‒ Поверь мне, я знаю, ‒ сказала я, положив брошюру в свою сумку. ‒ Где вы, ребята, берете бумагу для брошюр?

‒ Нехватка бумаги ‒ это ложь, милая, ‒ ответил мужчина с бородой. ‒ Они только пытаются контролировать нас. Разве не всегда было достаточно бумаги для старых добрых американских купюр, а?

Это был тот тип людей, которые думали, что вокруг всё ложь. Лучше, чтобы на моем пути возник хоть кто-нибудь, не знающий, кто я такая.

Мне повезло, и у меня была возможность достать все, кроме фруктов и макарон, и я прошла первый прилавок химических веществ. Я нашла поставщика макарон парой рядов дальше, и он дал мне на пенни (очень много), после того, как я дала купон на мясо по норме и на плитку шоколада. Я торговалась с женщиной, которая продала розы за две шоколадные плитки ‒ это было экстравагантно, но мне хотелось чего-то сладко пахнущего и красочного, после того лета, которое у меня было. Единственное, что осталось ‒ это фрукты. Я начала разочаровываться и думать, что не найду ничего, кроме консервированных фруктов, когда увидела табличку с надписью:

«Цитрусовые у Джейн: апельсины, выращенные прямо здесь, в Манхэттене»

Я подошла к стойке. Апельсины я просто обожала, и они не их тех вещей, которые можно раздобыть в «Свободе».

Мама Вина заметила меня прежде, чем я заметила ее.

‒ Аня Баланчина, ‒ затаив дыхание, сказала она. ‒ Да, я думаю, что это ты. ‒ Это была Джейн Делакруа.

Я сделала шаг назад.

‒ Мне нужно идти, ‒ сказала я. Если ее муж был здесь, то возможно, последует сцена.

‒ Аня, подожди! Чарли здесь нет. Он проводит кампанию в одном из районов. Я не хотела, чтобы все мои летние апельсины пошли в отходы, поэтому я здесь. Мой муж предпочел бы, чтобы меня здесь не было, но я утверждаю, что это прекрасно. Я фермер, а не жена политического деятеля. Кроме того, только реальные люди делают рынок. Мы все пытаемся быть реалистами, разве ты не знала? ‒ Милое лицо Джейн Делакруа несколько постарело с прошлого раза.

‒ Оу, ‒ произнесла я.

‒ Пожалуйста, возьми один. Вин однажды сказал мне, что апельсины тебе нравятся. Кстати, он вернется в любой момент. Он ушел, чтобы наторговать еще мешков. У людей есть собственные сумки, конечно, но апельсинам нужно дышать. Нельзя бросать апельсины куда угодно. Подожди, ‒ велела она.

Вин был здесь? Я оглядела толпу: бесчисленные лица, но ни одно из них не принадлежало ему.

Она протянула мне фрукт, и когда я подошла, чтобы взять его, она взяла мою руку в свою.

‒ Как ты?

Я подумала над этим вопросом.

‒ Счастлива быть свободной, я полагаю.

Джейн Делакруа кивнула.

‒ Да, свобода бесценна. – У матери Вина в глазах стояли слезы. ‒ Возьми два апельсина, пожалуйста. Возьми целый мешок. ‒ Она отпустила мою руку и начала заполнять последний красный сетчатый мешок апельсинами.

Я сказала ей, что я не одобряю этого. Вот такой я была. Времени на обмен эмоциями на рынке не было, а у Джейн Делакруа имелся ценный товар.

Она сунула мне мешок апельсинов.

‒ Я никогда не забуду, что ты спасла жизнь моему сыну. ‒ Она обхватила мое лицо ладонями и поцеловала в обе щеки. ‒ Прошу прощения за все. Я знаю, что ты хорошая девушка.

Через плечо я увидела, что Вин приближался к фруктовому лотку. В руках он держал разноцветные сетчатые мешки. Я сделала глубокий вдох, напоминая себе, что у Вина есть девушка, и это не я.

‒ Мне нужно идти, ‒ произнесла я. ‒ Нужно найти сестру. ‒ Я пробиралась сквозь толпу подальше от Вина.

Я нашла Нетти возле киоска с бумажными книгами, который назывался «451 книга». В отличие от химикатов, макарон или стенда с цитрусами, он был пустым, за исключением Нетти. Она показала мне две книги.

‒ Как ты думаешь, Анни? Какую книгу бы выбрала Имоджен? «Холодный дом» Чарльза Диккенса или «Анну Каренину» Льва Толстого? Одна книга о суде, как я думаю, и другая об истории любви? Я не уверена.

‒ Книгу о суде, ‒ сказала я. Мое сердце билось как сумасшедшее. Я приложила руку к груди, чтобы унять пульс, если это было возможно.

