поддержку. Вот письмо, которое еще раз показывает, с какой серьез¬
ностью и вниманием подходит она к каждой новой своей работе. Оно
написано 6 сентября 1882 года, она обращается в нем с веселой иро¬
нией к Эрнесто Сомильи, издателю одного из театральных журналов
и импрессарио флорентийского театра «Нуово», которого она в шутку
называет Мишонне по аналогии со знаменитым суфлером Адриенны
Лекуврер69. «Дорогой Сомильи! — пишет она.—Уже четыре дня я в
Нарни. Не стану ничего говорить тебе о жизни в этом городишке. Те¬
бе достаточно будет узнать, что с нашим приездом поднялись цены
на продукты. Теперь представляешь, с каким восторгом принимали
нас жители.
В связи с хорошими сборами собираемся в Рим. Рим привлекает
меня столь же сильно, как и моя Флоренция. Мне нужна другая сре¬
да, и еще я жажду играть. Будем надеяться, что сезон окажется снос¬
ным. Хотя, кто знает. Напиши мне, как дела в труппе Беллотти, и со¬
общи свои впечатления о ней.
Ты же знаешь, я слишком разумна для того, чтобы скрытничать...
Я послушалась тебя и сейчас поглощена изучением Адриенны70.
Я была не права, когда возражала против ее постановки. Но чтобы
осуществить ее на сцене, мне нужен французский оригинал, как это
было, когда я готовила «Фру-Фру», «Багдадскую» и «Даму с камелия¬
ми». Я должна прежде ознакомиться с оригиналом. Тогда я лучше
почувствую и легче усвою колорит пьесы и глубже пойму ее идею.
Ты же, мой Мишоне, добудь мне пьесу либо во Флоренции, либо на¬
пиши в Париж. И вышли мне ее или сюда (до 12-го), или в Рим, те¬
атр «Валле». Когда будешь посылать, сообщи, во сколько обошлись
тебе ее приобретение и пересылка, я тебе возмещу...»
28 октября она с дружеской шутливостью не преминула сообщить
ему о счастливом окончашш римских гастролей. «...На гастролях в
Риме я сыграла: «Одетту» — 7 раз, «Фру-Фру» — 4, «Даму с камели¬
ями» — 2, «Фернанду» — 2, «Скроллипу» — 3 и, включая сегодняш¬
ний спектакль, «Жену Клода» — 6 раз. До самого конца сезона мы бу¬
дем давать именно эту пьесу, ибо она пользуется успехом, хотя (по се-
кроту) Росси запретил мне в пей выступать, и се пришлось протаски¬
вать под видом бенефиса. Вчера, 27 числа, я в четвертый раз играла
«Фру-Фру». Собрали 1400 и также в меру шумных аплодисментов.
За мой бенефис я получила 1946,50 чент.
Трогательный прием и успех, ставший событием. Как видишь, до¬
рогой мой Мишоие, я держусь наших условий, и любовь к тебе рас¬
крыла передо мной горизонты искусства. Я храню верность тебе и
работе. А знаешь, ведь я очень честолюбива!
Варакгши, «поглаживая свое гаерское брюшко», сияет от радости
по причине хороших кассовых сборов, уверяю тебя, они были и в са¬
мом деле неплохими. Я послала тебе полдюжины газет. Получил ли
ты их? Ты очень и очень меня обяжешь, если извлечешь из них ма¬
териал для интересной заметочки и поместишь ее в своей прскраспой
газете, которая в скором времени вытеснит «Арте драмматика»...
Когда на обратном пути буду во Флоренции, я тебе открою свои
надежды и планы на будущее. А пока что я затеваю...»
Она затевала «Свадебный визит», спектакль, показанный в Тури¬
не 16 декабря 1882 года, и Дузе писала критику и карикатуристу из
«Капитана Фракасса» Дженнаро Минервини, своему другу еще со
времен «первых шагов» в Неаполе: «Спектакль сорвал целую бурю
безумных, неистовых, бешеных аплодисментов и стоил мне обычных
мучений. Он доставил мне и много хороших и -много тяжелых минут.
