— Он.

— Тот самый, — подтвердил Ахмет. — Ты сапсем уверен?

— Конечно, — еще тише, но твердо ответил Валерка.

— А теперь смотри сюда. — И Ахмет показал другой отпечаток того же сапога, чуть дальше.

Так, не обращая внимания на отпечаток левого сапога, ребята пошли по следу правого, приметного. След привел к кастелянной, где все было утоптано и больше невозможно было разглядеть отпечаток выреза.

— Неужели белье украли?

— Молчи. Пойдем дальше! — И Ахмет направился от кастелянной в ту сторону, где за хоздвором, словно стая огромных белых птиц, трепыхалось развешанное на веревках белье.

Немного отойдя от кастелянной, ребята снова напали на знакомый след. Но теперь Ахмет предупредил друга, чтоб не нагибался над следом, не присматривался, потому что сапоги эти и сейчас еще бродят здесь, совсем недалеко.

Холодный пот выступил на лбу Валерки, он хотел сказать, что, может, лучше сразу сообщить в милицию, а то вдруг этот тип нападет на них. Но не хотелось показываться трусливым, и он молча последовал за храбрым следопытом. Не доходя до развешанного белья, ребята увидели тетю Тасю, их прачку, развешивающую привезенные на тележке от прачечной полотенца. Сама она маленькая, сухонькая женщина, а обута в огромные сапоги, в те самые сапоги, следы которых привели сюда ребят. Тетя Тася не заметила своих преследователей. А те, немного постояв, ушли, боясь даже сильно дышать. Лишь далеко за хоздвором остановились и посмотрели в глаза друг другу, не зная, что и сказать.

— Сначала я, когда увидел след, подумал, что это и есть тот грабитель пчел, — виновато заговорил Ахмет. — Вот и подал сигнал. А теперь думаю, что тут только его сапоги.

— Да-а, поймали вора… — огорченно проговорил Валерка.

— Постой, скоро не торопись.

— А вдруг она купила сапоги на базаре?

— Тогда наше дело сапсем пропал будет! — махнул рукой Ахмет.

— Расскажем Ксанке. Она давно здесь живет, может, что знает про эту тетю Тасю… — сказал Валерий, направляясь к учебному корпусу. — Ну, я побегу, а то Валентина Андреевна будет искать…

На следующее утро Атнер увидел злополучные сапоги на заборе. Тетя Тася повесила их сушиться. Атнер осмотрел их и ахнул. Это оказались их сапоги. Те самые, в которых они бегали в дождь пускать кораблики.

Ребята пошли к тете Тасе узнать, как попали к ней эти сапоги. Тетя Тася ответила:

— Так это ж Саша, ну тот, кого Худорбой дразните, выбросил их на кучу мусора как-то совсем уже ночью, и ведро, которое вы на голову надевали в дождь. Ну, ведро уже не годится. А сапоги я подобрала, смотрю, они еще крепкие, зачем же сжигать.

Атнер понимающе присвистнул:

— Значит, это Худорба и весь скафандр наш выбросил тогда от зависти, что мы переписываемся с девчонками.

— Эх ты, от зависти! Ничего ты не понял, — возразил Валерка. — Ты видел, как пасечники подходят к улью? В сетке! А у Худорбы сетки не было, так он наш скафандр нахлобучил и пошел в гости к пчелам.

— Так это он разорил ульи? — хлопнул себя по колену Ванько.

— А кто же…

Вечером после недолгого допроса Худорба во всем сознался. Оказывается, он решил сделать так, чтобы вся бригада «С. 3.» попала в милицию за воровство меда. Он оделся, как водолаз, натянул рукавицы и пошел на пасеку. Сначала он наклеил флажок на улей, потом полез за медом. Только пчелы не дали ему вытащить ни одной рамки, залезли под рукавицу и искусали руку. Он не знал, что они и в дождь кусаются.

Суд этот происходил при закрытых дверях, без воспитателей. И приговор вынесли на первый взгляд совсем не страшный. Решили бойкотировать Худорбу и подговорить всех воспитанников не разговаривать с ним и вообще не обращать на него внимания. Никакой ему помощи ни в учебе, ни в чем!

Худорба, нахмурившись, молчал. А Ванько сказал, что это — очень легкое наказание.

