Хозяин (встает). Ну хватит; поговорили. (Указывает на дверь.) Ауфвидерзейн.

Гость. Вы что… Почему?

Хозяин. А почему я раб? Нечего, нечего… Освободите помещение.

Гость. Но и я раб…

Хозяин. Это твое личное дело. Закрой дверь с той стороны!

Гость. Мы так мило сидели.

Хозяин. А теперь я один посижу.

Гость. Не прогоняйте меня!..

Хозяин. Ничего себе! Сам только что из номера меня вытурял, а теперь — не прогоняйте.

Гость. Я — вас? Как может быть, как может быть?..

Хозяин. Ты король, этот номер твое королевство, а для меня, получается, здесь места нет. Что ж мы, не соображаем?

Гость. Что вы, что вы!.. Вы не так меня поняли. Я чисто символически. Для вечерней беседы. Мы ведь с вами беседуем вечером. Так же?

Xозяин. Ты не беседуешь, а мелешь языком. Слушать противно.

Гость. Вы правы, я болтун… Червь, старый неудачник. Точно.

Хозяин. Ну вот! Теперь в другую сторону поехали.

Гость. Да, да, да! Всем заметно. И вы заметили. Невооруженным глазом.

Хозяин. Ничего я не заметил. Я только сказал, что говорите вы много.

Гость. Учуяли! От меня на три версты воняет неудачником. Я тухло выгляжу?

Хозяин. Запах я не чувствую.

Гость. А я чувствую! Я отлично слышу, чем от меня пахнет. Чем-то вроде смеси капель датского короля с запахом гнилых цветов. Даже не цветов, а воды, в которой они стояли недели две. Я каждый день тру себя пемзой — не помогает. Пахнет, пахнет! Это идет изнутри. Живот, сердце, мозг источают. Ничего не поделаешь… Собаки чуют лучше всех. Когда я иду по улице, они перебегают на другую сторону. Собаки нападают на удачливых, и те отшвыривают их носком ботинка. А ко мне у них брезгливость. Кусать не хочется. Я несчастный человек. А вы говорите — король…

Хозяин. Это вы говорите.

Гость. Я одинокий человек. У меня нет никого. (Пауза.) Кроме вас.

Хозяин. Меня?!

Гость. Всех, кто поселяется в этом номере. В 343–м. Я прихожу сюда, а вы меня выгоняете.

Хозяин. Да сидите, если нравится…

Гость. Не вы, а другие, которые здесь живут. В 343–м.

Хозяин. Выгоняют?

Гость. Прошлый постоялец в меня пепельницей швырнул. (Берет со стола пепельницу.) Чуть не разбил…

Хозяин. Во люди!.. Жуть.

Гость. Жизнь!..

Пауза.

Xозяин. У меня сын артистов собирает. Ты, говорит, папка, счастливый, что в Москву едешь, там, говорит, артисты по улицам ходят, может, даже с каким-нибудь в трамвае ехать будешь. Приеду, расскажу, одного, мол, художника видел. С глазу на глаз разговаривал. Парню интересно будет.

Гость. Куда мне с артистами тягаться!..

Хозяин. Почему? Ну пусть они знаменитые, зато вы популярный! А что? Картина в гостинице висит! Шутка ли! Мы, конечно, постояльцы, в художестве мало понимаем…

Гость. Почему же, почему! Вы тоже не наговаривайте на себя! Помню, лет восемь назад останавливался здесь один теплотехник. Очень тонко разбирался в живописи. Я говорю так, не потому что он хвалил мою картину. Наоборот! Он мне несколько замечаний сделал. По нюансам. Я потом, когда в гостинице санитарный день был, брал картину домой и дотягивал. Небо прорабатывал, красным немного ударил… А вы говорите, технический человек… Мы до сих пор с ним переписываемся. Он в Николаеве живет. Недавно жена его приезжала. 343–й был занят, так я ее у себя дома поселил. Хотел привести сюда, картину показать, но ей не до этого было. Она днем металлические хлебницы для всех знакомых покупала, а по вечерам их запаковывала. У вас есть жена?

Хозяин. Две.

Гость. Как две?

Хозяин. От одной у меня ребенок, а со второй я живу.

Гость. Сюда не собираются?

Хозяин. Нечего. Пусть дома сидят. Насчет хлебниц я им из Тбилиси привез.

Гость. Может, сапоги нужны финские? У меня в обувном знакомство.