После спектакля я страшно устала. Можно сказать, совсем бы выдох¬
лась, не будь я так довольна. В общем, конечно, спектакль, благодаре¬
ние богу, удался на славу. У меня сознание, что я поняла Лидию (мое
имя в «Свадебном визите»), никогда не видя в этой роли Сару. А вы
меня упрекали за то, что я ей подражаю! В обморок па сцене я не па¬
дала, по чувствовала, что под влиянием душевного волнения лицо мое
изменилось до неузнаваемости.
Театр «Кариньяно», то есть, правильнее сказать, сцена и коридор,
в который выходят артистические уборные,— это настоящая Берези¬
на71—холод и сквозняки...»
Сезон в Турине оказался для Дузе чрезвычайно трудным. «Глав¬
ный мой враг тут — холод. Я чувствую себя глупой и несчастной...
И все же хочется надеяться, что попутный ветер понесет мой парус».
А парус, напротив, встретился с противным ветром — об этом свиде¬
тельствуют письма Дузе из Милана, из «этого противного Милана,
который столько времени досаждал мне». Там она почувствовала себя
совершенно «убитой», когда, выйдя на сцену, услышала неодобри¬
тельный ропот публики. К концу первого акта настроение зрителей
изменилось. «Утешьтесь, вы добились самого большого успеха, на ко¬
торый может рассчитывать дурнушка. Начало совсем неплохое»,—
заметил один слишком «нскрепний» почитатель, заглянувший к ней
в уборную, чтобы ее приветствовать. «Я дурнушка,— писала она в
письме к Д’Аркэ,— сама прекрасно знаю, что некрасива. Но слышать
ото от другого...»
Во время гастролей в Риме, с октября по ноябрь 1882 года, Дузе
представился случай завязать дружбу с одним из самых восторжен¬
ных своих поклонников, графом Жозефом Примоли. Именно он, по-
видимому, представил ее своему большому другу Джузеппе Джако-
за72, и Дузе, неизменная сторонница всего нового, незаурядного, от¬
важилась на осуществление оригинального замысла — поставить на
сцене театра «Кариньяно» 21 января 1883 года философскую коме¬
дию Джакоза «Нитка», написанную им для кукольного театра.
Вот ее краткое содержание, рассказанное Альпииоло на страницах
«Театро иллюстрато» в феврале 1883 года.
Сцена представляет собой лачугу Кукольника, в которой вдоль
стен висят на гвоздях Доктор, Флориндо, Розаура, Панталоне, Арле¬
кин, Коломбина и другие куклы, исполняющие немые роли.
Доктор утверждает, что вся власть, вся сила, «каждый шаг, каж¬
дый жест, каждое движение кукол зависят от привязанных к их го¬
лове, рукам и ногам ниток».
И добавляет, что эти нитки «держит в руке человек, который ими
управляет».
Все потрясены. Но тут вмешивается Коломбина, которая говорит,
что люди утверждают, будто нити, управляющие их действиями, не
видны. Люди видят только нитки, приводящие в движение кукол, за¬
то куклам видны нити, связывающие людей. В общем, замечает в за¬
ключение острая на язык Коломбина, эти благословенные ниточки не
видны тем, кто ими связан.
Эти слова встречаются без особого восторга. Куклы говорят Ко¬
ломбине, что она глупая, сумасшедшая, если затевает такие разгово¬
ры, когда вот-вот начнется представление. Никто не замечает, как
появляется Кукольник. Одну за другой он снимает со степы кукол и
выносит на сцену. Однако куклы убеждены, что они совершенно сво¬
бодны, что идут собственными ногами, и поэтому шествуют с гордым,
независимым видом... как истинные куклы. В лачуге остаются только
Арлекин и Коломбина.
«Арлекин. Хм, все ушли. Какая рабская покорность! Пойди сюда,
Коломбиночка (Коломбина выполняет просьбу).
Флориндо (за сценой). Арлекин!
(Арлекин застывает, словно окаменев.)
Коломбина (смеясь). Останься, дорогой!
Арлекин (дергаясь на гвозде). Нитка! Нитка! Нитка!»
О судьбе комедии, ошибочно определенной как «комедия для бу-
ратини» *, тогда как на самом деле речь идет о марионетках, управ-
ляемых с помощью ниток, нам удалось разыскать только следующую
заметку в римском «Опиньоне» от 21 января 1883 года: «В специаль¬
ной телеграмме из Турина нам сообщают, что бенефис синьоры Ду-
зе-Кекки в театре «Кариньяыо» прошел блестяще. Очень понрави¬