обязательство погасить его долги и заботиться о содержании малень¬
кой дочери, которая осталась на ее попечении.
В начале 1886 года перед Дузе встала новая проблема — необходи¬
мость оставить труппу Чезаре Росси *. Такое решение, трудное само
по себе, оказалось для Дузе вдвойне тягостным. Она была глубоко
привязана к Росси и благодарна ему за его непрестанную отеческую
заботу, за чуткое отношение к недавно разыгравшемуся сугубо лич¬
ному конфликту с мужем. 26 ноября она ему писала в Буэнос-Айрес;
«...Ваши слова доставили мне сегодня... большую радость. Они осво¬
бодили меня от упреков совести, от мыслей, которые тяжелым моло¬
том бились у меня в мозгу, и от тоски... безысходной тоски, терзавшей
меня. Что вы хотите! Когда я в театре... среди чужих, я заставляю се¬
бя быть сильнее, чем на самом деле, и притворяюсь беззаботной... что¬
бы стать еще сильнее, но сейчас, когда я одна дома, наедине со свои¬
ми мыслями, со своей ответственностью перед моей девочкой, которая
находится на моем попечении... мне захотелось поблагодарить вас за
сегодняшние слова утешения. Спасибо вам за то, что вы принесли
успокоение моей душе и мыслям. Порой я совсем теряю голову, ста¬
новлюсь, как помешанная... А как тяжело мне тогда бывает. Я благо¬
дарю вас за добрые слова... Я обращаюсь к вам, словно к своему от¬
цу... если бы мне посчастливилось иметь наставника, человека умно¬
го, доброго, который оберегал бы мою юность... мою жизнь...»
Она была благодарна Росси за то, что он понял ее с самого начала
их знакомства, и подтверждение этому мы находим хотя бы в воспо¬
минаниях Розаско. «...Однажды,—пишет он,— тридцать пять лет то¬
му назад, мне написал из Турина Чезаре Росси: «Объяви, пожалуй¬
ста, всем друзьям и, если хочешь, также и в газетах, что я напал на
золотоносную жилу. Я хочу сказать, что открыл одну молодую актри¬
су, обладающую врожденными задатками и талантом новой форма¬
ции». Этой «золотоносной жилой» была Элеонора Дузе.
* Несколько лет назад я присутствовала при разговоре, во время которого
Ольга Оссани Лоди (Фебеа) рассказывала писателю Рейпгардту, как антрепре¬
нер Чезаре Росси, глубоко веривший в исключительную талантливость Элео¬
норы Дузе, приняв ее в свою труппу, продолжал о пей отечески заботиться.
Лоди добавила, что именно затем, чтобы защитить ее от неизбежных пресле¬
дований поклонников, он одобрил ее брак с товарищем по искусству Тебальдо
Кекки. Позднее в книге Рейнгардта я прочитала, что Дузе будто бы вышла
за Кекки, чтобы спастись от преследований старика Росси. Ошибка, по-види¬
мому, произошла либо из-за недостаточного зпапия Рейнгардтом итальянского
языка, либо просто из-за невнимания. Тем не менее это суждение было сохра¬
нено в различных переводах книги и в некоторых статьях. Будучи свидетель¬
ницей разговора, о котором я упоминала выше, я могу судить, сколь опасным
оружием является слово. Подумать только, что по-отечески добрый Росси пре¬
вратился в некоего перезрелого Дон Жуана (прим. автора).
В миланском театре «Мандзони» на одном из спектаклей «Памелы
в девушках» Гольдони я услышал интонации, увидел жесты, был сви¬
детелем слов, которые отличались такой неподдельной искренностью
и непосредственностью, с какими я никогда не встречался на сцене.
Это и была та золотоносная жила, на которую напал Чезаре Росси.
Однако фортуна всегда заставляет себя ждать.
Сейчас мне вспоминается одно суждение и совет, которые в моем
присутствии высказал Дузе не какой-нибудь профессиональный кри¬
тик, а простой неграмотный человек, впрочем, одаренный огромным
талантом.
В первые годы своей деятельности в качестве руководительницы
в труппе Дузе была ангажирована сперва в генуэзский театр «Дже¬
новезе» , затем в «Андреа Дориа» («Маргериту» ).
