнками, залязгает стальными нержавеющими зубами, взовьётся в воздух и, ринувшись в мёртвую петлю, в одно мгновение раздробит его тело в сплошную кашицу с неразличимыми деталями. А потом, может быть, снова станет хладнокровно производить на свет безвредную ши пучку.

И проезжей части дороги Женечка боится. Когда он переходит шоссе, то внутренним оком видит жадный интерес всех этих "Жигулей", "Мерседесов" и "Тойот" к своей беззащитной плоти. Стоит на мгновение утратить бдительность - и железная автомобильная река сорвётся с места, захлестнёт неотвратимой волной и ничегошеньки не оставит.

Женечка растёт, отчётливо видя стальные челюсти окружающей действительности. Он где-то читал, что гурманы во Франции поедают устриц живьём. Вроде бы так особенно пикантно получается. Женечка ощущает себя моллюском, уже попавшим на язык и за миг до того, когда зубы сомкнутся и примутся ж е в а т ь. Клыки вот-вот вонзятся, за работают-замесят коренные, однако этого пока не произошло, мгновение тянется, тянется, просвет ещё остаётся, и мы существуем.

Только Женечка не желает так жить. Он барахтается в потоке слю ны, наполняющей глотку времени, цепляется за отростки и бородавки в ротовой полости чудовищной твари, пытаясь не позволить смыть себя туда, в жадное горло, в отвратительный, кишащий бактериями и червями пищевод. Ничего не помогает, его тело увеличивается в высоту и шири ну, покрывается волосами, теряет зубы и приобретает очки, зарабаты вает живот и одышку. И никому, кроме самого Женечки, не заметен ма ленький мальчик, который борется там, внутри, упирается и, ежедневно видя в зеркале своё новое отражение, беззвучно вопит: "Не хочу!"

Однако время не остановить, оно равнодушно жуёт себе да жуёт, пока не разгрызает любой панцирь, даже самый прочный. У него отмен ный аппетит. И Женечке ничего с этим не поделать.

Ч У Т К И Е Р У К И

Пришлось Женечке однажды лежать в больнице. Из-за хронического аппендицита. А поскольку мест не хватало, то находился Женечка не в детском отделении, а среди взрослых. Конечно же, не могли они упустить подобный случай, и все Женечку учили жизни и вообще воспи тывали.

- Да, парень, - солидно вздыхая, говорил Феофан Арнольдыч, дворник на пенсии, - всё, оно не так просто, как многие понимают. Вот возьмём для примеру собаку. Она, положим, гадит на газон, конеч но, но это не только безобразие, но сложный природный процесс по превращению полезных продуктов в разные другие вещества, в том числе в саму собаку, однако уже немного побольше.

- Почему обязательно "побольше"? - интересуется Женечка. - Вот у меня в подъезде у одного той-пудель, так тот точно не вырастет дальше.

- Ты не спорь, - раздражается бывший страж чистоты (он в прин ципе не любит возражений, поскольку туговато соображает из-за чрез мерной начитанности и природной тупости, а потому не знает, что от ветить). - Ты старших слушай. Старшие, они, знаешь, дурного не посо ветуют. Раз сказал "увеличивается", значит, так оно и есть. Пусть даже на самую малую малость. На волосок, к примеру. Только простому глазу необразованного человека незаметно, а лишь под микроскопом. Есть такой электронный микроскоп, через него всё видно, что было и чего не было. Очень хорошая машина. Да. И этот процесс пищеварения такой сложный, вроде как атомную бомбу делать, однако ещё сложней. И сплошь там польза природе и организму вообще, хотя на выходе получа ется дерьмо и загрязнение пейзажа, и за это надо примерно штрафо вать. Причём не пса того той-пуделя, а хозяина евонного жирягу. Да.

- Или, скажем, рассмотрим твой диагноз, - продолжает дядя Фео фан. - Безобидная, по всеобщему мнению дилетантов, болезнь. Вроде свинки или там ОРЗ. Однако же ежели вовремя тебя не вскрыть, то сво бодно может произойти загноение. Дальше, конечно, неизбежное пробо дение и летальный исход. Вполне свободно. И никакой анамнез не помо жет.

Надо отметить, что пациенты из Женечкиной палаты всегда охотно обсуждали болезни и предпочитали прогнозировать окружающим скорую смерть. В качестве объектов выбирались, в основном, новички, так как матёрые больные сами могли в ответ напророчить что угодно, тем паче, судьбоносных возможностей в лечебном деле хватало. Олег Степанович вспоминал, как во время операции в теле одного чиновника забыли скальпель, и тот постепенно прорезал себе путь наружу и вышел на свет прямо во время заседания Совета Министров. Ну, или в ходе како го-то другого совещания. Мероприятие, конечно, сорвалось, был чудо вищный скандал, однако искромсанного хирургическим ножом начальника спасти не удалось. Пришлось нового назначать. Студент Паша обожал рассказывать, как одной девушке практически из их группы и почти что с его курса неопытный стоматолог рассверлил верхний коренной зуб до мозга. В результате лоботомия, и человек превратился в идиота. Даже институт не смогла окончить. А зуб, между тем, оказался здоровым, так что потом соседний пришлось заново долбить. Правда, ей уже было всё равно. Тут старичок из-под Пензы, который здесь вообще случайно лежал по причине временного пребывания на пансионе у внука, сообщал, как лично у него практикантка в поликлинике трижды вскрывала фурун кул и расковыряла полспины, включая задницу. На этом месте окружаю щие начинали возражать пенсионеру, что балладу про чирей и ж... попу они слыхали раз триста и пора бы Мафусаилу Авраамовичу сменить пластинку, тот спорил, потом обижался и грустил, и разговор на опре делённый период времени прекращался.

Однако их собственного лечащего врача Михаила Арменовича обита тели палаты уважали, и особенно им нравились его длинные, почти му зыкальные пальцы.

- Ах, эти чуткие руки! - напевно произносил Симеон Теодорович, актёр народного театра, занимавший по протекции лучшее место у ок на. - Замечали ли вы их редкостную подвижность? В нашем храме ис кусства имеется пианист, так я клянусь, что его кисти менее изящны.

Конечно, прочие пациенты не возражали, а напротив, дополняли дифирамбы артиста собственными историями о десятках, нет - сотнях жизней, почти загубленных окружающей средой, но вовремя спасённых гениальным хирургом. Каждый мечтал, чтобы в его кишках копались за тянутые в резиновые перчатки пальцы именно Михаила Арменовича.

И только Женечка не пел в общем разновозрастном хоре. У него были свои причины. Каждую ночь, едва погружённая дежурной сестрой в полутьму палата засыпала, к приоткрытой форточке с улицы подбирались те самые руки. Сами по себе, отдельно от туловища, будто ампутиро ванные по локоть. Они протискивались внутрь и, слабо фосфоресцируя, плыли над бесчувственными телами пациентов к кровати мальчика. Ему никогда не удавалось вскрикнуть, лишь тихий, никому не слышный стон срывался порой в пространство и гас во всеобщем храпе. А между тем поросшие жёстким рыжим волосом пальцы тщшательно и о п ы т н о разминались, массировали друг друга и ладони. Казалось, они прихора шивались. А затем, будто по сигналу, бросались вперёд и смыкались вокруг Женечкиной шеи. Женечка бил кулаками по душившим его лапам; пытался дотянуться до них ногами; по одному суставу отжимал от себя эти пальцы, и они, будто дразнили, легко подавались, чтобы вновь вцепиться короткими, хирургическими ногтями в нежную кожицу Женечки ного горла.