Голицыны оставались «на Кевроли и на Мезени», ожидая своей участи. 21 апреля 1714 г. архангельский вице-губернатор Алексей Курбатов доносил царю о смерти в Двинском уезде в Волокопенежской волости князя Василия. В последующее время вдова и сын Голицына были возвращены из ссылки.
Среди «студеных» просторов болотистой безлесной тундры, вблизи Шарозера в течение нескольких столетий стоял деревянный острожек. История Пустозерского (в древности Пустоозерского) укрепления не изобиловала крупными военными событиями. Под его стенами ни разу не разыгрывались крупные военные баталии, история острога не знала драматических сцен осады и штурма, но этот центр русского средневековья заслуживает пристального внимания, ибо в истории русского государства занимает свое, особое место.
После разгрома новгородцев в конце XV в. великий князь Московский стал полновластным хозяином огромной и богатой территории севера. Но земли на крайнем северо-востоке были еще не освоены.
На рубеже XV—XVI вв. из Двинской земли на северо-восток ушла в поход московская рать. «Летописец, содержащий в себе Российскую историю», так описывает это событие: в 1499 г. ве¬
ликий князь «... посла рать в Югру лыжную, Устюжан до Вычагжан, Вымич, Сысолян, Двинян, Пинежан, а воеводы были с ними князь Семен Федорович Курбский, да князь Петр Ушатой, да Василей Бражник Иванов сын Гаврилова. Они же ходивше на лыжах пеши зиму всю, да Югорскую землю всю вывоевали и в полон вели» 25. Поход 1499—1501 гг. явился первым крупным военным и экономическим мероприятием московского князя, проведенным им в северо-восточных областях русского государства. Именно в результате этого похода на северо-восток на рубеже XV—XVI вв. и возникает Пустозерский острог.
Первую перепись — «письмо» Пустозерска сделали лишь в 1563—1564 гг. Яким Романов и Никита Пятунин, а в 1574—1575 гг. «дозор» производили писец Василий Третьяков-Дементьев сын Агалин и подьячий Степан Федоров сын Соболев, после чего Пустозерская волость вплоть до 1678—1679 гг. не подвергалась ни «письму», ни «дозору» (в этих годах волость переписывалась под руководством стольника и воеводы Гаврила Тухачевского). Книга «дозора» Агалина хранилась в Пустозерской приказной избе до конца XVII в., в 1670 г. она упоминается в списке «архивных дел», принятых воеводой Григорием Нееловым. Книга этого «дозора» не дожила до наших дней, но именно в ней содержались ценные сведения о Пустозерске второй половины XVI в. В 1669 г. пустозерский воевода Иван Неелов сообщал царю о том, что у него есть книга «письма Василия Огалина да подьячего Степана Федорова 82-го года ветха, а в ней написано волость Пустоозерская да Усцелемская слободка, а острогу и тюрьмы в Пустоозере не было...», т. е. данные последнего в XVI в. «дозора» (1574—1575 гг.) в Пустозерске острога не зафиксировали. Из переписки того же воеводы с царем становится известной точная дата возобновления Пустозерского острога — 1665 г.
Существование укреплений в Пустозерском остроге можно связывать с теми событиями, которые происходили на севере в это время. Иноземные купцы настойчиво желали избавиться от русского посредничества в торговле с северо-восточными районами европейского Севера и Сибирью, установить непосредственные контакты с промысловыми районами.
На протяжении XVII в. при смене пустозерских воевод давался царский «наказ». Новый воевода, вступающий в должность, обязан был у прежнего «взяти острог и острожные ключи, и наряд и в казне зелье и свинец и всякие пушечные запасы», принять документы, хранящиеся в Приказной избе. Особо подчеркивалось жить в мире с «окологородной самоядью»— «держать ласка и береженье, и государеву дань велети с них имати данщикам прямую, а неправд бы им никоторых чинить не велеть». Эта заинтересованность в мирных отношениях с местным населением объясняется главным образом получением регулярной дани «мяхкой рухлядью».
