«Генеральная линия» о причинах ссоры Каина с Авелем
Каин был хлебопашцем; вероятно, ему приходилось обрабатывать землю мотыгой. Это тяжелый труд.
Авель был скотоводом, он пас овец.
Обращаясь к богу, Каин положил на жертвенник хлеб и плоды, Авель был рядом и на свой жертвенник положил зарезанную овцу. Огонь сошел с неба на жертву Авеля, это было признаком благосклонности.
Жертвой Каина бог пренебрег.
Люди, которые создавали этот миф, – евреи времени создания книги «Бытия» – сами скотоводы.
Земледельцев Месопотамии они презирали.
Скотоводам нужны дороги для прогона стад, а тут какие-то Каины расковыряли луга и не пускают прогон стад через посев.
В «Шахнамэ» Фирдоуси рассказывается о борьбе землепашцев, работающих на орошенных полях, со скотоводами.
Эта борьба продолжалась в форме борьбы города с деревней.
Сейчас города растут, а количество людей, занятых непосредственно земледелием, уменьшается. Изменяется отношение человечества к миру, характер труда. Эти изменения необратимы.
В древних землях Италии пустеют деревни; на поля крестьяне приезжают из городов на автомобилях.
Машина не все может сделать на поле, но она сокращает количество людей, которые нужны на поле. Крестьяне заменяются сельскохозяйственными рабочими, которые приезжают в деревню на недолгое время.
Будем благодарными собаке, овце, коню, быку. Они недаром занимали место на полях. В степях когда-то ходили дикие овцы; пастух пошел за овцами. Овцы и собака – самые древние слуги человека.
Приход машины на поля неизбежен, но он создает великое переселение народов и новую заботу о земле, которую нужно по-новому холить и удобрять, потому что исконные отношения между травой и животным, которое ее пожирает, возвращая ей в виде навоза удобрение, сейчас порваны и должны быть восстановлены хотя бы частично.
Древний земледелец у нас в России сжигал леса и сеял в золу, потому что он не мог срубить деревья. Иногда лес возвращался обратно. Лес и степь – это тоже сложные взаимоотношения явлений природы и исторических фаз развития человечества.
В Европе и в Америке крестьян стало меньше. Этот процесс необратим, неизбежен, но труден, труден потому, что надо не утратить, а изменить старые навыки; старые отношения человека к земле должны стать новой любовью.
Тот мир, в котором мы живем, мир новый. Если человечество не будет вести себя в нем организованно и будет только сдирать с земли шкуру, оно сможет погибнуть и без атомной бомбы.
Надо сосватать нового человека с землей, без нового развода.
Такыры – глинистые пустыни Средней Азии – следы ошибок человечества, следы неправильных поливок, засолонения почвы. Движение песков, барханы – след неверного хозяйствования. Нельзя сказать даже, что неверного, потому что человечество делало то, что могло, но, вероятно, оно, а не только изменение климата создало Сахару, оно создало песок, движущиеся дюны и растрескавшиеся, как старые, плохо обожженные тарелки такыры.
Песок можно смешать с почвой такыров. Можно и надо восстановить плодородие земли. Надо отвечать за океаны и за внутренние моря, потому что когда мы преграждаем течение рек, то за плотинами ложится на дно водохранилища ил.
Каин должен проинструктировать Авеля – они теперь сговорятся.
Столкновения старого с новым многократны
Мы давняя земледельческая страна. Дмитрий Менделеев, великий наш ученый, на самом перепаде веков писал по материалам переписи 1897 года в книге «К познанию России»:
«Земледельческо-сельскохозяйственная деятельность людей, составляя великий успех начального состояния человеческого общества, при его развитии, определяемом прежде всего умножением народонаселения (см. мои «Заветные мысли»), непременно должна с течением времени падать в своем большом значении не потому только, что на всех земли становится недостаточно и труда на землю становится все меньше надобным, но и потому, что поприще других видов промышленности (горной, ремесленной, фабрично-заводской, торговой, профессиональной, служебной и многих других видов) неограниченно велико для трудового заработка на пользу, спрос и потребу общую, что отвечает (а не противоречит) врожденному людям стремлению к ничем – кроме личной воли или разве увлечений – не ограниченному размножению. Люди понемногу инстинктивно поняли, что для них когда-нибудь придет – через развитие других видов промышленности и городской деятельности – время освобождения от земельной зависимости, неизбежной для животных, как и для растений, что когда-нибудь, помимо этих последних, сумеют и уловить солнечную энергию и получить – на заводах и фабриках – питательные вещества».
Менделеев говорил об освоении наших северных земель, об освоении Приполярья; не зная, шел к новому коллективному хозяйству, потому что был передовым человеком.
Старое безнадежно и беспощадно борется с новым. В неорганизованном новом много элементов разрушенного, но не отмененного.
В Италии, в предгорьях Тосканы, видал я вязы с отрубленными ветками, на них вились виноградные лозы. Это древний римский способ – не надо менять колья. Лоза не была упомянута в римских законах, в них говорилось о деревьях. Виноградная лоза жила на дереве, но еще не была прописана в законах. И там же к весне видал я только частично початые стога сена.
Крестьянство уходит, не дорабатывая своих полей.
Это процесс сложный, бедственный; в город, как мы это видим хотя бы по итальянским лентам, приходят необученные люди, они становятся изгоями города.
Мир в его старом равновесии невозможен. Это выражено и в процессе коллективизации, в замене труда одного крестьянина, одного хозяйства трудом объединенного крестьянства. Это труднейший процесс почти геологических переворотов.
Лев Николаевич Толстой боялся этого процесса, говоря, что, когда изменится крестьянство, когда люди перестанут жить в деревнях, изменятся основы нравственности и задичают люди.
Коллективизация – результат осознанного решения изменить отношения между городом и деревней, введение в деревню трактора. Это не означает, что мы собираемся забыть о корове, о лошади; напрасно Толстой жаловался, что лошадей в городе слишком много. Те лошади нужны были в городе для карет богачей, они ели овес и отнимали хлеб у людей.
Сергей Михайлович, как большой человек великого времени, понимал движение времени и именно потому понимал движение искусства; мыслил в искусстве, изменяя его законы; обогащая формулы мышления, изменяя те структуры, которыми художник должен был выражать новые взаимоотношения.
Иногда ему казалось, что только рабочий может передать поведение рабочего, что нельзя и не надо пытаться «сыграть» крестьянина. Его надо «смонтировать» – собрать из реальных, но выбранных состояний.
Мы, люди начала века – я говорю о людях, которые родились в одном веке и перешли в другой, – люди первых поколений советских граждан, переживали глубочайшие изменения отношений и понимали больше предшественников своих всеобщность изменения отношений и необходимость боли.
Все может быть исправлено и будет исправлено общим знанием и общим подвигом человечества. Вот почему Сергей Михайлович в 1926 году сперва написал статью «Пять эпох», потом начал, уточняя область изменений, работать над сценарием «Генеральная линия».