‒ Значит, «Холодный дом», ‒ сказала Нетти, отходя платить за книгу.

‒ Подожди, лучше возьми обе. Одну на каждого из нас. Ты подаришь ей любовную историю. А я – о суде.

Нетти кивнула:

‒ Да, самое то, правда?

Я сделала глубокий вдох и проверила все свои пакеты. Моющее средство есть. Кондиционер есть. Макароны есть. Цветы есть. Термос есть. Апельсины... Бац! Я каким-то образом оставила апельсины на лотке матери Вина. Но ни в коем случае возвращаться за ними не хотелось.

Мы покинули книжный киоск, и несмотря на тот факт, что я была несколько взрослая для этого, я взяла Нетти за руку.

‒ Тебе удалось купить свежие фрукты? ‒ спросила она.

Я сказала ей, что их не было. Похоже, в тот момент я выглядела ужасно, потому что Нетти решила утешить меня.

‒ Все нормально. У нас есть консервированные ананасы. Может быть, даже немного замороженной малины.

Мы практически перешли Юнион-Сквер, когда я почувствовала на своем плече руку.

‒ Ты оставила это, ‒ сказал он. Я повернулась, но уже тогда знала, кто это был. Конечно, это Вин. ‒ Моя мать настояла на том, чтобы я нашел вас...

Что случилось с мамой Вина?

‒ Привет, Нетти, ‒ продолжил Вин.

‒ Привет, Вин, ‒ холодно ответила Нетти. ‒ Больше не носишь шляпы. В них ты мне больше нравился.

Я взяла мешок апельсинов и ничего не сказала.

‒ Я еле догнал вас двоих. Я не такой быстрый, как раньше, ‒ сказал Вин.

‒ Как твоя нога? ‒ спросила я.

Вин улыбнулся.

‒ Все еще чертовски болит. Как провела остаток лета?

Я тоже улыбнулась.

‒ Ужасно. ‒ Я тряхнула головой и разозлилась. ‒ Я слышала, что ты встречаешься с Алисон Вилер.

‒ Да, Аня, это так, ‒ добавил после заминки Вин. ‒ Молва распространяется быстро.

А мое сердце забилось еще быстрее.

‒ Я однажды говорила тебе, что ты забудешь меня скорее, чем ты думаешь, и оказалась права.

‒ Аня... ‒ произнес он.

Я знаю, что сейчас я говорила горько, и какой в этом был смысл? По правде говоря, любую боль, что он мне причинил, я, скорее всего, заслужила. Я сама этого захотела ‒ я оттолкнула такого преданного человека как Вин.

Я сказала ему, что рада за него. Это было не так, но я пыталась выглядеть взрослее (но взрослые ведь о подобном не лгут). Он выглядел так, будто хотел объясниться по поводу Алисон, но я не хотела этого знать. Обычно я хотела знать все обо всех, но в этом случае я была рада остаться в слепом неведении. Вин упростил это для меня, не так ли? Вместо этого я наклонилась, чтобы обнять его так, как представляла себе, в последний раз.

‒ Береги себя, ‒ сказала я. ‒ Скорее всего, мы больше не увидимся.

‒ Нет, ‒ согласился он. ‒ Вероятно, нет.

Думаю, я была сентиментальной. У меня с собой была одна плитка «Особого Темного Баланчина» и я отдала ему. Я взяла с него обещание, что он не покажет его своему отцу. Он взял плитку без слов и шуток об отравлении. Я была благодарна ему за это. Он просто положил плитку в карман и исчез в толпе. Он действительно хромал, и мне пришло в голову, что я была рада, что ему досталась от меня лишь хромота, а не что-то похуже. Он, вероятно, считал себя счастливее, чем Гейбл Арсли.

Нетти и я сели с нашими сумками в автобус.

‒ Почему именно Алисон Вилер? ‒ спросила меня Нетти после нескольких минут в автобусе. ‒ Он любит тебя.

‒ Я порвала с ним, Нетти.

‒ Да, но...

‒ И из-за меня его подстрелили.

‒ Но...

‒ И он, быть может, устал от меня. От нашей семьи. От всех наших проблем. Иногда я сама от себя устаю.

‒ Только не Вин. Нет, ‒ сдавшись, тихим голосом произнесла Нетти. ‒ Это ведь бессмысленно.

Я вздохнула. Нетти думала, как двадцатипятилетняя, но у нее было сердце двенадцатилетней (тринадцатилетней) и это радовало меня.

‒ Я не могу больше думать о нем. Мне нужно найти школу. Мне нужно увидеть кузена Микки. Мне нужно позвонить Юджи Оно. Но сейчас мы поедем на рынок на площади Колумба, ‒ сказала я. ‒ Меня не волнует, что ради этого нам придется перейти парк!