Основная часть царского наказа посвящена той роли Пустозерского острога, которую он должен играть как военный, сторожевой и экономический форпост русского государства: «... кораблям никаким приставать и торговать не давать, и мимо Пустозерской острог на кораблях никаких людей к Сибирской стороне отнюдь никакими мерами не пропускать ...к Пустозерскому острогу приставать ничего для и отошли бы они назад». Под «никакими» торговцами царский наказ имеет в виду иноземных купцов — «а в Пустозерском остроге торговать им не с кем, место пустое, поставленное для опочиву Московского государства торговых людей, которые ходят из Московского государства в Сибирь торговати...» .
Одна из задач Пустозерского острога состояла в том, чтобы противостоять волнениям «немирной самояди», которая ставила под угрозу бесперебойное поступление даннического «мягкого золота». Так, в 1669 г. с Холмогор в Пустозерский острог по указу царя были посланы «500 стрелцов со всем строем, для приходу войною Карачевской самояди и остяков на Пустозерский острог», а пока стрельцы не прибыли, воевода должен был «от воровской самояди жить бережно, ...чтоб их до Пустоозерского острогу не допустить».
Вряд ли в это время Пустозерская крепость была готова к сколько-нибудь существенным военно-оборонительным мероприятиям. Состояние военного снаряжения ее хорошо охарактеризовано по документу 1670 г. По «росписному списку» Пустозерского острога при передаче его воеводой Иваном Савиновичем Нееловым воеводе Григорию Михайловичу Неелову новый воевода получил: «...государев острог и острожные ключи. А в остроге в анбаре 20 государевых пищалей ручных з жагры (ручки) перепорчены и перержавели, к стрельбе не годны, да пищаль з замком, да в осыпном земляном погребе государевы зелейные казны 805 пуд с полупудом пороху, 61 пуд свинцу» 28. В 1680 г. воевода Андреян Хоненев отписывал царю о ветхости в Пустозерском остроге житниц, зелейного погреба и тюрьмы.
Как видно из «рошисного списка», Пустозерокий острог никогда не был вооружен пушечным «нарядом», а располагал только ручным огневым боем — ручными пищалями, которые к этому времени не были годны к стрельбе. Какое-то военное значение острог несомненно продолжал играть и в XVIII в. Так, в 1731 г. «самоеды» с целью «грабежа» с ружьями, пиками и стрелками направились с р. Оби на Печору, в Пустозерский острог.
Остатки пустозерских укреплений, относящихся, по всей видимости, к XVIII в., довольно хорошо просматривались еще во второй половине XIX в. в 2 верстах от с. Пустозерского, вблизи Шароозера и протоки Гнилки на невысоком мысу. С северной и восточной сторон сохранились рвы и валы. По этим данным трудно, однако, представить характер сохранившихся укреплений. Графических материалов по пустозерским укреплениям сохранилось немного: это план Пустозерского острога XVII в., опубликованный Ф. Ласковоким, и план, снятый иностранцем Витсенем (XVI в.) .
В плане острог — почти четырехугольник (северная сторона была немного скошена). По углам ограды стояли четырехугольные башни, пятая четырехугольная башня находилась на северной стороне, обращенной к Пустозерской губе, и была проезжей (остальные глухими). Ограда острога, по подсчету Ф. Ласковского, не превышающая 82 сажени, представляла собой стоячий тын, заостренный в верхней части, так называемый тын «на иглах». Под стенами острога был выкопан ров, окружающий укрепление со всех сторон. Ни система укреплений Пустозерска, ни его вооружение не позволяют считать его способным выдержать скольконибудь серьезную осаду. Существование укреплений в нем носило в определенном смысле политическое значение — единственная «государева крепость» на крайнем северо-востоке Руси.
Ценным документом по истории Пустозерска второй половины XVI в. является «платежница» с недошедшего до нас «дозора» 1574—1575 гг. 30. По этому документу Пустозерск имел 3 церкви «с трапезами» и «на погосте келья» и 9 человек церковных чи-
нов. Всего в Пустозерске было 144 двора с 282 жителями, из них 92 двора со 193 жителями — «дворы оброчные» и 52 двора с 89 жителями — дворы «тяглые беспашные». «Платежница» указывает на некоторый рост Пустозерска по сравнению с переписью 1563—1564 гг.: прибыло 47 дворов с жителями. Однако прибывшие не имели своих промыслов: «а промыслу у них в угодьях