Поиск
Фаина Гримберг
Андрей Иванович не возвращается домой
Жизнь затмевается,
становится тюрьмой;
Всё в этой жизни станет мелкой кутерьмой.
Всё кончилось.
И больше нет для нас пути.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Сначала круглолицый мальчик был.
Но он ушёл однажды,
он уплыл.
На пароходе по реке уплыл.
И больше нет его совсем,
а был.
Потом он молодой красивый был.
Красивый был, светловолосый был —
мы приговариваем со слезами.
Он был красивый, пестроглазый был,
с такими серыми и пёстрыми глазами.
Такой красивый был,
такой любимый был!
Андрей Иванович не возвращается домой.
Все трудные задачки по геометрии Андрей Иванович решал,
Андрей Иванович «Трёх мушкетеров» прочитал.
И вот некому задачки решать,
некому книжки читать.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Повестка Андрею Ивановичу пришла,
повестка мальчику уже пришла.
Его забрали в армию,
отчислили его из института.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Так долго Андрей Иванович в армии служил,
так долго в самой разной армии служил.
Так долго, далеко, всегда пешком ходил.
Пешком ходил и разное оружие носил.
Он в самой разной армии служил,
оружие носил.
И вот теперь Андрей Иванович не возвращается домой.
Уже прошла столетняя война,
и семилетняя прошла война,
и пятилетняя закончилась война;
уже прошла трёхлетняя война.
И началась ещё одна война.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Уже вся артиллерия прошла,
уже бомбардировка вся прошла,
вся дикая дивизия прошла.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Уже монгольские войска прошли
и чёрные знамена пронесли.
Уже все русские войска прошли.
Прошли полки
и пронесли штыки.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Военные проплыли корабли,
по рекам все проплыли корабли.
Шли впереди
норманнские ладьи.
И танки по дорогам шли
в пыли.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Уже строительный открыли институт,
и железнодорожный институт;
ещё какой-нибудь открыли институт.
Хотят его зачислить снова в институт;
всё объясняют,
извиняются,
стипендию дают.
Но нет,
Андрей Иванович не возвращается домой.
Мы ждём его,
уже проходит целый год.
Уже давно закончился поход.
Все возвращаются,
приходят понемногу.
Где мой родной,
мой золотой,
любимый мой?
Мы так стоим и смотрим на дорогу.
Андрей Иванович не возвращается домой.
И целый день мы ждём,
и целый месяц ждём.
Два года ждём,
и много лет мы ждём.
И без платков —
под снегом и дождём,
и без пальто —
под снегом и дождём,
и без плащей —
под снегом и дождём.
Всё время ждём,
его всё время ждём,
И каждый день выходим на дорогу.
Где мой родной,
мой золотой,
любимый мой?
Все возвращаются,
приходят понемногу.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Мы ждём,
всё время ждём.
Мы думаем:
когда же он придёт?
Мы думаем:
когда же он придёт?
И мы не знаем, почему он не идёт.
И мы не знаем, почему он не приходит.
Мы ждём,
всё время ждём.
Мы думаем:
вот-вот произойдёт,
вот что-нибудь вот-вот произойдёт.
Но нет и нет,
оно не происходит.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Мы ждём и ждём,
его всё время ждём.
Надежды никакой не остаётся.
Но всё равно мы ждём
под снегом и дождём.
И наконец-то страшный голос раздаётся
и говорит:
«Не надо больше ждать,
любимый не вернётся.
Всё кончилось.
Не надо больше ждать.
Любимый не вернётся,
не вернётся.»
Андрей Иванович не возвращается домой.
А этот голос дальше говорит:
«Он все свои походы отходил.
Он обессилел, у него не стало больше сил,
всех сил не стало,
ни в душе, ни в теле.
Но разве вы не этого хотели?
Ведь он ругался грубо,
пьяным тоже он бывал.
Он всех захватывал и убивал.
Но как-то незаметно слабым стал,
и сам теперь нуждается в защите.
Идите, если хочется,
ищите.
А лучше не ищите
и не ждите зря.
Всё кончилось.
Любимый не вернётся.
Надежды никакой не остаётся.
Летите,
улетайте за моря.»
Андрей Иванович не возвращается домой.
Но мы,
мы говорим, кричим в ответ:
«Неправда!
Всё неправда.
Он хороший,
добрый,
очень умный был.
Совсем не пил,
Марину Марковну не бил.
Он замкнутый, застенчивый, самолюбивый был.
Талантливый,
такой способный был.
Он всё умел,
ведь он механик был.
Он книжку написал.
Косилку изобрёл,
чтобы траву косить.