— Не торопись! Потом посмотришь, это самый тяжкий наказание! — возразил Ахмет, предложивший такую казнь. — Один, сапсем один человек долго не может жить. Волк может один жить. Человек сапсем не может жить один.

Валерка был дежурным по кухне, и вдруг его вызвали к директору. Не чувствуя за собой никакой вины, Валерка все же встревожился. Возле двери кабинета директора он немного постоял, чтобы собраться с духом, но почувствовал, что сердце бьется все тревожней и чаще, постучал в дверь и вошел.

Сергей Георгиевич приветливо кивнул ему в сторону окна. Валерка глянул туда и обомлел. Возле окна сидели двое: его самая любимая вожатая из родного села Таня и отец. Удивило и обрадовало Валерку то, что отец был таким, как много лет назад, когда он не пил и не буянил. Молодой и красивый, в новом костюме, как тогда, когда он за руку привел Валерку в первый класс.

«Пап!» — хотелось громко крикнуть Валерке, как когда-то, и рассказать самую последнюю и самую важную новость. Но на воспоминание о том далеком и добром времени наплыла тяжелая, мрачная туча невеселых воспоминаний. Валерка стих. Молча пожал протянутую руку отца. Потом подошел к Тане. Но и с ней не нашел, о чем говорить.

Гости усадили Валерку между собой на третий стул. И вдруг Таня спросила, глядя на красную повязку на рукаве пиджачка:

— Ты что, дежурный?

— По столовой! — кивнул Валерка, радуясь, что разговор можно начать именно с этого.

— У вас скоро обед? — заметила Таня. — Тогда беги. Корми ребят. А мы тебя подождем…

Облегченно вздохнув, Валерка убежал, хотя директор и разрешал ему остаться, обещая перенести дежурство на другой день.

Валерке нужно было уйти, чтобы собраться с мыслями, подготовиться к разговору…

К гостям он вернулся часа через полтора. Отец и Таня сидели одни в кабинете директора. Против ожидания, отец ничего не говорил о доме, а только расспрашивал о школьных делах.

О доме рассказала Таня, когда Сергей Георгиевич водил гостей по школьному саду. Воспользовавшись тем, что директор и отец Валерки заговорились, Таня шепотом рассказала о событиях дома. Это правда, что отец перестал пить. Но сейчас им самим с матерью негде жить, не то что забрать Валерку. Дом ни разу не ремонтировался и теперь пришел в негодность. Свободного времени у отца теперь много, и он начал строить новый дом. К весне он его поставит и сразу же заберет Валерку.

— Только ты не отказывайся вернуться домой, Валерочка, — горячо шептала Таня. — А то он с горя снова может взяться за старое. Любит он тебя очень, иначе не бросил бы пьянку… Я понимаю, теперь у тебя тут друзья, тебе тут лучше. Но…

— Я бы и сейчас вернулся. С ребятами я все равно теперь на всю жизнь подружился. Окончим школу, вместе учиться пойдем на геологоразведчиков, — тихо отвечал Валерка. — Я очень жалею маму и его… — Он кивнул в сторону отца, стоявшего под яблоней и оживленно говорившего с директором.

— Потерпи до весны. Пусть уж достраивает. Он ведь рубит дом по вечерам, после работы. А затеял большой, крестовый домину. — И, ласково улыбнувшись, Таня похвалила: — Задал ты ему работу.

Однажды утром, когда ребята еще убирали постели, Ксанка вбежала в шестнадцатую комнату.

— Атнер! Мальчишки! — заговорила она, с трудом переводя дыхание. И все оставили свои подушки, одеяла, простыни. — Нужно достать барсука! Жирного, большого, чтоб сала было много! Кто у вас храбрый охотник? — Сказав это, Ксанка пристально посмотрела то одному, то другому в глаза. Она все еще надеялась найти строителя бригантинки. По ее представлению, этот мальчишка должен быть самым храбрым и все уметь делать.

Атнер молча почесал в затылке. Ванько начал взбивать свою подушку. Койка его была уже заправлена. Оставалось положить подушку и повесить на никелированную спинку полотенце. Он всегда раньше всех убирал постель, хотя и был самым медлительным. Вставал он вместе со всеми и без лишних сборов и болтовни начинал заниматься своими делами.

— Ну что, нет охотников? Вы и ружья, наверно, не умеете держать. Эх вы! Пойду к старшеклассникам! — Демонстративно крутнувшись на одной ноге, Ксанка направилась к выходу.