Владельцем их был Даниэле Кьярелла, который по своему обык¬
новению прибегал к моей помощи и к помощи других журналистов в
том случае, когда хотел сделать немного рекламы для своих «теат¬
ров», включая «Альказар», и привлечь публику из нового городка,
расположенного вблизи от Камальдоли, где находится вилла Эрмете
Новелли.
Как-то я заглянул в «Дориа, чтобы познакомиться с очередной,
не знаю уж какой по счету жалобой Кьярелла, с которой он собирал¬
ся обратиться к зрителям, абонировавшим ложи в его, как он выра¬
жался, «триатро» *.
Там на собственный страх и риск каждый вечер чуть ли не перед
пустым залом выступала Дузе. Пока я переводил на понятный всем
язык жалобу Кьярелла, мимо прошла Дузе, возвращавшаяся с репе¬
тиции. Заметив Кьярелла, который стоял рядом со мной очень просто
одетый, она подошла к нему и с горечью сказала:
— Мы работаем только для того, чтобы как-нибудь протянуть, до¬
рогой импрессарио!
— Знаете, что я вам скажу? — проговорил Кьярелла, пристально
глядя на знаменитую актрису.
— Что же вы хотите мне сказать?
— Что вы — первая актриса мира, это я вам говорю. Но надо, что¬
бы вы знали себе цену. Надо, чтобы вы разъезжали с импрессарио, ко¬
торый умел бы сделать вам рекламу. Чтобы он показал вас во всех
уголках земли, чтобы заставил публику платить за вход не гроши, а
хорошие деньги. И чтобы вы не играли каждый день, а выступали
только в особых случаях. Вот тогда, чтобы увидеть вас, люди ничего
не пожалеют.
— Ну что ж, я воспользуюсь вашим советом,— ответила Дузе.
Не знаю, помнит ли сейчас замечательная актриса советы Даниэ¬
ле Кьярелла, которые, повторяю, я привел буквально.
Конечно, потом у нее не было недостатка ни в ловких импресса¬
рио, ни в счастливых турне, и она уже знала себе цену» *.
Дузе испытывала постоянную потребность чувствовать себя со¬
вершенно свободной в выборе репертуара, и происходило это, конеч¬
но, вовсе не потому, что она помнила старые советы Кьярелла, нет,
причиной было то, что она постепенно и все в большей степени осозна¬
вала свою ответственность — ответственность художника перед ис¬
кусством. Чтобы спасти в себе актрису новой формации, в которую
когда-то поверил Росси, Дузе пришлось причинить ему боль — рас¬
статься с его труппой, становившейся все более неорганизованной,
игравшей такой старый репертуар, что ей не удавалось выступить да¬
же в «Даме с камелиями».
«Росси все тот же — боится себя, боится других... никогда он не
хотел понять, что я не товар, а человек»,— греша против справедливо¬
сти, писала она в начале 1886 года Д’Аркэ.
В марте произошел окончательный разрыв. «Ну, теперь я сожгла
за собой все мосты и больше уже не могу возобновить отношения с
Росси. С будущего сезона буду работать по-своему и для себя. Это
решение стоило мне тяжелых переживаний. А я ведь ничего лучше¬
го не желала, как, помня успешные результаты нашей совместной ра¬
боты, чувствовать руку Росси, добрую и относительно дружескую. Но
он не пожелал сделать хотя бы малейшей уступки, и паши интересы,
расходясь сперва в пустяках, потом в крупной, привели к разрыву...».
Узнав об уходе Элеоноры из труппы Росси, актер Франческо Гар-
цес78, муж Эммы Гарцес, лучшей подруги Дузе, тотчас написал ей,
приглашая как компаньона вступить в труппу, ставящую своей целью
обновление театра.
4 февраля 1886 года Дузе ответила ему, полностью переписав его
же собственное письмо, дополнив его лишь короткими комментария¬
ми и поставив под ним свою подпись, что свидетельствует о том, на¬
сколько идеи, вдохновлявшие Гарцесса, были созвучны идеям, кото¬
рые уже давно воодушевляли Дузе.
«Моя мечта, мой идеал заключается в том, чтобы иметь возмож¬