И на коленке целый фотоаппарат собрал.
И всё чинил.
А сам такой,
не очень был высок,
и был худой.
И скулы выдавались,
брови нависали, чуть кустились над глазами.
И о голосе моём сказал,
я это помню,
„голосок“.
И вот ещё сказал:
„…вам будет душу греть…“
И вот ещё сказал:
„…я сделаю с любовью…“
Не так уж много доброго мне говорят,
и потому его слова я помню.
Это будет всё в моей душе гореть, гореть.
От самой страшной боли не погаснет,
не прольётся с кровью.
Зачем, зачем Андрей Иванович не возвращается домой?
Зачем не возвращается?
Как солнышко он был,
всё освещал.
Он ясный был,
всё озарял;
и всех, кого любил, он защищал.
И вот он весь в моей душе неопалимый.
Был добрый, ласковый,
„родная“ говорил.
Любимый был!
Он и сейчас любимый.
Обидит, скажет плохо —
всё равно любимый.
Зачем, зачем Андрей Иванович не возвращается домой?»
Тогда опять нам этот голос говорит:
«Но всё равно он больше не придёт.
Он больше не придёт,
теперь он на крутой горе растёт.
Теперь он на большой горе растёт,
он больше не придёт.
Теперь он стал высокий,
он стоит прямой всё лето, осень, зиму и весну.
Теперь он превратился в дерево, в сосну,
в большие ветки превратились руки.
Андрей Иванович больше не придёт.
И это называется в природе и в науке:
круговорот.»
А мы тогда подумали смиренно:
«Что нам делать,
пусть хотя бы так.
Наверное, там под корой древесною стучит сердечко.
Там птицы разные поют на ветках.
Там к нему летят на легких крылышках полезные хорошие
древесные жучки.
Там, высоко, где зелень вся густая,
мы увидим, различим его лучистые глаза,
его зрачки.
Вокруг зрачка — такое золотистое колечко.»
Все мысли прервались.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Пойдём искать его,
пойдём, моя подруга.
Ты теперь моя подруга.
В тоскливом сердце замкнутого круга —
ты моя подруга.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Тогда надели мы железные чулки,
железные надели башмаки.
Так собрались.
И взяли мы из всех вещей ненужных, бесполезных
один мешок с трагической судьбой,
одну тоску для нас двоих.
И каждая из нас взяла с собой
шесть пар ботинок запасных железных.
И мы с Мариной Марковной вдвоём пошли.
На гору на высокую пошли.
Мы перестали обижаться друг на дружку
и пошли.
Оставили обиды и пошли.
Ведь всё равно Андрей Иванович не возвращается домой.
Нет,
вы не знаете, как всё бывает,
нет!
Семь пар железных туфель мы сносили.
Пошли на солнечный, на лунный свет.
Прошли сто лет,
и много сотен лет,
и тысячу прошли, наверно, лет.
Всех спрашивали с плачем,
всех просили.
Андрей Иванович не возвращается домой.
И нам сказали, не вернётся никогда.
И нам сказали, не вернётся никогда.
И нам сказали, не вернётся никогда.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Сказали,
нет нигде такой горы,
а есть беда.
И дерева такого нет нигде,
а есть нужда.
И существует смерть!
И никогда
любимый не вернётся,
не вернётся.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Сказали,
есть беда,
и есть нужда.
И существует смерть.
И больно — ноги.
Сказали,
не вернётся никогда.
Идти, идти —
и умереть в дороге.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Не возвращается.
Но разве мало было нам заботы неизбывной,
чтобы хлеб
и чтобы этот самый кров над головой?
За что,
зачем ещё душе терпеть такие муки?
Идти, идти —
и больше никогда не встретиться с тобой?
Идти, идти —
и умереть в разлуке?
Андрей Иванович не возвращается домой.
Не возвращается.
Нет,
пусть никто о нём не говорит!
Нет, пусть никто о нём не говорит.
Когда о нём хоть кто-то говорит,
чужой
случайно
что-то говорит —
на кровь, на сухожилия —
горсть соли.
Так больно, страшно,
сердце так болит.
Так больно, больно,
так душа болит.
Идти, идти —
и умереть от боли.
Андрей Иванович не возвращается домой.
И мы с Мариной Марковной вдвоём пошли.
Куда — не знали —
наугад пошли.
На гору на высокую пошли.
Но где искать её —
совсем не знали.
Мы просто по дороге шли и шли;
чтоб не было так больно,
шли и шли.
Куда —
не знали сами —
шли и шли.
Ведь всё равно Андрей Иванович не возвращается домой.
И мы на гору на высокую пришли.