Хозяин. Вот это не надо. Не надо! Знакомства разные, блаты — не надо… Это я не люблю.

Гость. Но я только для вас. Для 343–го…

Хозяин. Не надо, не надо… Я эти все дефициты и видеть не хочу. Так приезжаешь из командировки, ничего не привозишь, и порядок. Не достал сапоги и не достал. В валенках перебьются. Зато деньги целы. Это, я так скажу, наше большое счастье, что в магазинах ничего нет! Во всяком случае, всегда при деньгах. А если эти знакомства, а еще того хуже, изобилие начнется, везде все появится — на хлеб не хватит. Не — е-ет, я люблю жить богато!

Гость (вдруг). Закажите мне картину.

Хозяин. Чего?

Гость. Картину. Портрет ваш. За небольшой гонорар.

Хозяин. Гонорар?! Это деньги, что ли?

Гость. Какие там деньги!.. Вы мне дадите рублей там тридцать…

Хозяин. Тридцать?!

Гость. Двадцать, двадцать… Хватит двадцати.

Хозяин. Сейчас дать?

Гость. Это было бы мило с вашей стороны. А я бы прямо завтра пришел писать картину.

Хозяин. Завтра?

Гость. Сегодня поздно уже… Потом, у меня нет с собой ничего. Ну так как?

Хозяин (встает, идет на Гостя). А правильно тот в тебя пепельницей пульнул.

Гость (в недоумении). Вы что?..

Хозяин. А то, что раскусил я тебя, — вот что. Чтой-то, думаю, он мне целый вечер голову морочит, мозги пудрит, разговоры разговаривает… А все просто. Сначала сапоги финские предлагает, а потом просто деньги требует. Читали про таких в фельетонах… По номерам шастают… Аферист! Спекулянт!

Гость (вскакивает). Да вы что, в самом деле!

Хозяин. Сидеть! Я вот сейчас милицию вызову. Ишь художник! За такие художества ты у меня срок живо схлопочешь.

Гость. Это еще доказать надо! Доказать! Не те времена! Не докажете! А я докажу. Что я художник. Прямо сейчас докажу. (Быстро вынимает из своих широких карманов карандаш, блокнот и начинает, поглядывая на Хозяина, набрасывать его портрет.)

Хозяин. Ну-ка, брось! Не смей! Перестань хулиганить! Слышишь? Я сейчас на помощь крикну.

Гость. Я вас не трогаю. Сижу рисую.

Хозяин. Интересно! Вперся в чужой номер, да еще над хозяином издевается. (Бросается к Гостю.) Отдай карандаш, отдай, слышишь!.. (Вырывает из рук Гостя карандаш, ломает его пополам.) Вот! Рисуй теперь!

Гость невозмутимо вынимает из бокового кармана ручку и продолжает рисовать.

Вот как ты заговорил! Ну держись! (Снова бросается на Гостя, вырывает у него авторучку и каблуком раздавливает ее.) Посмотрим, чем ты теперь порисуешь.

Гость (теперь он взрывается). Жлоб! Тупой жлоб! Ты даже не понимаешь, что художнику, настоящему художнику, не нужны не карандаши, ни кисти.

Хозяин. А чем же ты малевать будешь, чем?

Гость. Пока в моих жилах течет кровь…

Хозяин. Вот — вот — ею и малюй, красненькой.

Гость (вдруг сникнув). Не сейчас… Это я приберегу совсем для другой работы, для моей самой большой работы…

Хозяин. Что ты там нарисуешь?.. В тебе всего один стакан крови.

Гость (горячо). А этого хватит, хватит!.. Не хватит другого.

Хозяин. Чего?

Гость. Времени. Смотрите, вот я стал перед мольбертом, вскрыл вену, хлынула кровь, и мне надо спешить, спешить, чтобы не упасть до конца работы…

Хозяин. Представляю эту картину!

Гость. Нет — нет! Я вам расскажу.

Хозяин. Да я и слушать о такой гадости не желаю!

Гость. Постойте! Погодите! Я вам все простил. Я вас люблю. Только дайте мне рассказать про мою последнюю работу. Я быстро, ведь я вскрыл вену, мне надо спешить. Представьте картину — деревья, небо, тра, ва… На траве стоит мать, к ней бежит ребенок, она раскрыла ему объятья. За деревом спрятался отец, он целится в большую птицу, птица камнем падает на ребенка. Все красное. Жизнь и смерть одного цвета.