К подножию горы высокой мы пришли.
И мы пришли
и встали у подножия горы.
А на горе Андрей Иванович стоит.
Он там растёт,
всей кроною шумит.
Он, превращённый в дерево,
стоит.
Стоит он с незапамятных времён.
Забыл,
не помнит всех своих имён.
Порубленный мечом,
пробитый пулей.
Душа его мертва —
не ожила.
Вокруг него летит одна пчела.
И на плече его —
дуплянка-улей.
Одна пчела летит вокруг него,
а он не видит и не слышит ничего.
И никогда не возвратится он домой.
И мы с Мариной Марковной идём,
мы поднимаемся,
мы вверх идём.
Мы задыхаемся,
идём быстрей.
Верхушка дерева дрожит,
колышется,
как будто дышит.
Мы задыхаемся,
кричим:
— Андрей!
Но нет, напрасно мы кричим ему:
— Андрей!
Зовём:
— Андрей! —
он всё равно не слышит.
И никогда не возвратится он домой.
Навеки в землю тёмную зарыт.
Сказали нам,
убит,
убит,
убит!
Гроб для него поставлен,
дом без окон.
Он в том гробу лежит,
в земле закопан.
И дерево огромное растёт,
стоит.
А нам хотят внушить, что это он и есть.
И думают, что вот она для нас,
благая весть,
чтобы тоску отчаянную нашу навсегда умерить.
Но мы ведь женщины!
И мы не верим в это,
мы не можем в это верить.
Одно большое дерево стоит.
А мальчик под землёю крепко спит.
А мальчик под землёю смертно спит.
Он под землёю непробудно спит.
Андрей Иванович не возвращается домой.
Но, Господи, ведь это же не он!
Не говорите нам, что это он.
Не говорите нам, что есть такой закон,
один для превращений всех закон.
Круговорот —
жизнь движется кругами.
Зачем придумали такой закон?
Зачем придумали плохой закон?
Не говорите нам, что это он.
Ведь это дерево,
ведь это же не он.
Он был живой,
с ногами и руками.
О Господи, ведь это же не он!
И мы напрасно шли.
Андрей Иванович травинкой не взойдёт.
Андрей Иванович цветком не прорастёт.
И птицей он в лесу не запоёт.
Всё это ложь и глупости.
А правда вот:
Андрей Иванович больше не придёт,
моя душа его не узнаёт,
и, значит, он не возвращается домой!
Пусть говорят, что он пройдёт по временам,
пройдёт по самым разным именам.
Пусть говорят «круговорот»,
а нам
такого утешения не надо!
И неужели это всё,
конец?
На той горе, которая
Венец.
И неужели это всё,
конец?
Андрей Иванович не возвращается домой.
Но можно ведь сначала всё начать!
Мы начинаем плакать и кричать.
Зачем, зачем ты умер?
Будь опять!
Зачем тебя убили?
Будь опять!
Так начинаем плакать и кричать.
Напрасно разве мы прошли весь этот страшный путь?
Опять красивым будь,
опять любимым будь.
Ведь не напрасно мы прошли весь этот страшный путь.
Но нет,
Андрей Иванович не видит и не слышит ничего.
И, значит, мы напрасно долго шли издалека.
Мы плачем горько,
наших слёз течёт река.
Мы плачем горестно.
Мы время не вернём и не догоним.
Мы плачем горько,
наших слёз течет река.
Мы понапрасну долго шли издалека.
Всё кончилось.
И мы в реке утонем.
Андрей Иванович не возвращается домой.
А слёзы, как река, текут.
И вдруг течёт вода,
плывёт весна,
и под водой скрывается сосна.
Вода течёт,
течёт,
и прибывает.
Всё потому, что начинается весна.
И под водой скрывается сосна.
И из воды ребёнок выплывает.
Мой маленький, родной,
любимый мой,
пойдём домой,
пойдём со мной домой!
И плачем неизбывными счастливыми слезами.
Он круглолицый, маленький такой;
глядит,
нахмурился;
а вырастет большой,
с такими серыми и пёстрыми глазами.
Он маленький, а вырастет большой;
с ногами и руками,
и с душой.
Он маленький, а вырастет большой.
А мы с Мариной Марковной вдвоём идём.
По очереди на руках его несём.
Тропинки солнечные выбираем.
Закутываем и на солнышке несём,
и чистым полотенцем вытираем.
И вот уже мы все с горы идём.
И он идёт,
и мы его ведём.
Иди, мой золотой,
любимый мой.
Всё кувырком,
и мы остались босиком.
Но это ничего.
Андрей Иванович возвращается домой.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: